Хозяйке борделя отсыпали горстку золотых и имя графского сынка даже не прозвучало в разбирательстве. Те, кто знал, держал языки за зубами. Сослуживцы-оборотни знали, что это мог быть и один из них и по-честному сочувствовали Ретту. Молчали. На разбирательстве каждый оборотень из их компании заявил судье, что именно он был с убитой девушкой. Волки стояли за свою стаю. А люди не хотели оказаться во врагах такого рода как Шеферды и говорили что ослепли, оглохли.
Наказывать героев полка за какое-то недоразумение сочли излишним. Дело быстро замяли. Деньги с легкостью смыли кровь безродной шлюхи с рук молодого графа, вот только Эверетт не чувствовал себя чистым. Она действительно хотела его и вот что вышло
Уже больше года Ретт не прикасался к женщине, хотя сам понимал, что тем самым делает все только хуже. Воздержание и оборотни несовместимые вещи. Им нужны женщины, постоянно. Надо было завести любовницу или содержанку. Но Ретт не мог себя заставить.
Я куплю тебе любую какую скажешь. Просто выбери снова завел свою песню отец.
Ретт, как обещал, сорвал сюртук и выскочил из кареты. Уж лучше лапы размять, чем слушать это снова и снова.
Они заехали в какой-то захудалый городишко поменять коней и оказалось, что оси экипажа нужно чинить, да и поспать в кроватях было неплохо. Мэр выделил им какой-то смешной, комнат на тридцать от силы, домик.
Скоротать вечер семейство отправилось в театр. Граф Ричард такие места как Междуречье (ну и названьице! Верх изобретательности!) любил, его тянуло к более простой, сельской жизни. Мать воротила нос. Эверетту было наплевать. Публика тут была диковатая и грубая, женщины одеты с дурным вкусом и ему не терпелось высидеть эту проклятую постановку и отправиться спать.
Из ложи он прекрасно видел зал, поглядывал в бинокль на сцену, а потом Он учуял что-то. Что-то терпкое и сладкое одновременно. Женщину нет, девушку красивую девушку.
Он попробовал найти ее в ложах, но запах был такой тонкий, едва ощутимый в какофонии многих десятков людских тел. Всего лишь тонкая острая нота в симфонии.
Он бросил поиски. Нужно было идти вдоль лож и тогда бы он, конечно, нашел, но зачем? Он знал кто онволк рядом с нежными овечками. Да, он хотел их. Женская красота продолжала волновать его. Он смотрел на яркие губы, тонкие шеи, маленькие ушки, хрупкие белые запястья и волнующиеся от дыхания груди под корсажами и все это манило и волновало его с каждым днем все сильнее и сильнее.
Да, черт побери отец был прав! Ему нужна была женщина, но он боялся повторения истории с той девушкой. Что если он снова убьет? Еще одну хрупкую, белокожую нимфу найдут с перегрызенной шеей в его постели.
А потом в их ложу ворвалась какая-то наглая простолюдинка. Ретт вдохнул, собираясь крикнуть лакеев и замолчал.
Это она пахла той самой девушкой. О да, он не ошибся, она была красива. Действительно красива. Голубые глаза пышные, темные ресницы. Золотые кудри. Белая кожа, нежный румянец и пухлые чувственные губы. Высокая грудь и аппетитное тело. Определенно, в его вкусе.
Сцена была разыграна как по нотам. Ах, не желаете ли купить сиротку. Ретт ни за что бы не пошел на это. Еще одна страдающая девственница? Нет уж! Но девушка посмотрела на него и в его груди заклокотало что-то очень темное, волчье.
Это не был привычный напуганный взгляд «не обижай меня», как и не заискивающий «купи меня».
«ДА ПОШЕЛ ТЫ!»сказал ему незнакомка одними глазами. В менее цивилизованных стаях такое принималось за вызов. Но Ретт был не Шеферд, если бы не умел укротить волчьи замашки. Он мог проигнорировать вызов. Мог. Но у него год не было женщины, а эта девчонка была такая привлекательная и она продавала себя Почему не ему, собственно? Он может заплатить. Она смотрела на него так вызывающе, что он тихо уговорил себя, что ведь может он хотеть просто укротить наглую гордячку. О, сейчас он бы мог объяснить себе любые свои желания, облечь их в любую оболочку: праведные, логичные, разумные Но правда была в том, что он просто захотел ее и все. Она была красива, он был голоден. Этого было довольно.
Сколько?
Десять тысяч.
Эверетт чуть не захохотал. Глянул на отца и отвернулся. Ага, и луну с неба в придачу. Старуха помешалась совсем.
