Смотреть на нее.
Адская смесь желания и ревности взорвала его мозг. Джонатан вцепился в подлокотники и тяжело задышал, будто пробежал марафон. Он, не отрываясь, смотрел на девушку, которая не только погрузилась в собственную реальность, но сумела утянуть туда перевозбужденных самцов.
Он думал, что знает, как эта заноза танцует, как может двигаться. Но нет, он ничего не знал.
Воображение, подстегнутое алкоголем и обстановкой, дорисовывало картинку.
Вот она скачет на лошади, сжимая бедра. Падает в чьи-то объятия. Откидывается назад, позволяет себя ласкать, задирает ногу так, что становится видно сокровенное место, едва прикрытое блестящей полоской. Долго и со вкусом проводит по внутренней стороне бедра, отчего из его горла вырвался рык. Потом позволяет очередному фантому закружить себя, сорвать шлем, чтобы каштановая блестящая волна окутала её до талии. Она играет волосами, ласкает ими себя и воздух; и даже тот раскаляется.
Девушка встала на мостик, выгнулась, беззащитно раскинув ноги. Будто впитала почти осязаемые волны желания и тестостерона, разливающиеся вокруг. На мгновение захотелось осмотреться, запомнить все эти лица, что пялятся на Кьяру - его Кьяру - чтобы потом жестоко отомстить, но он не мог оторваться от сцены. Внимал каждой клеточкой то, что видел: её движения, изящные руки, с такой силой повелевающие шестом, что становилось страшно; волосы, ураганом взметнувшиеся за спиной; аккуратную, высокую грудь, жаждущую ласки. А хуже всего было то, что мужчина уже знал, как пахло её разгоряченное тело; понимал, что сейчас по её чуть блестящей коже стекает в ложбинку между грудей капля пота; мысленно слышал, как прерывисто она дышит. Твою мать, еще несколько часов назад Кьяра дышала так рядом с ним!
Он смотрел и не мог насмотреться. Или сделать что-либо еще.
Какой-то слизняк, забывший правила, полез своей гребаной пятерней в сторону девушки - его тут же вывели; Джонатан понимал, что это случиться и с ним, пусть он хотел всего лишь спрятать это сокровище от алчущих взглядов.
Хотя о чем это он?
Конечно, он хотел не только этого. Ему надо было самому спрятаться в девушке. Раствориться полностью. Зарыться лицом в роскошную гриву. Расплющить призывно торчащие соски, заметные сквозь ткань.
Ритм изменился.
Теперь к нему добавились протяжные, длинные ноты. Кьяра начала двигаться медленнее, она будто готовила себя к чему-то. Призывно крутила бедрами, прогибалась в пояснице. Ласкала себя, черт возьми. Она закусила губу и закрыла глаза. Её руки прошлись по груди и потянулись к завязкам.
Джонатан окаменел.
Блять, только не снимай! Но девушка не вняла его мысленному призыву.
С легкостью отбросила лифчик и показалась во всей красе.
На её сосках были какие-то блестящие нашлепки, от которых кругами расходились все те же узоры из хны, но это было ложное прикрытие - вся эта дребедень только подчеркивала совершенную форму.
Джонатан стиснул зубы и застонал от сильной боли в паху. Казалось, если прикоснется к себе хоть раз, даже случайно, то просто взорвется.
По-хорошему, стоило уйти, но оставить здесь Кьяру одну?
Нет, он не мог.
- Горячая малышка, - неожиданно сказал рядом с ним Кристиан. - Давно её не было.
- Что ты имеешь в виду? - мужчина продолжал смотреть на сцену, но информация оказалась настолько важной, что он готов был её услышать.
- Какое-то время назад она танцевала здесь довольно часто, а потом исчезла.
Джонатан удивленно моргнул. Какого хрена? Значит, этот выход не случайность, не проигранный кому-то спор, как он, было, подумал. Кьяра и стриптиз-клуб? Да ей ведь еще двадцати не было!
