Ладно, согласился я. О чём хотел поговорить?
Меня не устраивает то, что происходит у нас в семье. Кажется, тебя тоже?
Мягко говоря, да.
Значит, нам есть, что обсудить.
Получается, есть, я открыл чемодан, который мне передал Дмитрий Прокофьевич и проверил вещи. Всё было на месте: одежда, в том числе второй костюм, пошитый на заказ, смарт, портативник, документы и банковская карточка. Счета мои открыты? спросил я у секретаря.
Разумеется, закрыть ваши счета и аннулировать сим-карту никто не имеет права без вашего личного разрешения.
Я кивнул, закрыл чемодан и поставил на пол. Со своими вещами на руках стало спокойнее. И пусть деньги на счету до момента получения мной наследства фактически принадлежат роду, было, по крайней мере, на что снять жильё и купить самое необходимое.
Я могу рассчитывать на вас, Дмитрий Прокофьевич? спросил я. Мне нужен тот, кто будет представлять мои интересы во время раздела наследства. Разумеется, я заплачу за ваши услуги.
А вот с наследством могут возникнуть проблемы, ответил вместо секретаря Валера. Тебя хотят изгнать из рода.
Почему-то я предполагал такой исход хмыкнул я. И когда?
Данный вопрос обсуждается, сказал Дмитрий Прокофьевич. К сожалению, подробностей не знаю. Этим занимается совет, и меня в курс дела не ставят.
Тоже ничего не знаю, добавил Валера. Мне сообщили об этом, когда я твои вещи забирал. От всех неугодных избавляются. Отца подвинули, Колю подвинули, с тобой тоже видишь, как обошлись.
Если меня изгонят, то я лишусь всего наследства? спросил я.
Вы полностью лишитесь акций родовых компаний, ответил Дмитрий Прокофьевич. Долю личного имущества Эдуарда Михайловича вы унаследуете в любом случае.
Что ж, значит, не всё так плохо.
Есть небольшая проблема. Если вы выйдете из семьи, родовая кредитная организация поднимет ставку по вашему займу с двух с половиной процентов до семи целых восьми десятых процентов, как стороннему лицу. В этом случае ваших активов не хватит, чтобы покрыть расходы.
А вот это уже паршиво. Даже остаться без всего лучше, чем обрасти долгами, которые не можешь выплатить. Теперь моё участие в проекте Белозёрских под большим вопросом. Триста пятьдесят миллионов просто неоткуда взять. Остаётся лишь «Стармаш» и некоторые зарубежные активы. Но за долги их изымут, и я в любом случае останусь с пустыми руками. И это при хорошем раскладе.
На каком основании меня хотят изгнать? спросил я.
В уставе есть такой пункт, как «неподобающее поведение, порочащее честь и достоинство рода», объяснил Дмитрий Прокофьевич. Скорее всего, апеллировать будут именно к нему.
А конкретнее? Когда именно я себя вёл неподобающе? Я же могу оспорить заключение в более высоких инстанциях?
Род считает, что ты сотрудничаешь с УВР, сказал Валера, а формальный повод придумают. У нас Афанасий Павловичголова, юрист с большим стажем. Он сочинит такое, что и не отвертишься. А мне, честно говоря, тоже интересен вопрос: можно ли тебе доверять?
Я пожал плечами:
А я этого и не требую. Если род меня пошлёт, то и вы мне на хер не сдались.
Да погоди, не пори горячку. Ещё ничего не решено, и я постараюсь помочь. Только мне надо знать, на кого ты работаешь.
Ни на кого.
Что-то не верится, что ты в одиночку сбежал из-под стражи и самостоятельно добрался до Москвы. Тебе кто-то помогает. Я и Дмитрий Прокофьевич очень хотим выручить тебя, но мы должны быть уверены, что ты не подставишь семью. Твоё отсутствие во время облавы выглядело весьма подозрительно. Теперьпобег. Что нам думать?
Я снова пожал плечами:
Да что хотите.
Тебе не нужны друзья? Они лишними не бывают. Хотя если ты нашёл новых, предав всех нас, то я сам с радостью изгнал бы тебя из семьи.
Я задумался: стоит ли сказать про ГСБ или нет? Хотелось развеять опасения родни по поводу моего сотрудничества с УВР. К тому же в данный момент мне ничего не угрожало. Это когда я сидел в подвале с нейтрализаторами на руке и ноге, стоило держать язык за зубами, дабы не прибили, а сейчас тронуть меня никто не посмеет. Зато был шанс, что кто-то из родни поможет, и я не потеряю наследство.
