Там же Марта осталась! надрывался Псих, но серая человеческая масса увлекала его все глубже и глубже. У нее приступ, за ней уход нужен! И Свора ее не заберет, её же могут и не найтиона наверху! Пустите меня!
Но назад его, конечно, не пустили. Несмотря на два месяца, проведенных в Доме, он оставался еще крепким и здоровым, к тому же кое-что смыслил в лечении. Такими людьми не разбрасывались. Да на этот раз Облава и длилась-то недолго. Востроглазый Яршек, посланный на разведку через два дня, вернулся и сообщил радостно, что Свора ушла. Жители Дома отправились в обратный путь, и в самом хвосте плелся Псих с посеревшим лицом и разбитыми руками.
А в Доме изменилось не так уж много. Разве что запах крови и пороха ненадолго перебил вонь плесени. Выживших было не так уж много, куда больше пропавших. Но Серый, схлопотавший от Своры пулю под рёбра, забился в старые одеяла и уцелел. Да и Ювин, видать, вовремя протрезвел и невесть как выполз на крышу, а там все два дня пролежал под козырьком Еще в некоторых смельчаков стреляли, но больше мимокому ногу рассадили, кому плечо, кого пуля чиркнула по спине.
Манки вздохнул горестнодавно не бывало, чтобы Свора так грязно работала. К счастью, он помнил, что надо делать.
Яршек, лом сверху неси. Вы, это, ребятки, обернулся он к остальным. Выносите дохлых на улицу, к забору. Вечером запалим. А этих он легонько пнул в бок Стори, мечущегося в лихорадке, но несчастный даже не заметил этого. Донк отвернулся. Стори было жалконовенький, веселый, добрый. Вот же не повезло! Ну, им я пособлю. Вы, это, не сумлевайтесь.
Псих спал с лица, хотя казалоськуда там уж больше.
Вы же не собираетесь их Их можно еще спасти! Правда! Я сумею!
Кабы лето было, я бы слова супротив не сказал, Манки оскалился щербато. Но так зима на носу. Кого вытянешь, кого нет, а еду и лекарства на всех переведешь, потом подумал и добавил: Ну, Ашку забирай, так и быть. Она квашёнку хорошо варит, а ноги ей без надобности И эту, Марту свою. Подружка, агась? и подмигнул глумливо. Псих вскинулся сначала, а потом как будто потух. Опустил патлатую голову и тихо сказал:
Хорошо. Спасибо. Вам видней.
У Донка аж от сердца отлегло. Всё, перебесился. Теперь успокоится. Можно будет даже имя у него настоящее спроситьне все же звать Психом?
Псих молчал до самой ночи. В углу не сидел, надо должное ему отдать, работал со всеми. Носил трупы к забору, в яму. На Манки не смотрел, как и на тяжелый лом в морщинистых руках, но и помешать не пытался, когда лежачих добивали. Видимо, крепко задумался о чем-то. И если бы Донк знал тогда, о чём, то вырвал бы у Манки лом и проломил Психову дурную башку.
Значит, вернулся, Имир не спрашивалон утверждал. Сигаретку? предложил он, как будто Сэлим ушел только вчера, а не четыре месяца назад, после страшного скандала.
Сигаретку потом. Сначала в душ и на дезинфекцию. Паразиты.
Разумно. А это кто? Имир кивнул на старуху, которую Сэлим притащил на своем горбу. Через весь город. Вот же упрямец
Марта, коротко ответил Сэлим, как будто это всё объясняло.
Ясно, вздохнул Имир и нажал звонок, подзывая слуг. Сэлим всегда был с характером. Но это хорошая черта для человека его профессии. И, кажется, безрассудная выходка в итоге пошла юноше на пользу. Мартой займутся, оставь ее здесь. Лёгочная немочь?
Да. Приступ.
Как и ожидалось. Иди, иди, Сэлим, не беспокойся, тут не Чёрный дом, раненых мы не добиваем. А Марте нужен сейчас врач, а не плечо поддержки. Верно, сударыня? галантно обратился он к старухе, но она только затравленно посмотрела на него. Не бойтесь. Вам не причинят вреда.
Взгляд Сэлима смягчился и стал немного похож на тот, прежний.
Он прав, Сэлим помог Марте сесть в кресло и крепко сжал ее руку. Не тревожься ни о чём. Все будет хорошо. Я же обещал, помнишь?
Старуха судорожно кивнула и вцепилась скрюченными пальцами в осколок белого камня на веревочке, висевший у нее на шее. Сэлим почему-то улыбнулся и наконец соизволил отправиться в блок для дезинфекции.
Имир взглянул на часы. Половина второго. Кажется, ночь будет долгой
После всех необходимых процедур Сэлим свалился, как подрубленный, и проспал почти сутки без перерыва. Но в этом были и свои плюсы. Когда он, отмытый начисто, остригший свои патлы и облаченный в строгий костюм, спустился к завтраку, Имир уже знал все, что требуется.
