То есть бар с желтыми фонарями тебе приснился? удивился Эдо. Ну надо же. А я тебя видел там наяву.
Ты меня видел?
И бежал к тебе через улицу с криком «Не заходи».
Так это ты был? Ничего себе совпадение!
Ага, прикинь. Не знаю, кстати, зачем я к тебе помчался. От чего собирался спасать? Наяву Маяк желтым светом не светит. А я-то не спал. В итоге решил, что спятил. Ну ладно, спятил и спятил, имею право. Но разобраться все равно хочется. Я сегодня туда ходил.
Кудатуда?
К этому бару. Оказалось, самый обычный бар на улице Басанавичюс, возле мальчишки с калошей. Называется «Amy Winehouse». Хочешь, сам сходи посмотри.
Чуть было не добавил: «И тебя я тут не просто так встретил, а потому что очень хотел расспросить», но не стал. Телега о том, как у него теперь принято организовывать случайные встречи, даже на фоне всего остального прозвучит, как полная ерунда.
Вместо этого сказал:
Круто, что я тебя здесь встретил. Вот это называется действительно повезло! Причем, что интересно, обычно я не гуляю по этой набережной. А тут ноги сами принесли.
Я тоже здесь никогда не гуляю, растерянно кивнул Блетти Блис. У меня обычно и времени особо нет на прогулки. И вдруг почти полдня оказалось свободно. И я сюда почему-то пришел, хотя было не надо. Как будто за шиворот взяли и привели.
Помолчал и добавил:
Странные вещи в последнее время творятся здесь, на Другой Стороне. Или всегда творились, да я не замечал? Я же вроде бы этот город знаю, как хороший хозяин свой огород. Но только за это лето раза три заблудился. В Старом городе заблудился, прикинь! Когда на месте знакомой табачной лавки буквально за ночь появляется новый магазин с разноцветными носками, это ладно, вполне объяснимо: табак переехал, а новые арендаторы очень шустро вселились. Но когда на следующий день табачная лавка снова на месте, а про носки никто даже не слышал, начинаешь думать, что крыша уже поехала оттого, что слишком часто мотаюсь туда-сюда. И ладно бы только лавки, один раз мне вообще показалось, будто улицы поменялись местами. Я стоял на углу Стиклю и Швенто Казимеро, а ведь они не пересекаются, и даже не то чтобы рядом, от одной до другой еще надо дойти.
Кстати, вполне могли поменяться, невозмутимо кивнул Эдо. Здесь такое порой случается. Потом улицы быстро возвращаются на места, мало кто успевает заметить. А ты успел. Повезло!
Издеваешься?
Да ну, брось. Просто здесь так бывает, не парься. Не поехала твоя крыша. Нормально все.
Ну ладно, растерянно сказал Блетти Блис. Трудно в такое «нормально» поверить, однако в моих интересах, чтобы ты оказался прав. Но как может быть, что мне снился бар с желтыми фонарями, а ты там видел меня наяву? Я, если что, потом сразу же дома проснулсяв своем здешнем доме. Причем раздетым. А во сне вроде в одежде был. А для тебя это как выглядело?
В одежде, кивнул Эдо. Сперва ты выглядел как совершенно обычный человек. А потом задрожал и исчез. Я даже грешным делом подумал, что ты призрак. Хотя всегда считал, что их здесь нет.
Вот этого я совсем не понимаю. В голове не укладывается. Или скажешь, такое тоже нормально здесь?
Эдо неопределенно пожал плечами. Рассказывать, как гулял наяву по чужому сну, ему пока не хотелось. Перебор. Сам бы решил, что собеседник спятил, если бы ему кто-то такое принялся излагать. Поэтому честно сказал:
Я пока тоже ни черта не понимаю. И очень хочу разобраться. Интересно, как это мы с тобой так.
Если разберешься, расскажешь?
И если не разберусь, все равно расскажу. Узнать, чего именно кто-то из нас не понял, гораздо лучше, чем вообще ничего не узнать.
Достал из кармана новенькую визитку, подарок одной из здешних подружек. На визитке было написано «Эдо Ланг», ниже на четырех языкахлитовском, английском, немецком и русском: «Я могу все». Сказал:
Насчет «могу все» не бери в голову. Это просто шутка была. Но номер телефона тут правильный. Звони, когда будет время и настроение. Только, пожалуйста, не с утра.
