Это будут ущербные Кобры, причем не пара-другая, а целый легион.
Корвин глубоко вздохнул, отгоняя мрачные воспоминания.
– Я согласен, Приели действует мне на нервы, но по крайней мере будучи Отвергом, он может стремиться только к политическому преимуществу.
– Полагаю, что в этом ты прав, – вздохнул Джастин. – Просто мне… да ладно. А коль уж мы затронули эту тему… – порывшись в кармане рубашки, он вытащил магнитную карточку и бросил её на стол. – Вот наши последние предложения относительно того, как восполнить имеющиеся пробелы в предварительных психологических тестах. Я решил, что поскольку иду к тебе, было бы неплохо заранее поделиться с тобой нашими идеями.
Корвин взял магнитную карточку, пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Со стороны Джастина это вполне разумный шаг, и при иных обстоятельствах в нем нельзя было усмотреть ничего предосудительного. Однако в данный момент дела в Совете и Директорате обстояли далеко не лучшим образом. «Заранее поделиться идеями». Корвин не сомневался, что скажут Приели и его прихлебатели по этому поводу.
– Спасибо, – поблагодарил он Джастина и положил карточку рядом с коммуникатором.
– Правда, по всей видимости, я не сумею выкроить время, чтобы ознакомиться с её содержанием до того, как остальные члены Совета получат свои экземпляры.
Джастин слегка нахмурился.
– Неужели? Правда, боюсь, что результаты будут не так уж и велики. Мы планируем снизить имеющийся семипроцентный уровень постхирургического отсева до четырех с половиной процентов.
Корвин задумчиво кивнул.
– Примерно, как мы и ожидали. И никак нельзя ещё больше ужесточить отбор?
Джастин покачал головой.
– Спецы-психологи сомневаются, что мы сумеем достичь даже этого уровня. Проблема заключается в том, что иногда, уже после того, как людям имплантировали все эти штучки Кобр, у них… скажем так, резко меняется характер.
– Я знаю. В любом случае, это уже лучше, чем ничего.
На мгновение воцарилась тишина. Корвин рассеянно перевел взгляд на окно, на очертания небоскребов Капиталии. За последние двадцать шесть лет облик города изменился почти до неузнаваемости. За те двадцать шесть лет, прошедшие с тех пор как он, Корвин, словно прыгнув с вышки, бросился в бушующее море политики Миров Кобры. В последнее время он часто ловил себя на том, что постоянно смотрит в окно, словно пытается обнаружить и не упустить то головокружительное волнение, которое когда-то испытывал. Правда, это мало чем помогало. Где-то в середине его карьеры, возможно, под влиянием злобных обвинений Приели, политическая обстановка Миров Кобры приобрела оттенок ожесточенности, с которой Корвин ещё ни разу не сталкивался. В некотором отношении это обстоятельство испортило для него всю игру, в результате чего и победы, и сражения стали монотонным, сладко-горьким однообразием, а губернаторство свелось к непрерывной борьбе, вместо того, чтобы служить делу прогресса на его планете.
Корвину тотчас пришла на ум мысль об отце, который также под конец жизни разочаровался в политике. Корвин все чаще и чаще задумывался о том, а не махнуть ли ему рукой на все эти страсти, и сбежать куда-нибудь на Эсквилин или на какой-нибудь другой из Новых Миров.
Но увы, это было исключено, и Корвин это знал. Пока озлобленные Отверги грозили подорвать все устои Миров Кобры, кто-то должен был остаться на месте и продолжать борьбу. И Корвин давным-давно усвоил, что он и есть этот кто-то.
Сидевший через стол от него Джастин слегка поерзал на стуле, чем прервал ход мыслей Корвина.
– Если я правильно понял, у тебя имелась какая-то конкретная причина пригласить меня сюда? – ненавязчиво поинтересовался он.
Корвин сделал глубокий вздох и весь напрягся.
– Разумеется.