Он нахмурился.
Вдруг девочка попала в неприятности, а он сидит тут и спокойно смотрит? Вдруг она находится под воздействием и
В этот момент музыка снова сменилась на тягучий и, в то же время, энергичный ритм, так и навевающий мысли о сексе и он понял, что никто её не заставлял.
Кьяра изгибалась в немыслимых позах, раскручивалась на шесте и будто отдавалась невидимке. Не вульгарно, не грязно, а настолько чувственно и ярко, что её невозможно было даже обвинить в каких-то пороках. И она точно получала от этого удовольствие.
Кого она представляла в своих мыслях? Самое пакостное, что Джонатан мечтал о том, чтобы она думала о нем. Чтобы только его она оседлала в своей голове; только по его груди проводила руками, брала в рот его член и кончала только с ним.
Кьяра танцевала все энергичнее. Дьявол. Да она просто трахалась с этим шестом! Он понимал, что если не перестанет смотреть, то может разрядиться прямо здесь. Каждое движение отдавалось дрожью, прокатывалось волной по мышцам, поднимало на шее сзади волоски. Джонатан не выдержал, дернулся в сторону сцены и был остановлен удивленным возгласом Криса.
Он заставил себя снова сесть в кресло. И досмотреть шоу до конца, до самого пика, хотя уже практически ненавидел девушку за то, что она сделала.
Сделала с ним.
Последние аккорды, восхищенный вздох и вот она, наконец, уходит со сцены. Джонатан посидел немного и, не обращая внимания на говорившего что-то друга, вышел из комнаты, пошатываясь.
Он вернулся в грохот клуба, к барной стойке и заказал двойной виски.
Кьяра
Когда я только приехала в Нью-Йорк, череда случайностей занесла меня на вечеринку в «Колизей». Я была совершенно очарована безбашенной и страстной атмосферой клуба решила, что мне просто обязательно надо танцевать в нем. И на следующий день стояла перед кабинетом хозяина.
Марко - огромный и ширококостный выходец из Италии, разбогатевший на удачных спекуляциях, явно нашел себя в этом бизнесе. Он сумел создать особую атмосферу и условия работы, потому к нему и были очереди - как посетителей, так и желающих подзаработать.
Узнав, что мне всего девятнадцать и я никогда не танцевала стриптиз - только овладела в совершенстве пилоном - он выставил меня за дверь. Но я предложила сделку. Спор. Сумею понравится - возбудить, если уж честно - за один танец, то он меня берёт и не спрашивает больше про документы.
Я хмыкнула, вспоминая, как было сложно в первый раз. Даже страшно. Немного стыдно. Но я справилась - и осталась здесь на несколько месяцев. За это время мы с Марко стали почти друзьями - его приводило в восторг мое отношение к танцу, мне же нравилось, как он заботится о своей большой «семье», работающей в клубе.
Интуиция, приведшая меня к его кабинету, не подвела. Это место раскрыло мои способности, те грани, что были связаны до этого условностями. Подняло чувственность и ощущение собственного тела на небывалую высоту.
Может покажется странным, что я, при таких потребностях, не заводила отношений. Но у меня всегда на первом месте был танец. И именно через танец я впитывала физическую и сексуальную энергию, разливающуюся вокруг. С каждым выходом на сцену у меня ломался еще один, невидимый барьер; я становилась свободнее. И когда поняла, что ни одного барьера не осталось - ушла.
Джонатан, выбравший джаз-модерн для «Свободы», ошибался.
Стриптиз был намного точнее.
И я покажу это позже. Отдельными элементами, конечно - вряд ли академия позволит мне скакать по сцене голой.
Сегодняшний выход точно был последним. И потому я ловила нереальный кайф, позволив себе быть неудержимой.
