Мне кажется, что ты говорил, что Кенд-Амридбезопасное место для нас.
Я так думал. Но мне неспокойно. Я не могу объяснить это чувство.
Его настроение передалось мне, и в мозг стали закрадываться мрачные мысли.
Я устал, пожал плечами Хул Хаджи. Мне кажется, что все дело в этом.
Я принял это объяснение, и мы пошли к воротам города, чувствуя себя немного менее встревоженными.
Ворота стояли открытыми, и никто не охранял их. Если жители настолько щедры душевно, чтобы позволять себе такое, то не возникает никаких затруднений с нахождением помощи.
Хул Хаджи, однако, пробормотал что-то о том, что это необычно.
Онинарод необщительный.
Мы шли по безмолвным улицам. Высокие темные здания казались лишенными признаков жизни, словно декорации, возведенные на сцене для какой-то экстравагантной постановкии сцена в данный момент была пустой.
Когда мы шли, наши шаги вызывали гулкое эхо. Хул Хаджи шел впереди, направляясь к центру города.
Немного позже я услышал еще что-то кроме эха и остановился, коснувшись ладонью руки Хул Хаджи.
Мы прислушались.
Вот онотихие шаги, такие, какие издает человек, идущий в суконных шлепанцах или в сапогах из очень мягкой кожи.
Звуки донеслись до нас. Рука Хул Хаджи снова инстинктивно легла на рукоять меча.
Из за угла появилась фигура, закутанная в черный плащ, сложенный на голове в форме капюшона. В одной руке он держал букет цветов, в другой -белый плоский ящик.
Приветствую тебя, формально обратился я к нему в марсианском приветствии. Мыгости в вашем городе, и ищем помощи.
Какую помощь может оказать Кенд-Амрид любому человеческому существу? мрачно пробормотал закутанный в плащ человек, и в голосе его не было ни единой вопросительной ноты.
Мы знаем, что ваш народ практичен и полезен, когда речь заходит о машинах. Мы думализаявление Хул Хаджи оборвал странный смех закутанного в плащ незнакомца.
Машины! Не говорите мне о машинах!
Почему же это?
Не спрашивайте ни о чем! Покиньте Кенд-Амрид, пока можете!
Почему нам не следует говорить о машинах? Ввели какое-то табу?
Народ теперь ненавидит машины? Я знал, что в некоторых обществах Земли страшились машин, и общественное мнение отвергало их, поскольку в них видели бесчеловечность, и упор на машинерию заставлял некоторых философов обеспокоиться, что человеческие существа могут стать в перспективе слишком искусственными. На Земле я, как ученый, сталкивался иногда с такой позицией на вечеринках, где меня обвиняли во всех смертных грехах из-за того, что моя работа имела отношение к ядерной физике. Я гадал, не довели ли жители этого города подобные взгляды до воплощения в жизнь и не запретили ли машины, поэтому решил задать такой вопрос.
Но человек в плаще снова засмеялся.
Нет, ответил он, жители города не ненавидят машиныесли они не ненавидят друг друга.
Твое замечание невразумительно, нетерпеливо бросил я. Что случилось? Я начал думать, что первый встреченный нами человек в Кенд-Амриде оказался сумасшедшим.
Я же вам сказал, он быстро огляделся по сторонам, словно нервничал. Не задерживайтесь здесь, чтобы выяснить, что случилось.
Покиньте Кенд-Амрид сейчас же. Не оставайтесь ни на секунду дольше. Этот город проклят!
Наверное, нам следовало бы послушаться его совета, но мы не послушались. Мы принялись спорить, и это оказалось в известном смысле ошибкой, о которой нам пришлось пожалеть.
Кто ты? спросил я. Почему ты единственный, кто в это время разгуливает по улицам?
Я врач, ответил он, или б ы л им!
Ты хочешь сказать, что тебя исключили из гильдии врачей? предположил я. Тебе не позволяют заниматься практикой?
Снова бесконечно горький смехсмех на грани безумия.
Меня не исключили из нашей гильдии. Я просто больше не врач. В наше время я известен, как Обслуживатель Типов Третьей Градации. Эти Типы Третьей Градациичеловеческие существа! эти слова перешли в крик страдания. Я был докторомвсе мое образование побуждало меня сочувствовать своим пациентам. А теперь я, зарыдал он, механик. Моя работаосматривать человеческие машины и решать, можно ли заставить их функционировать с минимальным уходом. Если я решаю, что их нельзя заставить работать таким образом, то должен обозначить их для отправки в лом, а части пойдут в банк для использования в здоровых машинах.
