Проезжая по чуть видной тропке к крайним домам, Конан успел рассмотреть всё.
Действительно, тут когда-то росли неплохие сады, от которых сейчас остались только брёвна корявых стволов с обломанной кроной и остатками бурых комьев на корявых, беспомощно лежащих на поверхности корнях. Кто-то явно не поленился вырвать из земли все эти старые и наверняка неплохо плодоносившие фруктовые деревья, да так, чтоб они уж наверняка погибли. А для гарантии пообрубали с них всю крону. Которую, похоже, сожгли Конан видел несколько пепелищ больших костров на пустырях у окраин.
Окна домиков, словно бельмами, смотрели на главную улицу пустотой маленьких квадратов и прямоугольников похоже, зимой здесь холодно, и тогда их, как и на родине варвара, просто затыкают пробками-затычками из тряпья На дороге между домами валялись какие-то тряпки вещи и их обрывки, осколки битой посуды, части сбруи и разных хозяйственных вещей и предметов: похоже, грабежом тут не пахло, а вот ожесточённым, но неравным сопротивлением
Садики и огородики у домиков выглядели ничуть не лучше: даже бурьян, которым заросло всё то, что было высажено на грядках, пожелтел и сморщился да оно и понятно: без постоянного полива тут наверняка ничего расти и не могло. Нужно будет спросить Резеду, откуда бралась вода ни арыков, ни родников Конан в округе не видел.
Впрочем, откуда вода, он догадался быстро: в центре посёлка, куда он вскоре прибыл, имелся колодец. Вернее, то, что когда-то было овальной формы колодцем: кладка из неотёсанных каменных блоков, когда-то скреплённых известью, была разбита, и осколки и обломки явно сброшены вниз.
Резеда. Резеда, говорю! Проснись. Приехали.
Женщина у него на груди вскинулась было, но, быстро оглядевшись, почему-то не поспешила слезть, а снова кинулась на эту самую грудь, разрыдавшись уже в голос и причитая:
Мама! Мама Отец Гульсина, Матлюба Тётя Зульфиия. Дядя Ривкат
Конан молчал. Его руки, как бы действуя сами по себе, мягко охватили тоненькие трясущиеся плечики и придерживали, пока слёзы не иссякли и женщина не вздохнула:
Ну вот. Мне и легче. Теперь понятно, чего мне всё это время не хватало: выплакаться всласть на чьей-нибудь могучей груди Спасибо, Конан.
Не за что, Резеда.
Ладно, давай-ка я слезу. Да пойду соберусь.
Ага. Кстати: ваш колодец засыпан?
Да. Оба во́рота сброшены вниз, камни кладки тоже. Да и земли твари насыпали Он ещё и отравлен. Во всяком случае, наш Бобомурод, когда попробовал воду из той дыры, что нам удалось расчистить, умер в страшных муках. Всего за полчаса.
Откуда же вы берёте теперь
Воду? Из подземных кувшинов-адобов. Ну, глиняные кувшины, обожжённые в наших огромных печах, каждый вёдер на десять. В таких и вода всегда прохладная. Наша семья как раз и занималась Мы гончары. Ну, были Так вот: у нас на всякий случай в каждом дворе было несколько таких, закопанных в землю до горловины, кувшинов. На всякий случай. Да и чтоб не ходить каждый раз к колодцу и не крутить ворот, поднимая ведро с пятидесяти футов
Разумная предосторожность. А они не?..
Нет. Мы проверяли. Да твари, как мне кажется, и не искали их. А то бы нашли.
Понятно. Ну, веди.
Дом Резеды стоял ближе к дальнему концу селенья. Ничем особым он не выделялся: мазанка и мазанка из кирпича-сырца, крытая поверху перекрытиями из корявых и прогнувшихся стволов и увязанной тюками соломы из стеблей камыша, присыпанных почти футовым слоем самой обычной земли. Очень даже практичное строение. Зимой в таких домах тепло, летом прохладно. Резеда, шедшая впереди, обернулась, махнула Конану:
Привяжи коня вон к той изгороди. Заходи.
Киммериец привязал коня к тому, чему явно польстили, назвав изгородью: трём жердинам на трёх же столбах. Похоже, скота родные Резеды не держали: тут не было даже хлева. Зато имелось несколько вот именно печей для обжига. Двор оказался, правда, настолько хорошо утоптанным, что сорняки до сих пор тут не проросли. Правда, они наверстывали своё в так называемом огороде: крохотной делянке размером всего с несколько комнат. Конан мысленно усмехнулся: морковь, лук, укроп, кинза, душистый перчик, шафран, мята
Только для себя никакой продажей тут близко не пахло.
