Зато почти. Я все продумаю. Посуди сам: что будет делать Джон, когда вдруг получит сообщение о том, что где-то в мире существует его вторая половина?
Жопу порвет для того, чтобы порвать жопу тому, кто подложил записку.
Да не найдет он зацепок! Зато не сможет избавиться от мысли, что хочет на нее посмотреть, я тебе гарантирую.
И что?
Да то! Что ему станет не до отряда, не до тебя, не до вас вообще. Думаю, до приезда Дрейка он вообще думать забудет о половине своих обязанностей.
Ты забываешь, что он представитель Комиссии плевать ему на эмоции.
На эмоции других да, но не на свои собственные. Не верю, что он сможет с ними справиться. Никто не хочет быть один. Никто и никогда. Он пойдет туда узнать, что это за женщина.
В том случае, если она найдется.
Да, если найдется. А если будка не выдаст результатов, то нам вообще не о чем волноваться, так?
Эльконто долго молчал. Я видела, с одной стороны ему не хотелось подставлять меня в этой авантюре оно и понятно мы все-таки друзья, а то и больше, чем друзья. Будь у меня на Уровнях брат, он был бы Дэйном. С другой стороны, весь отряд изрядно устал от пустых, но крайне жестких придирок и тестов Сиблинга, и попытайся мы его отвлечь, тем самым помогли бы не только себе, но и коллегам, а это приятно.
Риск все же существовал, и потому молчание моего собеседника длилось, длилось и длилось. Но я его не торопила пусть примет решением сам. Дэйн парень авантюрный и рисковый, и если уж кто-то и поможет мне, потому как сам же первым изноет от любопытства, то это будет именно он снайпер.
А пока тишина продолжалась, я рассматривала залитый оранжевым светом задний двор идеально ровный газон, аккуратно подстриженные, похожие на шиповник, кусты, подметенные дорожки этот дом любили. Здесь жили, наслаждались, делились друг с другом радостью место излучало тепло.
Наверное, еще совсем чуть-чуть, и вернется Ани мне позарез требовался ответ.
Дэйн, так ты его достанешь или нет?
Тишина.
Дэйн?
Скрип ножек шезлонга под грузным телом.
Дэ-э-э-эй
Кряхтение.
Так мне самой?
И раздраженный голос:
Слушай, Дрейк всегда реагирует на твое вот это протяжное «Дре-е-е-ейк»?
Чаще всего.
«Но не всегда адекватно», я мысленно улыбнулась.
Блин! снайпер подался вперед и нервно причесал ежик светлых волос пятерней. Бл буду, мы сильно вляпаемся, если эта будка выдаст результат.
Может, и не выдаст?
Но если выдаст, мы в заднице.
Не мы, а Джон.
Мы. Ты. Он. Кто-то в заднице окажется точно.
Я покачала головой и усмехнулась.
Не мы, Дэйн. Это будем не мы. Но вот время проведем с пользой и удовольствием.
Он согласился я видела это по азартно блестящим глазам и скривившемуся от того, что именно он собирался мне ответить, рту Эльконто согласился.
* * *
Вечерний сад ласкали сумерки.
Тонул в синеве забор и сочная пока еще зелень, с каждой минутой меняло оттенки живописное, расчерченное кистью невидимого художника фиолетовое небо. На крохотном столике дымился горячий какао в отсутствии Дрейка я любила встречать и провожать это время суток, сидя на балконе второго этажа с пледом на коленях. Плед мне нужен был не для тепла на нем обожали по очереди лежать Смешарики.
Да-да, редкий момент, когда они позволяли себя касаться, гладить, когда тихонько нежились под человеческими пальцами. Сейчас на расчерченном квадратами покрывале их находилось трое остальные отдыхали на специально постеленном Клэр коврике у моих ног; все вместе мы наблюдали закат.
Каждый раз, сидя здесь, я вспоминала одно и то же каково это, быть без них. Жить в тихих комнатах, бродить по лестницам, ни об кого не спотыкаясь, не слышать по утрам пищалку-перебранку от телевизора.
Это случилось два месяца назад они исчезли. Завершили, наконец, начатый ранее процесс превращения принесенного с Архана шара в Портал и ушли в свою «Фуриандию». Не попрощавшись, никого не предупредив, все сразу просто взяли и растворились.