Но это же чудовищно!
Это чудовищно для всякого жителя, тихо отозвался он. А теперь вы должны немедленно покинуть этот проклятый город. Я и так уже слишком много сказал.
Но как возникло такое положение? настойчиво спросил Хул Хаджи. Когда я в последний раз был в Кенд-Амриде, жители показались мне обыкновенным практичным народомтускловатым, может быть, но это все.
Есть практичность, ответил врач, и есть человеческий фактор в человеке. Вместе они означают Человека. Но дайте одному фактору поощрение, а другой зажимайте, и вы получите одну из двух крайностейс точки зрения человечности.
И какие же они? спросил я, заинтересовавшись этими рассуждениями.
Вы получите либо Зверя, либо Машину, просто ответил он.
Мне кажется, это примитивное представление, заметил я.
Так оно и есть. Но мы имеем дело с обществом, ставшим сверхупрощенным, сказал он, понемногу оживляясь, когда разговор зашел на эту тему, бросая однако, нервные взгляды направо и налево по улице. Здесь поощряют Машину в Человеке и, если вам угодно, поощряла ее именно глупость Зверяибо Зверь не может предвидеть, а Человек может. Зверь в Человеке приводит его к созданию Машин для своего благополучия, а Машина многое добавляет сперва к его удобствам, а потом к знаниям. В здоровой семье все это за относительно долгое время разрешилось бы само собой. Но народ Кенд-Амрида слишком многого лишил себя. И теперь Кенд-Амрид стал очень нездоровым местом.
Но должно быть что-то, вызвавшее это. Должен быть какой-то фактор, который ввел в Кенд-Амрид это безумие, сказал я.
В Кенд-Амриде правят Одиннадцать, ни один человек не доминирует.
Диктатор, сконцентрировавший в себе всю власть, существовал во все векаесли только не верны рассказы о бессмертных шивах.
Ты говоришь о Смерти, сказал я.
Да. И форма, принимаемая Смертью в Кенд-Амридеодна из самых ужасающих.
Какова же она?
Болезньнапасть. Диктатор Смерть принес страх, а страх привел Одиннадцать к их доктрине.
Но в чем именно заключается их доктрина? спросил Хул Хаджи.
Врач собирался было ответить, как вдруг с шипением втянул в себя воздух и кинулся обратно в ту сторону, откуда пришел.
Бегите! прошептал он, обернувшись. Сейчас же бегите!
Его страх так повлиял на нас, что мы были почти готовы последовать его совету, когда впереди на длинной темной улице появилось невероятное зрелище.
Это походило на огромный портшез, огромный ящик с ручками по всем четырем нижним сторонам, несомый на плечах примерно сотни людей, двигавшихся словно один человек. Я видел армии на параде, но даже самое вымуштрованное подразделение солдат никогда не двигалось с такой фантастической четкостью, как эти, несшие на плечах громадный ящик.
В ящике, видимые с двух сторон сквозь незастекленные окна, сидели два человека. Лица их были неподвижны, а телазастывшие и прямые. Они ни в коем случае не выглядели живымиточно так же, как не выглядели живыми люди, тащившие эти странные носилки.
Подобное зрелище я не ожидал когда-либо увидеть на Марсе, где человека, какие бы не возникали в жизни передряги, уважали, а подобная картина, которую я увидел сейчас, была просто невозможна.
При виде этого все инстинкты во мне стали на дыбы, а в глазах появились слезы гнева. Тогда все это, наверное, произошло инстинктивно; возможно, я уже позже рационализировал свои чувства. Но как бы там ни было, меня оскорбило это зрелищеглубоко эмоционально и психологическии разум мой тоже был оскорблен. То, что я увидел, являлось примером того безумия, о котором рассказывал врач.
Я чувствовал, что Хул Хаджи тоже оскорблен так же точно, реагируя на это зрелище.
К счастью, мылюди здравомыслящие, и, овладев собой, на минуту сдержали свои инстинкты. Поступать такдело хорошее, но плохо использовать это умение владеть собойкоторым мы, как разумные существа обладалидля убеждения себя, что действовать вообще не нужно. Мы просто дожидались своего часа, и я решил побольше узнать об этом страшном месте прежде, чем начать бороться против него.