В блеске софитов, чувствуя жадные взоры, направленные на меня, ощущала себя первобытной женщиной, переполненной неукротимым желанием. Я играла, дразнила, распаляла; чувствовала, как музыка ласкала обнаженную кожу, каждый изгиб тела, которое само вплеталось в сладострастный ритм.
Меня вели древние инстинкты: раствориться в танце и отдаться ему, как мужчине. Почувствовать страсть, восхищение окружающих, нечто звериное, что хочет выпрыгнуть на сцену, сорвать с меня трусики и бросить на кровать.
Я не видела посетителей, лишь чувствовала волны нетерпения и похоти, направленные на меня. Питалась ими, ни на секунду не забывая о том, что истинный партнер уже со мной на сцене.
Танец.
Лишь один раз я запнулась, почувствовав чей-то особый зов, наполнивший пространство, но это ощущение быстро ушло, когда я погрузилась в собственные переживания.
Почти с облегчением я избавлялась от одежды, не желая преград между кожей и воздухом, ластящимся к телу; с восторгом принимала собственную силу и, достигнув вершины наслаждения, - не физического, а энергетического - опустошенная ушла со сцены.
Переодевшись после душа я вышла из гримерной и попала в медвежьи объятия Марко.
- Спасибо, громила, - звонко чмокнула его в щеку.
- Кьяра, это было нечто! - итальянец как всегда вопил и бурно жестикулировал; по-другому он не умел. - Ты должна вернуться ко мне.
Я покачала головой:
- Я уезжаю из Нью-Йорка.
- Надолго?
- Боюсь, что навсегда.
- Проблемы? Могу я чем-то помочь?- когда надо, Марко становился серьезным.
- Ты уже помог, поверь мне, - я улыбнулась. - Спасибо тебе. А сейчас пропусти - я желаю пить и веселиться!
Пробралась к барной стойке и махнула рукой знакомому бармену. Через минуту передо мной стояла «Голубая Маргарита». Я не боялась быть узнанной - только не в обычном платье на бретельках и с волосами, забранными в высокий хвост. Потому подпрыгнула, услышав знакомый голос, раздавшийся у моего уха:
- Если я не ошибаюсь, тебе еще нет двадцати одного.
- Решил вызвать полицию нравов? - я обернулась и, сощурившись, посмотрела на Джонатана. Тот почему-то был зол.
- Если и вызывать её, то точно не из-за алкоголя.
Зол? Я была не права. Он был просто в бешенстве! Вот только с чего? Разве что
Черт. Я, кажется, поняла, кому принадлежал тот зов. Значит, он видел. Осторожно поставила бокал на стойку и внимательно посмотрела на хореографа:
- Почему это тебя так взволновало?
- А ты не понимаешь? - вскипел мужчина. - Ты там голая танцевала перед всеми этими незнакомыми мужиками! Ты не можешь, ведь ты Черт.
- Вот именно, - я чуть улыбнулась.
- Я не имею права тебе выговаривать, - Джонатан вздохнул. - Просто ты мне казалась.
Он явно пытался подобрать слова.
- Невинной? - я уже откровенно веселилась. Может, это идиотизм, но я была в полном восторге от того, что он видел, как я танцую.
- Что-то вроде тогоТы зарабатываешь этим? - спросил он с надеждой.
- А что если нет? Что если - я закусила губу, собираясь сказать что-нибудь приемлемое, но вместо этого выдала правду, - я получаю наслаждение, чувствуя вожделение окружающих, погружаясь в танец, погружая танец в себя.
В глазах Джонатана всколыхнулось пламя, отозвавшееся тянущей болью у меня между ног. Я говорила про опустошение и удовлетворенность? Похоже, придется об этом забыть, потому что рядом с Джонатаном только одно могло меня удовлетворить. В этот момент меня толкнули, и я оказалась прижатой к мощному торсу, полностью защищенной его руками, обжегшими обнаженные плечи. Мужчина судорожно вздохнул и я услышала, даже сквозь грохот музыки, как быстро забилось его сердце.
