Олинка охотно принимается пересказывать местные сплетни, из которых я вычленяю крупицы полезной информации.
А Три Главы? спрашиваю, когда Олинка выдыхается и начинает подёргивать волосы парня сильнее, чем следовало бы. Хочется напомнить, думаю, наверное забылась слегка Но как-то не решаюсь, мало ли, что у них за отношения.
Не знаю, сникает Олинка. Они такой тайной окружены, попробуй подступись. Хотя папа обещал, что когда-нибудь и язапинается, обводит языком губы, понимаю, что ступила на скользкую стезю. Чтобы она потом не вспомнила, о чём я интересовалась, тут же перевожу разговор на другое, взглянув на парня у её ног:
Слушай, а бывает, что вольные влюбляются в рабов или рабынь?
Она смотрит на меня таким ошарашенным взглядом, будто я сболтнула несусветную чушь.
Влюбиться в раба? тянет его за волосы, задирая голову и по-хозяйски целуя в губы, замечаю, как вторая рука поглаживает странный пульт на поясе. Такое только жительница Амадеуса могла сказать. Повернись-катянет парня за ошейник, он становится на колени, повернувшись к ней лицом, Олинка ещё раз целует его:
Ты меня любишь, Дэн?
Конечно, госпожа, отзывается тот.
Не верю, капризно произносит Олинка, стремительно теряя мою симпатию.
Несравненная обожаемая госпожа, я люблю вас больше всех на свете, доставлять вам удовольствиесмысл моей жизни
О, как, смеётся Олинка, демонстративно подмигивая. Наталкивается на укоризненный взгляд Корнеля, лицо делается недовольным.
Сядь уже, сообщает рабу, и когда он снова устраивается у её ног, так проводит рукой в драгоценных кольцах по его шее, что мне становится не по себе. Будто сейчас перережет.
Что за глупости, мы же взрослые цивилизованные люди. Я знаю, что к рабам тут относятся как к вещам, ну что поделаешь, статус у них такой, исторически сложившийся. Но ведь это не значит, что они им тут глотки перерезают почём зря?
Антер
Наказан. Колотит дрожь. В небольшом голом каменном помещении больше никогосегодня «повезло» только мне. Через час-два ей надоест, вылечит мою спину и снова вызовет. Как же меня от неё тошнит.
На этот раз она про меня не забывает. Изредка балуется кнопками, передающими через пульт сигналы боли в мой чип, так что через час я уже взмокший, дрожащий и согласный на что угодно, лишь бы прекратить пытку.
Как и сотни раз до того. Клянусь себе больше не перечить И мечтаю о том, что получится сбежать.
Но это всё же Тарин. Тогда хотя бы умереть.
Выхожу из медкабины. Точнее, вылезаюона ждёт, и не приведите боги при ней подняться на ноги. Я не поднимаюсь, только не нужно больше боли, пожалуйста Лучше уж обратно на астероид! Там было во сто крат тяжелее, но надсмотрщики плетями били изредка, чтобы подстегнуть, да не лишить работоспособности. А страшные кнопкитолько в случае побега. И дёрнул же меня демон попытаться сбежать на почтовике. И ведь почти сбежал, почти вышел из радиуса действия пульта. Почти не поймали, усмехаюсь горько. Если бы знал, куда потом попаду, лучше бы и не дёргался.
Амира подходит, тошнотворный запах её духов и каких-то втираний, её тела, отвратительная, въевшаяся навсегда вонь, чёрт, кажется, сейчас меня стошнит Видеть не могу её ноги.
Позывы почти невыносимы, может, специально с утра в еду подсунула чего? А что, хорошее развлечение. Хотя, наверное, тогда поостереглась бы подходить сама.
Судорожно дёргаюсь, отворачиваюсь, желудок поджимается к горлу и меня выворачивает прямо на ковёр. Амира с визгом отскакивает, лупит меня забрызганными ногами:
Ты что себе позволяешь, раб?!
Простите, госпожа, наверное, съел что-то не то
Ты хочешь сказать, что я плохо вас кормлю?!
Что вы, госпожа, вы лучшая хозяйка из всех, что у меня быликажется, лицо сводит судорогой, тварь ты, лучшая. К зубам снова приливает, сцепив их пытаюсь ещё что-то добавить.
Чего мямлишь? сердито. Убрал за собой и марш обратно в кабину! Вылезешья с тобой разберусь.
Запускаю уборщика, с этой станется спохватиться и заставить меня убирать руками, но она отвлеклась на новенького, что-то ему внушает. Кажись, идут отмывать её ноженьки. Голова кружится, ничего не соображаю, снова лезу в кабину.
Когда вылезаю обратноуже не тошнит, но хочется упасть. Кабина сообщает, что мне необходим какой-то препарат, которые закончились, требуется дозаправка, но хозяйка не собирается изводить их на меня, считает, обойдусь. Стараюсь не шататься, она сидит в кресле, новый массирует её ноги. Хозяйка кривится на моё приближение:
Ну, покажи мне, на что ты сейчас способен
А на что я, по-твоему, могу быть способен?!
Что-то в последнее время на тебя слишком много таблеток уходит, заявляет, дорого обходишься.
Стою на коленях, соглашаюсь, извиняюсь, говорю такое, о чём вспоминать потом тошно, с отвращением думаю о таблетке, которая заливает сознание, вызывает тошнотворное, постылое возбуждение, после чего приходится приближаться к этому жирному дряблому телу, и никуда не деться от вони, и невозможно отмыться А потом лежишь на своём матрасе, молча скулишь, закусывая угол подушки, ненавидишь себя и презираешь, и не чувствуешь ни мужчиной, ни просто человекомвещью, бесправным рабом, который нужен единственно для того, чтобы исполнять любые прихоти хозяев, и со стыдом понимаешь, что будешь их исполнять, потому что одного нажатия на кнопку достаточно, чтобы забыть о том, что такое гордость, достоинство, свои желания
Но нет, у неё уже есть новая игрушка, а я слишком дорого обхожусь. По-хозяйски разочарованно ощупывает меня, умоляю себя хоть разок, ну пожалуйста, представь себе другую, красивую, ласковую, добрую а такие разве бывают? Ну представь сексуальную, молодую, стройную Не хочу никакую, не могу, сейчас снова тошнить начнёт.
Да, разочарованно, пора продавать, совсем от тебя ничего не осталось. А такой молоденький, такой хорошенький, я прямо нарадоваться не могла, какой мужчина попался. Думала, как обучу тебядолго замены не захочу.
Молчу. Отпусти. Я посплю немного, соберусь с силами Может быть
Наказание! сообщает радостно. Кажется, всхлипываю, начинаю умолять, Кнат смеётся, урод, подожди, и до тебя дойдёт. Она довольнане то слово. Демон, заткнись Затыкаюсь: бесполезно. Закусываю губу.
Ну что же ты, говорит, мне понравилось, можешь продолжать.
Прекраснейшая госпожа отменит наказание?
Продолжай, там посмотрим.
Продолжаю. А вдруг отменит. Ненавижу себя, противен себе, знаю, что не отменит, получит удовольствие и сделает по-своему. Убей ты меня уже.
Кольца, сообщает счастливо. Лицом.
Поднимаюсь после третьего разрешения, бьёт дрожь, лицомзначит, что-то изощрённое придумала, берусь, она заставляет Кната закрепить плотно руки и ноги, боже, что меня ждёт.
Убей меня, госпожане выдерживаю, скалится:
Нет, так не интересно, бесценный. Мы сейчас послание следующему владельцу напишем.
Берёт жуткого вида прибор, смахивающий на смесь паяльника и острого пера. Это то, что я думаю? Господи, сдохнуть бы поскорее! Кладёт мягкую подушку, садится на неё передо мной, подключает инструмент к питанию, достаёт чёрный порошок, макает в него инструмент, подносит к животу. Сначала процарапывает пером, потом прижигает порошок, эту дрянь просто так не срежешь и не сведёшь, наслышан
Кричи, милостиво, даже, я бы сказал, с желанием услышать Не дождёшься. Прокусываю губу, по ногам и подбородку льётся кровь, воздух наполнен запахом горелой плоти. Кнат уже не смеётся. Амира долго, долго пишет что-то внизу живота, два слова, длинных, крупных, неровными буквами, сама, не останавливаясь.
Дёргаюсь, руки выворачиваются в плечевых суставах, ноги сводит судорогами, прорезает, прижигает, и снова
Не выдерживаю.
Кричу.
Глава вторая
Тамалия
Две недели промчались почти незаметно. Реабилитационные занятия, пара выходов в свет, собираю информацию, пытаюсь составить иерархическую схему такой, какая она внутри, а не на поверхности. Скоро должна быть первая встреча со связным, хоть бы Лерку прислали, душу отвести!
Сижу в гостиной за преобразованным столомнужно срочно заняться кабинетом, да всё не до того, жизнь никак не устаканится. Включила сетевик, записываю то, что вспоминаю, под именами в схеме. Пишу шифрами, не приведите боги попадётся кому.