Ответ последовал сразу и без промедления:
Чувство долга.
Я удивилась.
Но ты же говорил, что все идет от трех основных стрессов: вины, страха или злобы? При чем здесь долг?
При том. Что такое чувство долга? Это чувство вины: «Если я не схожу в магазин, меня отругают», «если не куплю продуктов, не из чего будет сварить суп», «если не буду хорошо учиться, меня не похвалят» (и, значит, я буду плохой «виноватый»), «если не заработаю больше, не смогу помочь близкому человеку» и так далее и тому подобное до бесконечности. Общий перевод всего: «Я снова буду плохим и виноватым».
Но ведь так и есть?
В том, что он только что перечислил, была не только горечь, но и изрядная доля правды. А как же еще? Мы все кому-то что-то должны. Всегда.
Дина, ошибка заключается в том, что ты делаешь хорошие дела, исходя из чувства вины. Не радость, не свобода воли толкают тебя на совершение хороших поступков, а принуждение. Страх того, что если ты этого всего не сделаешь, будешь виноватой. Понимаешь? Ты твердишь себе: «Я должна, я должна, я должна», хотя на самом деле ты никому ничего не должна это твой выбор делать или не делать.
Но делать в данном случае кажется верным решением. Лучшим.
Да! Но без принуждения, не из страха, что если не сделаешь, тебя не будут любить сама себя не будешь любить, улавливаешь? Думаешь, если ты отпустишь это вечное «должна», то перестанешь вести себя ответственно?
А не перестану?
Нет! Но вместо того, чтобы делать эти вещи из страха, ты начнешь делать ИХ ЖЕ из радости. Чувствуешь разницу? А пока ты руководствуешься не той мотивацией, твое тело страдает. Область позвоночника это область принципов. Грудной отдел чувство вины. Твоя спина ноет из-за твоих же собственных «должна» и не перестанет, пока ты не отпустишь самопринуждение.
А если отпущу?
Для начала отыщи их всех. Найди внутри, осознай. А после прости.
И моя спина перестанет ныть?
Ну, это ты мне об этом и скажешь, не так ли?
Он снова был тем же Дрейком хитрым, чуть надменным, с дьявольским огоньком в глазах и приправой из перца в голосе.
Я записала на листе: «Спина. Грудной отдел. «Должна»».
Я прощу. И расскажу тебе о результатах.
Я буду тут и буду ждать.
Он улыбался.
Я любила его этого мужчину. До бесконечности, которая красовалась в виде символа на подаренном им кольце.
Мы закончили?
На сегодня да.
* * *
В другой раз я с любопытством изучала бы интерьер незнакомого кафе, куда зашла впервые в жизни, но теперь, спустя двадцать пять минут после занятия, мои потерявшие фокус глаза не видели ни стоящую на столе чашку с чаем, ни подставку с веером салфеток, ни ламинированного осеннего предложения «при покупке двух кексов с начинкой, кофе в подарок», ни целующейся у окна парочки.
Погрузившись внутрь себя настолько глубоко, насколько это вообще возможно, я вновь сидела рядом с воображаемой частью себя Динкой двойником и молчала. И она хмурая, недружелюбная и набыченная угрюмо молчала тоже.
А что ты должна и кому? наконец спросила я без предисловий мне хотелось это понять. Нет, не затем, чтобы вылечить спину на данный момент она не болела, но затем, чтобы разобраться в том, оказался ли Дрейк в очередной раз прав.
Кому? И что? повторила я с нажимом.
А ты не знаешь! ответили мне с таким количеством ехидства, что впору было им подавиться.
Не знаю. Ведь никому, ничего?
Ну да, как же
Поясни.
Только не прикидывайся, ладно? мое отражение жгло меня взглядом, а в глазах плескался страх, отчаяние и боль. Неужели это я? Неужели все так плохо? Я должна везде и всем. ВЕЗДЕ! Следить за мамой и ее проблемами чтобы она не болела, чтобы у нее хватало денег, чтобы ничего не случилось. За бабушкой тоже. Должна быть прекрасной ученицей
Ты и так прекрасная ученица
А Тайра? Она видит и понимает больше, у нее врожденные способности видеть, и если я не буду нажимать и подгонять себя, кем я стану через месяц? Кем? В своих собственных глазах?
Я молчала. Да, рядом с Тайрой иногда комплексуешь подруга умела многое из того, чего не умела я.