Попыталась отстраниться, но он не дал, будто не в силах больше соблюдать приличия. Напротив, вдавил в себя, стремясь поглотить полностью. Ох Джонатан, что же ты делаешь
Я осторожно провела руками по его спине, чувствуя, как вздуваются мышцы, как пробегает по всему телу дрожь, и уже не осознавая себя, сжала ладонями упругие ягодицы.
Джонатан изумленно выругался.
От совершенно невыносимого желания соединиться с этим мужчиной я потеряла голову.
Сейчас или никогда.
Взяла его за руку и потащила мимо танцпола в боковой коридор за декорациями, по которому никто не ходил в это время - он вел в технические помещения. Большего приглашения Джонатану не потребовалось. С полустоном-полурыком он бросил меня на стену, прижал всем телом и впился в рот с жадностью, которая уничтожила остатки моего самообладания.
Наш первый поцелуй был похож на изнасилование. Правда, непонятно, кто из нас должен был получить звание самого голодного маньяка года.
Я не фантазировала про поцелуй между собой и этим мужчиной, но действительность, в любом случае, оказалась шокирующей.
Возбуждающей. Крышесносящей.
Девчонки говорили, что по поцелую можно понять, как мужчина будет вести себя в постели - будет ли он вялым и робким, или настойчивым и агрессивным.
Джонатан действовал, как локомотив. Непреодолимо. Властно. И, в то же время, с пьянящей осторожностью и каплями нежности, позволяя моему любопытству распробовать его вкус, упругость губ. Он брал. Давал. Сводил с ума своим языком, который вонзался в мой рот в том же ритме, в котором двигались его бедра - с тем же напором. Теперь я точно знала, каким он будет, когда войдет в меня.
Простонала в его губы и вцепилась пальцами в темные пряди, которые так давно хотела потрогать. Пила его дыхание, царапала шею, сжимала плечи, утопая в непрекращающемся поцелуе. Никогда не испытывала ничего подобного. Мне стало окончательно плевать, где мы, что мы и что будет потом. Имели значение только эти губы и руки.
Он хаотично гладил меня по спине, потом просунул руки под ягодицы, приподнимая и еще сильнее пригвождая к стене, компенсируя тем самым большую разницу в росте. Теперь его внушительная выпуклость упиралась в мои бедра, и я снова застонала, ощущая желание мужчины так же, как свое.
Соски заныли, напрашиваясь на ласку.
Джонатан будто понял. Он оторвался от меня, хрипло прошептал мое имя, и, чуть отстранившись, принялся покрывать поцелуями лицо и шею, не выпуская попку из своих рук, наоборот, приподнял еще больше, чтобы ему было удобнее облизывать грудь.
Он прикусил соски сквозь ткань платья, и я вскрикнула от ярких ощущений. Джонатан опустил меня на пол, дав свободу рукам, и резким движением сдернул платье с груди. Он впивался ртом попеременно в острые бусины, посасывая и кусая их, а его руки тем временем гладили мои ноги, забрались под юбку, сжали нежную кожу бедер и добрались, наконец, до тонкой ткани шелковых трусиков, которая уже стала влажной.
Я попыталась прижаться к его ладони еще сильнее.
Краем сознания отметила, что кто-то прошел мимо нашего не такого уж уединенного коридора. Раздался громкий смех, не имеющий к нам отношения - темнота надежно скрывала нас - но этого оказалось достаточно, чтобы Джонатан замер и выругался, осознав, где находится. Он развернул меня, прикрывая собой и хрипло прошептал:
- Мы не можем - хотя то, чем он прижимался ко мне, говорило, что очень даже можем.
- Почему? - я не узнала свой голос. Видят звезды, я никогда не испытывала таких ощущений. Я качнула бедрами, напрашиваясь на дальнейшие действия.