Веселая повесть о прошлом и будущем - Владимир Горбань

Веселая повесть о прошлом и будущемВладимир Владимирович Горбань

Местные бомжи Кривой и Шляпа очень сильно недоумевали, и тому была веская причина

В губернском городе Желтогорске понедельник 1 апреля 1996 года выдался вполне жизнерадостным днем Малоизвестный журналист и начинающий писатель Серафим Штопаный около полудня не спеша, озирая любопытным взглядом окружающий мир, возвращался в редакцию газеты «События. Факты. Советы».

Светило яркое лучистое солнышко, подсушивая остатки грязи в выбоинах тротуаров, с ветвей еще обнаженных деревьев суетливо щебетали птички, прохожие с озабоченными лицами сновали туда  сюда, светофоры бодро регулировали движение, с приходом весны жизнь набирала обороты.

На перекрестке улиц Горького и Сакко и Ванцетти у овощного магазина Серафим остановился и закурил. И заметил, что шнурок его правого ботинка развязался. А ботинки у Серафима были понтовые: высокие, почти ковбойские, крепкие, темно  желтого цвета, мечта журналиста, которого, как известно, ноги кормят. Эти прекрасные ботинки ему подарила Валентина Алексеевна, знакомая поэтесса, порой противоречивая, но очень добродушная женщина. Серафим нагнулся завязать шнурок и увидел странную монетку. Размером она походила на три копейки советского образца. Монетка была очень темная и явно старинная. Что было на ней изображено, разобрать было трудно, какой  то восточный орнамент. Серафим завязал шнурок, поднял монетку и сунул ее в карман куртки

 Фима, ну и где тебя бесы носят?!  возмущенно спросила Людочка, высокая, большеглазая, очень красивая блондинка, секретарша главного редактора.  Шеф тебя с самого утра домогается!

Шеф, он же Алексей Николаевич, он же  старик, в некоторых случаях  старый пердун, он же  козел, он же  бабник, карьерист, губернаторская подстилка, графоман, скандалист, коммунистический клеврет, маразматик, душегуб, кусок идиота У этого высокого симпатичного мужчины лет пятидесяти от роду в редакции имелось множество подходящих кличек и прозвищ.

 Фима, ну и где тебя черти носят?!  Алексей Николаевич нервно расхаживал по кабинету с бутылкой в руке. В бутылке находилась вода. Шеф, когда сильно психовал, имел привычку поливать комнатные растения. А психовал он частенько, мучая тем самым не только сотрудников редакции, но и многочисленные бегонии, сциндапсусы, гиацинты, фикусы, крокусы, примулы, розы, фиалки, гибискусы, бальзамины, традесканции и кактусы

 А что случилось?!

Шеф сквозь большие роговые очки посмотрел на Фиму, как психиатр на пациента и уставшим голосом произнес:

 А что, что  то должно случиться, чтобы сотрудник редакции находился на своем рабочем месте?

 Виноват, Алексей Николаевич!

 Виноват, виноват,  старик быстро подобрел.  Тебе тут с самого утра какие  то странные типы названивают. Уже чуть ли не оборвали телефонный провод! Какой  то Слепой и Панама! Кто такие?!

 Кривой и Шляпа,  поправил Фима шефа.  Это мои хорошие знакомые.

 Странные у тебя, Серафим Серафимович, знакомые!  Алексей Николаевич перестал поливать растения и уселся за свой большой редакторский стол.  Какой  то крокодил

 Крокодил  это бывший полковник КГБ,  усмехнулся Фима.

 Какой  то раскудрявый дуб зеленый

 А это  нынешний мэр Желтогорска, Борис Юрьевич.

 Не почитаешь ты людей!  лицо Алексея Николаевича перекосила недовольная гримаса.  Все у тебя хиханьки да хаханьки! Никакой серьезности в поступках и разговорах. Фельетоны пишешь хорошие, в этом деле ты  молодец и передовик. Но как быть с остальным?! Ну, мне же уже сверху звонили

 Жаловались?

 Типун тебе, Фима, на язык! Предупреждали! Предупреждали, что вот  вот,  лицо шефа приобрело мучительное выражение,  вот  вот президент снимет губернатора и на его место назначит Это очень секретная, Фима, информация!

 Понимаю.

 Да чего ты понимаешь?! Чего вы вообще все понимаете?! Ничего вы не понимаете! Все вы тут несерьезные люди! Всех вас давно пора разогнать и набрать других! Набрать серьезных, ответственных товарищей. С кем мне приходится работать! Кто будет писать?!