Он вошёл в дом. Его делила примерно посередине тощенькая и повидавшая виды перегородка из ткани: передняя и задняя комнаты. Ну правильно: мужская и женская «половины». Чисто условные: всё равно почти всё происходящее за тряпочкой слышно
В доме оказалось прохладно и темно: свет проникал внутрь лишь через вход и два квадратных окошка площадью не больше, чем хорошее блюдо. Зимой, похоже, их затыкали всё-таки не тряпками, а крышками, как от бочек: те стояли на полу у проёмов. Но сейчас по дому гуляли сквозняки, а из мебели ему на глаза попался лишь длинный и широкий восточный столик-дастархан, за которым обычно нужно сидеть на карачках или сложив ноги так, как делают вендийские йоги. Располагался столик на невысоком досчатом помосте-айване, занимавшем почти полкомнаты. Конан сталкивался: под таким айваном обычно хранилось всё добро семьи, если таковое удавалось нажить, а ночью помост превращался в спальное место.
Заходи, Конан. Я уже переоделась. И собралась.
Конан прошёл во вторую комнатку. Она оказалась ещё меньше: узкая и совсем уж тёмная пещера. Тоже разделённая напополам помостом-айваном. Похоже, женским. Но тут имелись хотя бы подобия полок на стенах: на них лежали свёрнутые курпачи восточные тоненькие матрацы, на которых, похоже, и спало всё семейство.
Сейчас посередине комнатки стояла небольшая сума обычная походная котомка, размером намного меньше, чем у самого варвара, а над ней Резеда.
И это всё?
Да. Немного, да?
Да. Конан много чего подумал о тщете всего сущего в общем и нищенском существовании аграрных поселений в частности, но больше ничего не сказал, подхватив суму с полу и выйдя. Резеда молча последовала за ним, на прощанье даже не оглянувшись.
Конечно, широкие походные шальвары, хеджаб, чадра и плащ куда больше подходили для имиджа чисто восточной женщины. Резеда даже сняла пояс с ножнами похоже, оставила там, в хижине, за ненадобностью. А зря. Впрочем, зная женщин
Кинжал оставила? Конан не столько спрашивал, сколько утверждал.
Да. Спрятала только туда. Вниз. Женщина похлопала себя по талии, которую теперь прикрывала накидка-хеджаб.
Молодец.
Больше никто из них ничего не сказал, пока Конан запихивал немудреные пожитки в освободившуюся седельную суму, бурдюки из которой он уже выкинул за пятнадцать предыдущих дней пути, и забрался в седло. Молча он снова подал женщине руку.
Мы Не будем разве брать воду на дорогу? она запрыгнула уже довольно легко, словно всю жизнь этим занималась. Впрочем, кто знает может, так и было?
Сколько дней пути осталось до Порбессии?
Нисколько. К завтрашнему утру приедем даже на такой медлительной кляче, как у тебя.
Красавчик вовсе не медлительный. Он опытный. И напрасно нестись вперёд сломя голову не привык. Впрочем, как и я.
Ну я рада. За вас обоих. Значит, я в надёжных руках. И копытах.
Конан усмехнулся:
Дай-ка кое-что я уточню. Ты что думаешь, что мы будем ехать всю ночь?
Ну да, я так и думала.
Неправильно ты думала. Мы не будем торопиться и сделаем ещё одну ночёвку. На пару дней моей воды и еды должно хватить даже нам обоим. И коню. А там разживёмся в столице и пищей, и водой. Надеюсь, там-то какая-нибудь река есть?
Есть, конечно Река довольно большая Дорсай. По ней от моря даже заходят корабли. Правда, небольшие. И плоскодонные. И весной. Сейчас-то река обмелела
Всё понятно с вашей «большой рекой».
Теперь за реку обиделась, как до этого Конан за коня, Резеда:
Ой, скажите пожалуйста, какие мы «виды видавшие». Уже нам и река в пятьдесят шагов ручей недоделанный!
Да нет, река как река. А ты других не видала?
Н-нет.
Да и ладно. Все они устроены одинаково. Текут себе и текут. Главное, чтоб воду можно было пить.
Из Дорсая можно. Но А какие ты видел реки?
Конан не видел проблемы в том, чтоб поговорить. Ведь за спокойной, ни к чему не обязывающей беседой время летит словно быстрей, а дорога несложная: после того, как её показала Резеда и рука варвара направила Красавчика туда, конь Конана и сам прекрасно двигался по утоптанной, но не разбитой колеями телег, тропе, шириной даже чуть больше, чем та, на которой Конан встретил оставшихся в живых «горе-делегатов»: