Лишь в третий раз непонимающе дёрнув запертую дверь, Жильбер совершил над собой усилие поднять голову.
С«е фермер ожордуит.
Жильбер поморщился от двух опечаток на табличке. Можно было и пограмотнее быть.
Погодите.
Он обернулся по сторонам, соображая. А где весь народ?
Гул голосов был куда громче обычного, но вокруг не было вообще никого.
Из соседней подворотни, стараясь изображать независимость, шмыгнул какой-то делового вида господин с портфелем, шмыгнул и пропал из виду.
И только тут до Жильбера донеслась первая волна амбре.
Вязкая вонь палёной резины шибанула в ноздри так, что слёзы вновь брызнули из глаз.
Да что же за такое, опять?!
Медленно, не торопясь, вальяжно, как в рапиде мимо него по пустынной мостовой прокатилась пылающая покрышка. Чёрная копоть поднималась за ней плотной удушливой волной, так что Жильбер машинально полез в карман за спасительным платком. Пропотевшая тряпочка не то чтобы спасение от последующих приступов астмы, но лучше, чем ничего.
Первая мысль поскорее вернуться в стерильную рециркулируемую атмосферу лабы была тут же отброшена. Чёрный провал силуэта ждёт своего часа, чтобы вернуться и поглотить его с головой.
Какие шутки, такими темпами он не работу, а и последние мозги потеряет.
Толпа между тем уже окружила Жильбера со всех сторон.
Разношёрстные группы в кислотного цвета водительских жилетах поверх цивильного уже волнами набегали на него из расчерченных наискось солнечными лучами клубов дыма, набегали, крича что-то про справедливые цены, и тут же уносились прочь, не обращая на потерянного Жильбера никакого внимания.
Их звонкие голоса под трещотку разбрасываемых по обочинам петард спутывались у него в голове в какую-то неразделимую звуковую фантасмагорию, из которой невозможно было вычленить отдельный крик или отдельную кричалку. Это звучало подобно колышущемуся неспокойному прибою, который, периодически приближаясь, обрушивался на голову Жильбера, к его облегчению унося с собой последние остатки мыслей.
Хорошо, как же хорошо!
Быть частью чего-то огромного, подобного морю колышущихся душ, что в едином порыве стремится обрушить свой гнев на любого, что посмеет ему противостоять.
И неважно уже, что и по какой причине привело сюда всех этих людей.
У нас есть права! И мы пришли потребовать от властей их уважать!
Жильбер стоял посреди бульвара и всё пытался сообразить, что же его заставляет так радостно трепетать ну не чувство же единения с протестующими? Ему не были близки ни их лозунги, ни их методы. Вот и сейчас, вполне согласно логике происходящего, Жильбер отчётливо расслышал сквозь гул голосов покуда ещё далёкие полицейские сирены.
Эти ребята повадились, что ни день, жечь посреди города сначала покрышки, а потом и машины. Всё хорошо в меру. Правительство и так в наше время гораздо потакать любым прихотям толпы, стоит ей хоть немного организоваться, чтобы конкретизировать свои требования. Но так скоро и до поджогов государственных зданий дело дойдёт.
Так что же его привлекало в этой толпе?
Догадаться было несложно. Сейчас ему как глоток свежего воздуха (так себе аллегория, Жильбер снова натужно закашлялся) нужно было отвлечься от мучившего его видения. Что-то такое, что не позволяло бы и дальше проваливаться в чёрный колодец иномирья, что-то, что объединяло бы его мир и то неведомое, куда он неминуемо погружался, стоило ему хоть на секунду усомниться в реальности сущего.
Эта толпа была всеобща. Видать, она служила каким-то единым знаменателем для всякой реальности на этом перекрёстке миров. Во всяком случае, именно она покуда не позволяла Жильберу окончательно сойти с ума.
Хотя бы на время.
Время.
То самое время, которое истекало из этого мира, просыпаясь сквозь пальцы на самое дно чёрного колодца.
Снова-здорова.