 О чем?

 Ни о чем, а о ком! Я же тебе, Фима, русским языком объясняю  мне звонили!

 Кривой и Шляпа?

 Да причем тут Кривой и Шляпа?! Мне из самого Кремля звонили!

 Президент?

 Да причем здесь президент?! Ты что, Фима, издеваешься надо мной или ты  идиот?! Что, в Кремле других людей нет?!

 Я не знаю

 Мне уже звонили! Просили мобилизовать коллектив! Это, понимаешь, хорошее финансирование!

 Понимаю.

 Да ни хрена ты ничего не понимаешь! Решение будет принято через две недели! Надо готовиться!

 Я готов!

Алексей Николаевич выскочил из  за стола, схватил бутылку с водой и забегал по кабинету. Лицо его раскраснелось, глаза загорелись гневным огнем.

 Иди отсюда!  крикнул шеф в ярости.  Иди отсюда и до самого вечера не попадайся мне на глаза!

Фима вышел из редакторского кабинета.

 Тебе опять звонили,  недовольным голосом сообщила Людочка.

 Кто?

 Какой  то Глухой и Кепка.

 Кривой и Шляпа?

 Я что, всех помнить должна?!  окончательно рассердилась Людочка, наливая из графина в стакан воду, чтобы полить растения на подоконнике.  Не редакция, а телефонная станция!

В едва раскрытую дверь просунулась кудрявая голова Аркашки Шмоглина.

 Фима, ты тут?  Аркадий частенько задавал глупые вопросы.

 Тут,  тяжело вздохнул Штопаный.

 Тебя к телефону!

Голова Аркашки исчезла, дверь осталась не закрытой.

 Когда же вы угомонитесь!?  взмолилась Людочка.  Не редакция, а проходной двор!

Штопаный быстрым шагом направился в общую комнату, где столовался еще с тремя корреспондентами. Взял телефонную трубку:

 Алло!

 Здравствуйте, Серафим Серафимович!  голос был взволнован и заметно дребезжал.

 Здравствуйте.

 Это Кривой и Шляпа вас беспокоят! Нам надо бы срочно встретиться! У нас тут такое такое!

 Что случилось? Взрыв на атомной станции?  попытался пошутить Фима.

 Хуже!

 Хуже?!

 Да, гораздо хуже! Но об этом не по телефону. Приходите срочно

* * *

Валентина Алексеевна, бодрая и эффектная блондинка семидесяти лет, вдова со стажем, бывший заместитель главного редактора областной газеты «Большевик», поэтесса  универсал в очередной раз страстно влюбилась. Надо отметить, что влюблялась она и раньше, влюблялась по нескольку раз в год. Но теперь это была особая, юбилейная влюбленность. Валентина Алексеевна влюбилась в сотый раз. И она дала себе крепкое слово: больше ни  ни

Объектом ее влюбленности стал Альберт Альбертович, сорокалетний врач  эндокринолог областного медицинского центра, у которого Валентина Алексеевна наблюдалась по причине своего сахарного диабета. Альберт Альбертович был высок, худощав, жгуче кареглаз, он носил халат на голую грудь, для форсу модные очки в тонкой золоченой оправе. Ладони у него были белые, ухоженные кремом, пальцы тонкие, ногти тщательно обработанные. Он всегда неукоснительно чисто брился и источал приятный запах дорогого одеколона. Альберт Альбертович был метросексуалом и выглядел лет на десять  двенадцать моложе своих паспортных лет

Накануне визита к врачу Валентина Алексеевна посетила парикмахершу, маникюршу и визажистку. Она основательно подготовилась к обольщению, благо опыт в этом деле был у нее немалый. И с утра 1 апреля отправилась на прием. Была она ослепительно очаровательна. Красные модные сапожки, красное шерстяное пальто, красная большая шляпа, красный шелковый шарфик, красные тонкие перчатки, красная кожаная сумочка, красный раскладной зонт, красные пухлые губки и зеленые ревнивые глаза.

К Альберту Альбертовичу уже выстроилась внушительная очередь: несколько говорливых толстых старушек и солидный пожилой мужчина, похожий лицом на какого  то артиста театра и кино.

Очередь двигалась медленно. Старушки громко обсуждали свои многочисленные болезни, пожилой мужчина, насупившись, молчал, Валентина Алексеевна радостно улыбалась, душа ее порывисто трепетала от предстоящей встречи с объектом ее последней влюбленности.