Ирина ФуллерЭксплетыЛебединая башня
Пролог
Двери закрылись наглухо, так, что в комнату из коридора не доносилось ни единого звука. Это к лучшему: ребенок мог проснуться от громкого голоса отца, от всхлипов матери, от увещевающих слов десятка мужчин и женщин. Долг и тщеславие закрыли эти двери, и открыть их могло лишь преступление. Этого не должно было случиться.
Младенец остался один.
IЧерная башня
«Крепость Орделион была построена как оплот возникшей династии Доминасолис на берегу полноводного Рейнфло, в самом сердце Ордора. Ее крепкие каменные стены ни разу не осквернила кровь врага, ибо власть монархов была крепче и вернее любой башни Орделиона. Лишь однажды за пять веков положение Короля пошатнулось, когда Урдрик Ужасный в 322 г. династии Доминасолис отверг право Совета Городов на вето и едва не развязал междоусобную войну. Урдрик трагически погиб во время обхода крепости, упав с Черной башни, после чего власть перешла его брату Вейду и порядок в Ордоре был восстановлен».
Пожелтевшие от времени страницы, на которых сухо описывались мрачные события давних лет, затрепетали в бледных худых пальцах Омарейл. Она отложила в сторону старый учебник истории и обошла массивный письменный стол, чтобы еще раз взглянуть на план Орделиона. Уже в который раз изучив путь от Часовой башни к Черной, она притянула к себе другой увесистый том, открытый примерно на середине, и впилась взглядом в текст.
«после чего цареубийцы покинули замок, оставшись незамеченными для стражи. Королевская стража не была предана Урдрику, но именно в Орделионе были поставлены люди, которым Король доверял больше, чем кому-либо. Дарион по-прежнему оставался при Урдрике и лично отбирал стражников в замок. Я уверен, насколько может быть уверен человек, когда дело касается чужой души, что Дарион был по-настоящему предан Урдрику. Ходят слухи, что их связывали кровные узы, но у меня нет никаких тому подтверждений»
Омарейл раздраженно пробежалась взглядом по строчкам, где старый летописец рассказывал об отношениях Урдрика с его ближайшим кругом, и ткнула пальцем в абзац, в котором говорилось о побеге цареубийц из-под носа у стражи. Здесь она снова начала вчитываться в каждое слово.
«Стража стояла на входе и выходе Последней стены, на площадках каждой башни, Северные Ворота были заперты, а на Часовой башне над ними всегда дежурили лучшие солдаты. С моря Орделион охраняли три небольших судна. Поэтому нам и по сей день неизвестно, как преступники смогли проникнуть на площадку Черной башни, убить четырех стражников и Короля, а затем исчезнуть незамеченными. Но вот что мне известно: в деле был замешан и Вейд. Последний все детство провел в замке и знает, должно быть, все его тайные ходы. Так, полагаю, убийцы и проникли в крепость».
Омарейл снова вернулась к изучению плана Орделиона. Где-то здесь, в Черной башне, должен был быть секретный ход, по которому можно тайно пробраться в крепость и так же тайно покинуть ее.
Еще три месяца назад она перерисовала все лестницы и площадки Черной башни на большой лист, чтобы дотошно измерить каждый поворот, каждый угол, каждую стену и выяснить, где прятался этот потайной ход. Но, увы, обычный план не раскрывал секретов.
Оставался один путьполучить самые ранние чертежи Орделиона, Первейший План, созданный еще до строительства. Тот содержал схему всех тайных лестниц, туннелей и ходов, но охранялся настолько надежно, что даже сам Король не мог ознакомиться с чертежами, не уведомив о том начальника королевской стражи. И пока что Омарейл в допуске к ним отказали.
Однако и летопись Доминасолис, книгу, в которую методично записывали все тщательно охраняемые тайны династии, ей дали не сразу. Омарейл не один день упрашивала мать принести ей том хотя бы на несколько дней. Если кто-то и мог смягчиться, так это она. Омарейл получила летопись на четверо суток, и за это время переписала ее всю. На исходе четвертого дня руки ее едва слушались, глаза болели, а сама рукопись заняла все страницы сборника сказаний и легенд Ордора: чтобы не вызывать подозрений заказом такого количество тетрадей, она взяла самый увесистый альманах в своей библиотеке и писала прямо поверх порядком выцветшего текста.