Толпа уже почуяла опасность. Сирены приближались со всех сторон, уплотняясь и замыкая ушедшее за запад вдоль бульвара начало колонны в звуковое кольцо. Забормотал матюгальник, затараторили покуда ещё недостаточно ритмичные удары бойцов республиканских рот дубинками о щиты. Но скоро они получит своё резонное развитие зашипят водомёты, с глухими хлопками повалит слезогонка. Привычные ко всему местные уже полчаса как позакрывали все окна, да на всякий случай и ставни прикрыли чтобы чего не прилетело.
Сейчас до толпы дойдёт, что надо поворачивать в поисках обходных путей. Ближайшие к Жильберу группы уже останавливались, колеблясь. Так, ему тоже пора выбираться, пока не стало совсем жарко, а хоть бы и в сторону корпусов заветной гранд эколь.
Обернувшись на искомый проулок, Жильбер невольно забеспокоился. Людской поток вливался туда уже так плотно, что за спинами людей даже в понемногу редеющем дыму было толком не разглядеть, что там со входами в основное здание.
По пути пришлось изрядно поработать локтями, но по мере приближения к центральному входу толпа становилась всё плотнее. Снова раздавались крики, и на этот раз они были куда более озлобленными. Так, видимо, дальше по проулку тоже всё перекрыто, протестанты это сообразили, но куда же
Логично, они решили, что разумно спрятаться внутри здания. Хренушки их оттуда потом просто так выкуришь.
Одна проблема, какому-то дураку хватило ума встать у толпы на пути.
Жильбер в панике чувствовал, как у него подкашиваются ноги.
На пути у «жилетов» стоял тот самый чёрный человеческий силуэт в светлом проёме, что преследовал его в видениях.
Только на этот раз он был вполне материален.
Более того, он был куда материальнее окружающей действительности, буквально прожигая собой реальность насквозь. Пусть между Жильбером и мистической фигурой метались с воздетыми рассерженные горожане, их яркие водительские жилеты продолжали упрямо плясать перед ним свой мистический танец, но чёрный провал человеческой фигуры прожигал их насквозь, разом делая бесконечно далёкими и бесконечно ненужными.
Жильбер попробовал, как прежде, отступить, спрятаться, мечась из стороны в сторону, но всё бесполезно, всё плотнеющая толпа не давала ему шансов избежать встречи, подталкивая вперёд, зажимая в самом узком месте.
И тогда Жильбер перестал бороться. Пусть себе вселенная трещит по швам, бесконечно удерживать сознание от распада было выше его сил. Чёрный силуэт манил к себе, приковывая взгляд, отбирая последние остатки воли.
Он не так прост, этот бесконечный провал. Так порою выглядит провал фрактальной структуры отражений меж двух зеркал, повторяя и повторяя одно и то же до бесконечности, до потери всякого смысла в этих наслоениях.
Только тут ни единое повторение не было собственно повторением, каждый следующий силуэт, что уводил беспомощного Жильбера в собственные глубины, хоть немного, но отличался от предыдущего. Живая змея из последовательно вложенных друг в друга антропоморфных провалов скользко елозила в собственных глубинах, что-то крича, размахивая руками или же напротив, стоя крепко и недвижимо.
Этот неведомый Жильберу титан пустоты вовсе не был титаном собственно размерами. Обычный, ничем не выделяющийся человек. Но немыслимым образом именно на нём сходились все те незримые оси, вокруг которых обращался их мир.
Ему невозможно было сопротивляться не потому, что он бы так уж силён. Напротив, он был почти бессилен на фоне тех процессов, что вокруг него обращались, но именно он был той точкой приложения, которая балансировала всё происходящее исчезающем малыми, но не бесполезными усилиями.
Эта фигура, она не выбирала свою роль в самом центре современного мироздания. Так шестерёнка часового механизма может быть сколь угодно не соглашаться со своей ролью и местом в общем порядке вещей. Но можно и должно выбирать между теми бессмысленными паническими метаниями, какие совершал последние дни Жильбер, и чётким осознанием собственной цели.
Взгляни пристальнее.
Этот колеблющийся мультиверс перед твоими глазами он не просто колеблется по воле космических ветров, он подобно распяленному в пустоте канатоходцу ежесекундно пытается нащупать баланс, который позволит сделать ему новый шаг вдоль стрелы времени, такой скорой, такой безграничной и такой конечной.