Я не работаю ни на кого, ответил я, но мне помогаютв этом ты прав. ГСБ пытается завербовать меня. Я пока не дал согласия. Если соглашусь, поступлю в их школу, и секрета в этом никакого не будет. А если нетто нет.
Вот как, значит, ГСБ проговорил Валера с осуждением в голосе. Почему сразу не сказал?
Чтобы меня убили? Род, кажется, плохо относится к государственным организациям. И да, именно агенты ГСБ оберегли меня во время облавы. Предупредить не успел, простите. Мне самому сказали слишком поздно.
Валера нахмурился. Взгляд его отражал активную мыслительную деятельности. Похоже, он думал, можно ли верить моим словам и стоит ли дальше вести разговор.
Нельзя было скрывать такие вещи от семьи, произнёс, наконец, Валера. Род должен знать, с кем ты сотрудничаешь.
Вот когда буду сотрудничать, тогда все узнают, ответил я. Это мне помогают. Мне. Я ни у кого ничего не просил.
Бежать тоже они помогли?
Разумеется. Их люди перебили охрану Борецких и вытащили меня.
Тут я приврал, рассудив, что родне ни к чему знать об агентах под прикрытием в тайном приказе.
Какие цели преследует ГСБ? спросил Дмитрий Прокофьевич. Лицо его тоже стало до предела серьёзным.
Затащить меня в свою организацию. Им нужны сильные энергетики. В остальные планы меня не посвящают.
Что ж, я понял твою позицию, произнёс Валера, поднимаясь. Рад был пообщаться. Если у нас появятся новости, Дмитрий Проковьевич или я свяжемся с тобой.
Мы распрощались, и Валера с секретарём ушли, оставив меня в раздумьях и неопределённости. Возможно, я зря им сообщил про ГСБ, хотя какая теперь разница? Лучше пусть знают правду, чем строят догадки, приписывая мне сотрудничество с внешней разведкой. Поверят или нетдругой вопрос. Но это от меня уже не зависело.
По прибытии домой первое, что сделали агентыотобрали у меня все электронные устройства. Ну как отобрали настоятельно попросили провести проверку. Пришёл человек и стал копаться в них. Как и ожидалось, и на смарте, и на портативнике обнаружились шпионские программы, которые заботливо поставила СБ Востряковых. После их удаления я получил устройства обратно. Теперь придётся гадать, не установили ли мне то же самое мои новые «друзья».
Затем, оставшись, наконец, один, я позвонил Ире и обрадовал её тем, что со мной всё в порядке. Когда я пропал, Ира сильно переживала, но ещё больше испугалась, когда её стали допрашивать. К счастью, отделалась она только испугом. Её не пытали и не держали в подвале. Она сразу выложила всё, что знала про мою поездку в Старую Руссу и про поиски информации об обитателях серых земель, после чего от неё отстали и отправили домой. Всё это время Ира думала, что я погиб.
Пришлось позвонить и Веронике, от которой было много пропущенных вызовов.
Ну ты где пропадаешь-то? спросила она. Почему не пришёл в воскресенье? Что-то случилось? Ты как будто сквозь землю провалился. Я подумала, ты меня бросил.
Я аж рассмеялся столь наивной догадке.
Меня чуть не убили, сказал я, а ты спрашиваешь, почему не пришёл на ужин?
Кто?!
Догадайся. Дед твой. Теперь мне обратно в Новгород путь закрыт. Придётся в Москве торчать. Только сегодня получил назад свой смарт и первым делом позвонил тебе.
Погоди Ты в Москве? Где?
А вот это пока секрет. Моя жизнь в опасности, так что извини.
Блииин протянула Вероника обиженным тоном. Вот же дедсволочь! Ну почему постоянно так получается? И когда вернёшься?
Кто бы знал, вздохнул я, кто бы знал
* * *
С капитаном Матвеем Оболенским мы встретились в одном из ресторанов в центре Москвы. Туда я тоже отправился в сопровождении двух агентов. Пока ехали, всю дорогу таращился по сторонам, разглядывая город, в котором ещё ни разу не был.
Москва поражала воображение. Конечно, Новгородтоже миллионник и там тоже хватало небоскрёбов и высотных жилых зданий. Но здесь этого добра оказалось в разы больше, проспекты были шире и оживлённее, а в дорожных развязках так и вообще с непривычки запутаться можно.