Раздалась мелодичная трельзвонок оповещал о том, что подали завтрак. Омарейл прошла через гостиную к изящной двери с цветочным орнаментом из малахита и яшмы, открыла ее и оказалась в передней комнате. Там на столике стоял поднос, накрытый серебряным куполом. Поворот рычагаи столик, негромко позвякивая приборами, проехал по рельсе в гостиную и остановился у обитой изумрудным бархатом кушетки. Хозяйка комнат тоскливо взглянула на высокие дубовые двери, за которые не выходила ни разу за свои двадцать два года, и отправилась завтракать.
Она мало внимания уделяла тому, что ела. Ее мысли были заняты устройством города. Она представляла себе сердце Астрара, просторную Площадь Салкан, что лежала за Северными воротами. Ее воображение живо рисовало залитые светом проспекты, разъезжающие по ним омнибусы и конные трамваи, торговые лавки с немыслимыми товарами и куда-то спешащих людей. Последних ее мысленный взор рисовал хуже всего: это были лишь бесформенные пятна, одетые в самые разные наряды. Она никогда не видела живого человека; только собственное отражение в большом зеркале, да тайком добытые журналы и фотографии давали ей представление о том, как выглядели люди. И еще, разумеется, несколько портретов, что висели в ее комнатах, но те были лишь бледной тенью реальных личностей.
Покончив с завтраком, Омарейл произнесла в бронзовый громкоговоритель:
Стража, я приступила к занятиям. Прошу меня не беспокоить.
Давно уже не было необходимости говорить об этом: за последние два года все обитатели замка привыкли к тому, что вплоть до обедав два часаОмарейл уединялась в своих покоях и никого не принимала. Она последовательно приучала к этому все свое окружение.
Омарейл подошла к большому портрету на стене. Его Величество Король Ордора и Старший Патер Астрара Горг Златовласый смотрел на нее с укором. Омарейл впервые заметила, что взгляд деда был осуждающим и строгим, еще в шестилетнем возрасте. Тогда она решила, что портрет повесили сюда специально, чтобы, стоило ей задумать шалость, суровый лик Горга Златовласого заставлял ее одуматься.
Когда-то это работало, но те дни давно прошли.
Осторожно отодвинув портрет в сторону, она уставилась на дыру в кирпичной кладке. Проем был достаточно большим, чтобы хрупкая девушка могла пролезть в него. Сжав в руках порядком помятый серебряный нож, Омарейл залезла в каменную нору и взялась за дело. Вот уже шестнадцать месяцев это занятие являлось частью ее утреннего ритуала.
Кирпич хорошо крошился даже под мягким металлом, но дело все равно шло очень медленно. Если бы только у нее был хороший клин и молот! Но шум обязательно привлек бы внимание стражи. Да и заказ таких инструментов в комнаты вызвал бы ненужные вопросы.
Три часа монотонного занятияи целый мешок наполнился строительным мусором. Омарейл оттащила его в оранжерею, где приоткрыла большое окно и принялась неторопливо выбрасывать обломок за обломком в бурное море. Не следовало выкидывать все разом, так как ветер мог унести мусор на соседнюю Птичью стену, или водный патруль мог обратить внимание на странности, происходившие в Лебединой башне. Омарейл нельзя привлекать внимание.
Порядком устав, она все же решила в этот день потратить на тайный ход немного больше времени, чем обычно, и вернулась в нору. Одно движениеи Омарейл поняла, что дошла до конца. Толщина стены составляла около семидесяти сантиметров, как девушка и рассчитывала, и вот она увидела заднюю поверхность холста. Ее предположения и здесь оказались верны: по плану именно на этом месте должен был висеть портрет Эйгира Доминасолиса, ее отца.
Бешеный стук сердца невозможно было унять ни глубоким дыханием, ни мысленным счетом до десяти. Все еще до конца не веря в свое счастье, Омарейл принялась осторожно убирать осколок за осколком, чтобы сделать отверстие больше. Предстояло еще много работы, но теперь, впервые за несколько месяцев по-настоящему ощутив запах свободы, Омарейл не чувствовала усталости.