Батенька выгнал нищенок и сразу кинулся в атаку.
Я куплю ее, если ты хочешь.
Ретт промолчал. Он все еще колебался. Ему не хотелось бы видеть эту девушку с разорванным горлом на простынях своей постели.
Ретт! отец присел на соседнее кресло.
Послушай милый, вступила мать. Мы черти где и даже если что-то пойдет не так, до столицы это никогда не дойдет. Это хороший шанс проверить себя, мы ничем не рискуем, ты прекрасно знаешь, что не сможешь обходиться без женщины вечно, Ретт. Хватит упрямиться. Она понравилась тебе? Девушка действительно очень красива.
Он неопределенно дернул плечами.
Да, она красива, пробормотал он раздраженно.
Вот и прекрасно! оживился батенька. Лакей!
Пока отец писал записку мать пододвинулась и накрыла его руку своей.
Все будет хорошо, милый. Это была случайность и она не повторится. Все мы совершаем ошибки.
Да, конечно. Ретт похлопал мать по руке.
Досмотрим представление и подпишем бумаги. Задерживаться в этой дыре не хочется, так что все сделаем прямо сегодня ночью. Ты не против?
По телу Эверетта прошла сладкая дрожь.
Нет, не против.
От мысли что он возьмет сегодня эту девчонку, такую красивую, такую вкусную, все его тело завибрировало. Конечно, он хотел и боялся.
Второй акт стал для него сущей пыткой. Нервное напряжение жалило тело и он крутил бинокль в руках.
Они поехали домой и едва выйдя из автомобиля Эверетт сразу почуял, что девушка в доме. От волнения все его чувства обострились, он даже не пытался усилить нюх осознанно, а значит его инстинкты снова выходили из-под контроля. Отец и наставники были правы! Нельзя было устраивать себе такое долгое воздержание! Нельзя. Его ощутимо потряхивало от возбуждения и нетерпения. Господи, он убьет ее. Нельзя этого делать, надо все отменить
Но если не она так другая, верно? Всего лишь сиротка-оборванка из мелкого провинциального городка. Никто и слезинки не уронит. А ему все равно придется рано или поздно подвергнуть риску кого-то. Почему не она? Чем она заслужила милосердие?
Отец с матерью пошли в кабинет подписывать бумаги. Эверетт поднялся к себе. Слуги перестилали постель.
Что вы делаете? удивился он.
По приказу герцогини.
Матушка умудрялась позаботиться обо всем. Его оставили одного и он начал мерить шагами комнату. Восемнадцать шагов в одну сторону, восемнадцать в другую. Девушка была в доме в левом крыле На первом этаже. Он чуял ее и знал, что сейчас подпишут документы и она будет его на эту ночь. Вот так простопродано. Ретт не испытывал никаких моральных мук по поводу того, что покупает женщину. Все покупали, таковы были правила их мира. И потом, он же не принуждал ее, не уговаривал, не обманывал, не шантажировал. Сама пришла, да еще и продала себя задорого. Будет потом жить в этой глуши как королева, а всего-то и нужнораздвинуть ноги и отдаться ему. От образов в голове у него томно потянуло все тело. Ну иди же сюда Иди Долго там еще?! Его захватывала горячка нетерпения. Нет! Нет! Ретт, черт побери соберись! Нужно держать себя в руках. Нужно остыть. Сделать все так, как было с теми, купленными прежде. Не увлекаться самому, и ни в коем случае не допускать, чтобы она хотела, тогда это будет безопасно.
Не теряй голову, Ретт, не теряй голову! Просто трахни девчонку, выпусти пар и отправь прочь.
В дверь тихо постучали.
Войдите! у него дрогнул голос. Ретт кашлянул, прогоняя хрипотцу. Входи Иди сюда, я чую, что это ты, наконец.
В комнату вошла девушка и мягко закрыла за собой дверь.
Этот тихий щелчок двери взбудоражил Ретта как будто ему шепнули на ухо «она твоя». Он поднял голову и выпрямился. Всегда делал так, вымуштровали это и в семье и в армии. Прямая спина, гордая посадка головы. ТыШеферд.
Просто покончи с этим, Ретт. Просто возьми девчонку и постарайся, ради Творца всего сущего, ее не убить.
Глава 4. Первая ночь Терезы Доплер
Терезу проводили до покоев этого «капитана Эверетта Ричарда Шеферда». У Тесс всегда была отличная память. Она легко запоминала все, что прочла, да и в музыке учителя дивились как быстро и легко она схватывает сложные пассажи на фортепиано. Вот и сейчас она запомнила. Имя с гербовой бумаги въелось ей в мозг.