Я должна быть все время на связи, потому что, если кому-то понадобиться «прыгнуть» Должна беречь силы, постоянно выполнять энергосберегающие практики. Должна уметь держать лицо, должна всех понимать, должна соответствовать Дрейку, потому что он он Великий! Я всегда должна быть лучше всех, чтобы доказать, что достойна быть здесь, в этом мире что я не изгой, не иждивенец, не сраный иммигрант, которого здесь приютили и держат из жалости
Да что ты такое говоришь?
То, что ты на самом деле думаешь!
Я возмутилась, да, но лишь внешне, так как где-то глубоко внутри знала, что она права, я именно так и думала. Хлестала себя невидимой хворостиной, гнала вперед, училась быть лучше, умнее, правильнее, не позволяла себе поблажек, не слушала собственное нытье и теперь воочию увидела ту часть себя, над которой все это время издевалась. Себя саму жалкое зрелище. Согнутая под гнетом спина, опущенные уголки губ, затравленный взгляд, вечный страх «а что, если кто-то будет лучше?» и безнадегу от того, что никогда не смогу свалить с плеч это ярмо, нести мне его и нести до конца жизни.
Ведь я сама это выбрала.
А что, если ты не станешь ничего этого делать?
Не стану? в голосе двойника сквозило откровенное ехидство. И кем я тогда буду? Кем? Безответственным говном? Не человеком, а дерьмом на ножках? Слабаком?
Да, мое отражение слов не выбирало, и от прямоты становилось еще больнее.
Для кого ты им станешь? Никто не посмеет тебя осудить
Да я САМА СЕБЯ ОСУЖУ! САМА! Кем я буду в собственных глазах, если перестану заботиться о матери? Кем, если не смогу помочь отряду в нужный момент? Кем, если опущусь до внешнего вида кухарки, находясь рядом с самым великим человеком этого мира? За что мне останется себя уважать?
Да уважают ведь не за это!
А за что?!
А просто так! За то, что человек просто есть. И любят его тоже просто так за то, что есть.
Ты сама-то в это веришь?
Верю, вдруг неожиданно жестко ответила я. Стань ты самой худшей ученицей этого мира, и я все равно буду тебя любить.
Ну да, как же
И можешь ни разу больше не наложить макияж и не сделать прическу ты не станешь для меня хуже. Я буду. Тебя. Любить.
Да не ври ты мне! взвизгнул образ.
И пусть кто угодно думает, что ты иждивенец, сраный мигрант в этом мире, но я-то знаю, что ты самый лучший человек. ЗНАЮ. Ты в любом мире была бы самой лучшей!
У нее дрожал подбородок. Она не верила мне не могла, боялась. Что это все пустое, что все слова, что стоит попробовать перестать выкладываться, изнашивать себя, как и прежде, на двести процентов, и любовь к самой себе потеряется, исчезнет. Оказывается, это очень страшно бояться, что перестанешь любить себя сам. Едва ли есть что-то страшнее.
Я буду плохая, шептала Динка-двойник, а по ее щекам покатились слезы. Я ведь тогда не буду соответствовать ожиданиям
Давай простим это чувство вины
Я буду плохая, она меня не слышала она боялась до дрожи в конечностях, до паники.
Не будешь. Ты никогда не будешь для меня плохой, слышишь? Даже если вот разом перестанешь делать что-либо хорошее, нужное или важное, если вообще ни разу в жизни никогда никому не поможешь. Я всегда буду любить тебя, понимаешь? Всегда. Я обещаю.
Плохая, плохая, плохая Боюсь Как страшно
Теперь она лежала на полу и дрожала. Корчилась на нем, каталась, дергалась в судорогах, страдала от наличия в себе негативной энергии, а я сидела рядом, гладила ее по спине и как заведенная шептала: «Я прощаю себя. Прощаю себе это огромное чувство вины, которое впитала за годы, которое взрастила до состояния паники, но все это время давила в себе Я прощаю»
Я просила прощения у чувства вины за то, что долго не отпускала его на свободу, когда оно на деле не желало мне зла и явилось лишь для того, чтобы научить меня не быть виноватой. И оно это чувство вины хотело домой, хотело уйти на свободу, я отпускала. Я прощала саму себя, хоть это и было тяжело, за извечное принуждение за то, что все мое хорошее вдруг обернулось плохим, ибо я давным-давно перестала совершать это из радости и превратила все в чувство долга.