Никогда не был человеком, живущим по строгим правилам, торжественно сказал Блетти Блис. Но два правила у меня все-таки есть, и они нерушимы. Не таскать домой дурь с Другой Стороны и никогда не звонить людям раньше полудня, если только это не вопрос жизни и смерти.
Отлично, кивнул Эдо. Легко иметь с тобой дело, Блетти Блис.
Ты и прежде всегда это говорил, улыбнулся тот. Слово в слово. Ну, может, вспомнишь еще потом.
Цвета, Симон
Это невероятное что-то было, вздохнула Цвета. Даже не могу сказать, что мне понравилось. «Понравилось» неподходящее слово. Нравятся мне, к примеру, рыбный суп у Хромой Лореты, рыжий Томас, который недавно стал помощником мэра, и коричный табак. А твоя музыка мне не нравится. Трудно мне с ней. Я не знаю, что она со мной делаетотменяет? разрушает? разбирает на части, чтобы заново пересобрать? Нет, не так. Все не то! Нужных слов я тоже не знаю. Зато точно знаю, что очень хочу вместе с тобой играть.
Ты хочешь со мной играть? переспросил Симон. Ты серьезно? Или это просто такой изысканный комплимент? В любом случае, спасибо тебе, дорогая. В жизни не думал, что однажды услышу от тебя что-то подобное. Потому что ты Ай ладно, можно подумать, сама не знаешь, что ты у нас нынченомер один.
Да нет на самом деле никаких номеров, отмахнулась Цвета. Ни первого, ни второго, ни сорок третьего. Есть музыка, я и моя труба, и другие люди, каждый со своим инструментом, иногда у кого-то из нас что-нибудь так здорово получается, что в мире становится больше жизни, чем было. И это даже не наша заслуга, а просто чудо, которое с нами случается, такие уж мы счастливчики. При чем тут какие-то номера.
Ни при чем, улыбнулся Симон. Но все равно ты очень крутая. Звезда. И когда говоришь, что хочешь со мной играть, у меня не только земля, а вообще все из-под ног уходит. Включая другие планеты, которых под моими ногами, по идее, отродясь не было. Но это почему-то совершенно не мешает им уходить.
Спасибо, это ужасно приятно слышать даже просто от бывшего однокурсника. А от страшного и веселого композитора, которым ты внезапно стал, практически всемирная премия, серьезно сказала Цвета. И, помолчав, спросила: Это Другая Сторона тебя так изменила, да?
Симон кивнул. Плеснул в стакан контрабандного синего джина, хотя крепких напитков почти никогда не пил. Не то на радостях, не то для храбрости, не то просто руки занять. Выпил залпом, поморщился, как всегда невольно подумал: «Какого черта люди пьют эту гадость, опьянеть, если очень приспичило, можно и от вина, почему крепкая выпивка считается удовольствием, кто это вообще придумал, зачем?» А вслух сказал:
Это было лучшее из моих решенийзавербоваться в Мосты. Меня тогда все отговаривали: совсем рехнулся, двадцать лет провести на Другой Стороне в тоске и унынии, без памяти о доме, близких и о самом себе, добровольно поставить крест на музыкальной карьере, слава героя и почетная пенсия не стоят того. Но я никого не слушал, точно знал, что Другая Сторона сделает из меня настоящего музыканта. Вот честное слово, только за этим туда и шел! И получилось по-моему. Отлично я там себя чувствовал, ни дня не сидел без дела, многому научился и таких музыкантов собрал, что до сих пор не могу их бросить. И не хочу бросать. И не собираюсь. Уже полтора года, с тех пор, как всех наших досрочно увели с Другой Стороны, на два дома живу.
Знаю, кивнула Цвета. Это же до сих пор главная сплетня в музыкальных кругах: что ты на Другой Стороне чокнулся и наотрез отказался возвращаться оттуда домой. А я всегда говорила, что ты правильно сделал. Глупо сидеть в одной и той же реальности, когда есть возможность жить сразу в двух. И результат впечатляет. Ты сегодня нам всем показал!
От избытка чувств Симон зажмурился, до боли в веках, до алых пятен во тьме, как жмурился в детстве, когда хотел проверить, это просто сон или правда. Если сон, от такого точно сразу проснешься. А если не проснулся, значит, явь.
Когда он открыл глаза, Цвета была на месте. И дальняя комната бара «Лиха беда», куда они ушли от шумной компании, потому что не терпелось поговорить. И стакан с остатками голубого контрабандного джина на деревянном столе.