Однако я никогда не предавал собственную семью. И меня никогда не предавал вампир, который поклялся защищать меня. Кто-то, кого я любил как родного брата. Воспоминания быстро мелькают в моей голове. События, образы, радостный смех, десятилетия верной службы. Мне хочется кричать и ругаться. Орать что есть силы, словно одержимый.
Увы, я слишком хорошо знаю, насколько внимательно Бог слушает молитвы проклятых.
Я позову остальных, бормочет Одетта. Когда он придет в себя, пусть видит, что мы все вместе.
Оставь его в покое, отвечает Никодим, ибо он еще не вышел из темной чащи леса. Впервые я слышу беспокойство и страх в его голосе, однако эти эмоции исчезают почти сразу. Более трети моих бессмертных детей не пережили трансформации. Многих я потерял в первый год их бессмертной юности. Все это может не сработать.
Все обязательно сработает, говорит Одетта без колебаний.
Себастьян может впасть в безумие, как это случилось с его матерью, продолжает Никодим. В стремлении к смерти Феломена уничтожала все на своем пути, пока нам ничего другого не осталось, как только покончить с ужасами, которые она творила.
У Бастьяна иная судьба.
Не будь наивной. Такая судьба вполне может ждать и его.
Одетта отвечает совершенно спокойно:
Это риск, на который вы пошли.
Однако все равно риск. Именно поэтому я отказал его сестре, когда несколько лет назад она просила меня обратить ее. Он выдыхает. И в конец концов мы все равно ее потеряли в пожаре.
Мы не потеряем Бастьяна, как потеряли Эмили. И его судьба не будет похожа на судьбу Феломены.
Ты говоришь с такой твердостью в голосе, мой милый оракул. Он делает паузу. Это твой дар предвидения наделяет тебя незыблемой уверенностью?
Нет. Несколько лет назад я поклялась Бастьяну, что никогда не стану заглядывать в его будущее. И я сдержала обещание. Однако я доверяю своему сердцу, которое говорит мне, что надежда восторжествует. Она просто-напросто должна.
Несмотря на кажущуюся несгибаемой веру Одетты, я ощущаю ее беспокойство. Мне жаль, что я не могу взять ее за руку, сказать что-то ободряющее. Однако я по-прежнему заперт в своих мыслях, и мой гнев затмевает все остальное. Он оседает пеплом у меня на языке, пока во мне не остается ничего, кроме жажды. Желания быть любимым. Сытым. Но больше всего на свете мне хочется уничтожить все вокруг.
Никодим долгое время молчит.
Увидим. Его гнев будет велик, в этом нет сомнений. Себастьян никогда не хотел становиться одним из нас. Он стал свидетелем того, какой ценой дается обращение, еще когда был ребенком.
Мой дядя отлично меня знает. Его мир отнял у меня всю родню. Я думаю о своих родителях, которые погибли много лет назад, пытаясь меня защитить. Думаю о сестре, которая умерла, пытаясь меня спасти. Думаю о Селине, девчонке, которую я любил при жизни и которая меня больше не помнит.
Я никогда не предавал никого из тех, кого любил.
Однако никогдапросто большой отрезок времени, если у тебя впереди целая вечность, чтобы поразмыслить над этим.
Но он может и поблагодарить вас за это, говорит Одетта. Однажды.
Дядя ничего не отвечает.
Одетта
Одетта Вальмонт наслаждалась свистящим ветром, позволяла ему запутать ее темные кудри и растрепать фалды фрака. Она наслаждалась чувством невесомости, когда смотрела на Джексон-сквер внизу, правой рукой держась за холодный металлический шпиль крыши, а левым ботинком покачивая в вечернем воздухе.
Ох, кажется, снова остались лишь ты и я, nest-ce pas?пошутила она, взглянув на металлический крест, нависающий над ней.
Фигура Христа глядела на Одетту свысока с молчаливой задумчивостью.
Одетта вздохнула.
Не сердись, mon Sauveur. Ты прекрасно знаешь, что я ценю твои советы превыше многих. Нечасто существу вроде меня выпадает честь считать тебя одним из лучших друзей. Лукавая усмешка появилась на ее губах.
Вероятно, такое фамильярное обращение к Спасителю мира от демона ночи отдавало богохульством. Однако Одетта и впрямь очень нуждалась в совететеперь как никогда прежде.