Переживала ли я? Конечно. Но мои переживания терялись на фоне того, что испытывала в те дни Клэр она погасла. Сделалась тихой, молчаливой, непривычно угрюмой. Перестала улыбаться, ее еда потеряла вкус. Но каждый раз она, я знала это совершенно точно, вставала спозаранку, шла на рынок, покупала ягоды, ставила их в холодильник. Они пропадали, а она покупала их снова, они пропадали, она покупала снова бесконечный и бесцельный тусклый круг.
Мы не знали, вернутся ли они. Хотели верить, что да, но так же надеялись, что на своей истинной родине, находясь среди сородичей, наши пушистые друзья обрели счастье. Наши Фурии, наши странные не люди и не животные любимые питомцы
Помнится, этот дом в те дни потерял что-то живое, что-то очень ценное часть того, каким он был. Я все еще любила его всегда любила, но в пустых коридорах чувствовала себя тоскливо. Как будто кто-то умер. В подвал не спускалась вообще, Клэр старалась лишний раз не тревожить, перестала ожидать от нее завтраков, старалась уходить пораньше и оставаться вдали подольше.
Шли дни. Однообразно тянулись недели.
А однажды утром, еще толком не проснувшись, в тот день я ночевала здесь же услышала грохот босых пяток по полу и удивительный почти нечеловеческий радостный визг. Спросонья вывалилась в коридор и увидела престраннейшую картину на кухню из собственной спальни неслась Клэр. Полуголая в одной лишь сорочке, непричесанная, с лихорадочно блестящими глазами, с расческой в одной руке и тюбиком крема в другой А с кухни привычно кричали: «Лэр! Лэ-э-э-р! Ушать!»
Они вернулись.
Так же неожиданно, как и пропали. В том же составе и количестве, радостные и довольные, побывавшие на родной планете Фурии.
Радовались ли мы? Опять же, как и в случае с печалью, на фоне бешеного фейерверка эмоций экономки моя радость казалась детской и незрелой подруга же спозаранку откормила «потеряшек» так плотно, что те превратились в настоящие Сме-шары пузатые, толстые, почти неспособные с пережору дышать. А она Клэр (я уже и забыла это зрелище) светилась от счастья.
Позже я пыталась осторожно расспрашивать пушистиков, каким было их путешествие хорошо ли прошло, понравилось ли, почему вернулись? но в ответ услышала немногое: путешествие понравилось. Хорошо ли было? Хорошо. Почему вернулись? Затосковали. Да, вот так банально. В родном мире их не поняли, уговаривали остаться, но повлиять на окончательное решение не смогли Смешарики пожелали вернуться.
Насовсем?
Угу, ответили мне чинно.
И на душе стало спокойно жизнь вернулась в привычное русло: чавканье у холодильника по утрам, шалости, игры перед телевизором. Превращения, грозящая шваброй Клэр, редкие погромы в комнатах
С тех пор внешне изменилось немногое, но многое изменилось внутри. Внутри нас мы их ценили. Как никогда. Они были странными плохо говорящими, со своей логикой, иногда вредные до невозможности, но они были «нашими». Нашими Смешариками.
И изредка, вот как сегодня, позволяли гладить себя, лежа на мягком пледе, греясь на коленях. Вот так странно.
Хороший день. Насыщенный, но хороший.
Наблюдая за тем, как прячутся в объятьях подступающей ночи последние искорки закатного света, я размышляла о своей спине, о том, будет ли она еще болеть. Интересно, сколько понадобится времени на то, чтобы вылечить ее окончательно? Получилось ли у меня помочь ей этим утром пусть не совсем, но чуть-чуть? Время покажет.
А еще плескалась внутри неуловимая, но ласково щекочущая свобода свобода от слова «надо». От вечного «должна». Оказывается, это прекрасно помнить, что никому я на самом деле ничего не должна. Что о маме я всегда заботилась исключительно потому, что любила ее, что постигать неведомое меня толкала вечная и неутолимая жажда к знанию, а вовсе не желание «не быть» хуже кого-то. Что стать прекрасней, лучше, увереннее в себе меня сподвигал живой перед глазами пример Дрейка, а не страх того, что он Дрейк вдруг уйдет, если я не изменюсь.
Бред. Как часто мы подменяем одно понятие другим и тонем в беспокойстве из-за ерунды. Сначала из-за ерунды, затем из-за настоящих страхов, следом паники. А после страдаем из-за многочисленных болезней, которые сами же в себе и породили.