Значит, Чёрный дом сгорел. Со всеми обитателями, вчерашняя газета шлёпнулась на стол. Твоих рук дело?
У Сэлима ни одна черточка не дрогнула. Лицо его, все еще серое от болезни и утомления, с заострившимся носом и истончившимися губами, было словно высечено из камня. Как барельефы в здании Суда, изображающие Справедливость и Непреклонность.
Да. Моих.
Вот как? выгнул седые брови Имир, но удивления в его голосе не было. А как же милосердие, второй шанс для каждого, о которых ты твердил мне с таким жаром?
Сэлим отвернулся. Ёжик светлых волос теперь казался седым, но дело могло быть всего лишь в освещении. Осеннее солнцеи есть осеннее солнце. Даже на теплой, застекленной веранде оно обрекает на уныние.
Второй шанс нужен только тем, у кого осталась надежда, сухо ответил Сэлим. Тем, кто стремится жить, а не просто выживать. В Чёрном доме никто никого не держит насильно. Но почему-то выйти из него и оспорить приговор, подать апелляцию на возврат гражданских прав не решается почти никто. Два-три человека за год. И их считают безумцами. А ведь нет никакого риска! В худшем случае, смельчак просто вернётся в Чёрный дом. Но здоровому, готовому встать на путь исправления человеку, или доказавшему, что обвинения были ложными, восстанавливают все права! Но эти Они даже пытаться не хотят. Покорно ждут смерти.
Что ж, каждый сам выбирает свою жизнь, пожал плечами Имир. Кофе?
С удовольствием.
Любимый прежде запах казался теперь Сэлиму ирреальным. В нем чудились кислые нотки мильвы и затхлость плесени. Но вот горечь на языке была тем самым, необходимым.
А как же твоя идея вытащить их всех? Рассказать им о возможности подать апелляцию?
Сэлим невесело рассмеялся.
Какая апелляция? Они лекарства втаптывали в пол, слышишь? Те, которые могли бы избавить их от легочной дряни или язв. А за рассказы об апелляции, о шансе на выход из Чёрного дома, меня просто начинали избиватьи били, пока я не замолкал. «Ты нас не путай, э!» зло передразнил он кого-то. Эти люди существане хотели сделать даже маленький шаг к лучшему, а ты говоришьапелляция. Ты знаешь, что они добивают тех, кто выжил после зачистки?
Конечно. Наблюдатели докладывали. Отвратительная традиция.
Отвратительная? на лице Сэлима появилось растерянное выражение, но быстро его сменила прежняя холодность. Может быть. Сейчас я уже в этом не уверен. Ведь в Доме больные не переживут зиму, а наружу их никто не выпустит. Да и сами они не пойдут Может, оно и к лучшему? Имир! Не смотри так на меня. Я страшные вещи говорю, да? Сам себе противен. Мне вообще кажется, что я превратился в чудовище он помолчал немного и добавил уже спокойней: Полагаю, меня следует отстранить от наследования. Возможно, тебе стоит передать причитающуюся мне должность кому-нибудь из племянников. Морэс, насколько я помню, окончил курсы с отличием. Он добрый и неиспорченный. В отличие от меня.
Вот поэтому ему и нельзя возглавлять Свору, вздохнул Имир. Такому, как Морэс, хватит дури запретить нашим людям носить оружие, и в очередном Чёрном доме, обитатели которого будут не так трусливы, отряд поляжет целиком. А ты помнишь цели Новой Своры?
Вернуть тех, кто достоин. Не позволить вернуться недостойным, заучено ответил Сэлим и уткнулся лицом в сложенные руки: Имир, я просто не смогу сейчас судить, кто достоин, а кто нет, произнес он глухо. Кто я такой? Идиот, четыре месяца проживший в Чёрном доме, и вытащивший из него одну сумасшедшую старуху? Какое я имею право судить кого-то, имея такое прошлое?
Ну-ну, тише, Сэлим, Имир успокаивающе положил руку ему на плечо. У каждого из нас есть в прошлом свой Чёрный дом. Главноене тащить его в собственное «завтра».
Завтра с мукой в голосе протянул Сэлим и вдруг вздрогнул всем телом, будто от удара. Казалось, все его существо внезапно захватила какая-то мысль, настолько огромная, всеобъемлющая, что на мгновение она вытеснила и горечь поражения, и острый привкус вины, и затхлость отчаяния. Завтра повторил Сэлим уже громче и отнял руки от лица. Глаза его были красными и воспаленными, но сухими. Что ж, я не могу обещать наверняка, но попытаюсь, Имир. Но сперва поклянись остановить меня, если ты увидишь, что я иду не по той дороге.