Мне хочется верить, что ты слышишь мои молитвы, продолжала она. В конце концов, когда я была жива, я всегда исправно посещала воскресную мессу. Она поднесла ухо к кресту. Что-что? Смех забулькал в ее бледном горле. Mais oui, bien sur! Я так и думала. Ты ведь простил грешников. Конечно, ты бы встретил меня с распростертыми объятиями. Ее взгляд наполнился теплом. По этой причине мы и останемся навсегда друзьями, до самого плачевного конца. Она сделала паузу, словно вслушиваясь в ответ, который предназначался лишь для ее ушей. Ты слишком добр, сказала затем она. Я не стану винить тебя в грехах людей, которые исковеркали твои непорочные слова и великодушные поступки, превратив их в инструмент власти и контроля. И снова Одетта крутанулась вокруг шпиля крыши. Прости их, ибо они не ведают, что творят! пропела она, зажмурив глаза. Порыв ветра ударил ей в лицо.
Одетта взглянула на мир Vieux Carre далеко внизу, и ее взгляд упал на камею, прикрепленную к вороту рубашки, на кремовую брошь из слоновой кости в окружении кроваво-красных рубинов. Ее fetiche, который имел сразу два назначения, точно как две стороны ее жизни. Во-первых, камея служила Одетте оберегом, защищающим ее от солнечного света, а во-вторых, хранила воспоминания о далеком прошлом.
Высшее общество Нового Орлеана верило в то, что Одетта Вальмонт не представляет собой ничего, кроме беспечной юной особы, которая любит веселиться в компании своих друзей. Она просто молодая девушка, которая не любит ничего сильнее, чем порхать в центре зала в толпе людей, глядящих на нее с восхищением.
Но кому же не нравится, когда на него обращают внимание? произнесла Одетта в пустоту. Уместно ли стыдить. Теперь что же, винить меня и за такую, самую что ни на есть человеческую, эмоцию? В конце концов, красота, которой мы обладаем, создана для того, чтобы ей восхищались! В этом заключалась одна из причин, по которой вампиры были такими опасными хищниками: их beauté inе́galе́e, как любила называть ее Одетта. Невероятной красотой они заманивали жертв в свои объятия, которые становились для них последними.
Однако как только восхищенные взгляды исчезали и компании друзей расходились, Одетта скидывала свои провокационные брючные костюмы. Она забиралась по задней стене собора на крышу под покровом ночи, ее руки и ноги двигались уверенно, прокладывая себе путь к верхушке величественного здания, к самому высокому из трех шпилей, а в ее жилах текла темная энергия, наполняя тело нечеловеческими силой и ловкостью. Как только она забиралась наверх, она наслаждалась каждым мгновением в тишине и одиночестве.
Одетта была благодарна за возможность остаться наедине с собой там, где лишь Спаситель наблюдает за ней.
Ей всегда казалось странным, что люди верили в то, что веселье обязательно настигает каждого на вечеринках, где гремит громкая музыка, звучит задорный смех и шампанское течет рекой. Именно эта уверенность манила людей на в праздничную толпу. Однако Одетта была уверена, что все самое интересное происходит, наоборот, в мыслях. Ее воображение обычно оказывалось куда лучше, чем реальная жизнь вокруг. Не считая некоторых важный исключений, конечно же.
Например, ее первого настоящего поцелуя. Вкус сладкой ваты на губах Мари; смертное сердце Одетты, забившееся быстрее. Их руки едва заметно задрожали, а дыхание стало чаще.
Она вновь повернулась к молодому человеку на кресте. К Сыну Божьему.
Моя любовь считается грехом? поинтересовалась она не дрогнув, как спрашивала уже множество раз. И снова она получила тот же самый ответ. Одетта удовлетворенно кивнула и повторила, точно мантру: В твоем послании была скрыта любовь. И ненависть никогда не должна брать верх над любовью.
И опять ее мысли потянулись к воспоминаниям, сокрытым в дальнем уголке сознания. Одетта вспомнила, как впервые столкнулась лицом к лицу со смертью в тот день, когда ее отца увели на гильотину, когда насмешки и оскорбления следовали за ним по пятам. Как он, несмотря ни на что, надел в тот день свой накрахмаленный парик, который остался на нем, даже когда лезвие опустилось на его шею. Плеск его крови, брызнувшей на камни, который невольно вызвал воспоминание о первом убийстве, совершенном Одеттой на следующую ночь после того, как она повстречала своего создателя. Она вспомнила возбуждение, наполнившее ее, когда она осознала, что теперь в ее жилах пульсирует сила, сравнимая с властью богов.