Зеленый. Том 1 - Макс Фрай страница 6.

 А, мозаика!  говорит Нёхиси, переходя на совсем уж неощутимый шепот, чтобы меня не разбудить.  Это когда берут фрагменты разных реальностей и перемешивают? Хорошее дело. Обычно очень красиво получается, что ни смешай.

Он что-то еще говорит, вероятно, обещает хорошенько за меня подышать, или, наоборот, уверяет, что дыханиенеобязательное излишество, он вообще-то страшный лентяй, но я больше его не слушаю, погружаюсь все глубже в сон. Как же вовремя Нёхиси мне напомнил, что такое мозаика с точки зрения всемогущего существа! И теперь наконец-то понятно, чем я собирался заполнять прорехи в мозаике, зачем вообще все это затеял, и что должно получиться в итогену, то есть, по моему замыслу, должно получиться. А как будет на самом деле, черт его знает. Впрочем, не знает и черт.

Я сплю, и мне снится, что я выворачиваюсь наизнанкунаяву я так пока не умею, зато во сне это очень легко. А когда во сне выворачиваешься наизнанку, все, что в этот момент тебе снится, выворачивается наизнанку вместе с тобой. Вот и городмоя мозаика и одновременно настоящий, живойтоже вывернулся, перестал быть самим собой, и сейчас передо мной сверкает, как груда пиратских сокровищ в детских мечтах, наша городская изнанка, так называемая Эта Сторона.

Я часто вижу Эту Сторону наяву, то издалека, то на расстоянии вытянутой руки, так что знаю ее сияющие проспекты и тайные закоулки не хуже иных старожилов. Иногда захожу туда весь, целикомтайком и совсем ненадолго, чтобы не нарушить хрупкое равновесие, хотя будь моя воля, гулял бы там и гулял. И столько уводящих туда Проходов собственноручно открыл, что если бы все население города Вильнюса внезапно пожелало немедленно ими воспользоваться, очереди были бы примерно как в большом супермаркете к кассам самообслуживания, то есть не особенно велики. А вот во сне я Эту Сторону до сих пор не виделразве что в детстве, как почти все дети, а потом, как и они, забыл.

Но вот прямо сейчас в этом сне изнанка нашего городапросто моя палитра, мой склад рабочих материалов, да такой роскошный, что руки трясутся от жадности, самое время захапать побольше и быстро удрать. Но я, слава богу, не такой невменяемый, каким обычно с удовольствием притворяюсь. На самом деле, для человека в моем положении, вернее, для существа, которым этот человек стал, я даже слишком вменяемый. И рассудительный. И практичный. Хорошо, что об этом никто не догадывается, а то задразнили бы. Но сейчас-то я сплю, и за мной никто не подсматривает, разве что Нёхиси, но он особо дразниться не станет, он беспредельно милосердное божество, поэтому можно внимательно оглядеть раскинувшуюся передо мной груду пиратских сокровищ, спокойно выбрать среди них то, что понадобится для работы, и аккуратно собрать в подол пестрого ситцевого сарафанавот интересно, почему именно сарафан? откуда он вообще взялся? это моя домашняя пижама так на изнанке выглядит? или просто я вот до такой степени псих?

Правильный ответда какая разница. Важно, что в подол сарафана очень удобно складывать нужные мне для завершения мозаики яркие теплые янтарно-желтые огни, а потом крепко держать добычу, прижав к животу, чтобы не потерялась, когда мы вместе станем выворачиваться обратно, на лицевую сторону, в почти нормальный человеческий сон о том, как я художник и выкладываю мозаику, и у меня офигительно получается, вот теперь точнода.

Я открываю глаза и сразу же понимаю, почему так долго не мог проснуться. Поди проснись, когда у тебя на груди привольно разлегся кот, теплый и такой тяжеленный, что поневоле вспомнишь, как Тор пытался поднять (и, вероятно, вусмерть затискать) Ёрмуганда, прикинувшегося котом, но смог только заставить его оторвать одну лапку от пола. А уж с меня тогда какой спрос.

 Ты успел закончить свою работу?  строго спрашивает кот и спрыгивает на пол с таким громким стуком, что ощутимо вздрагивает не только весь дом, но и холм, на краю которого он стоит.

 Работу,  сонно повторяю я.  Какую работу?.. Ай, ну да, мозаика. Знаешь, вроде закончил. Понятия не имею, что из этого выйдет, но слушай, какая же получилась красота!

 Тогда ладно,  говорит Нёхиси, постепенно приобретая условно антропоморфный вид, пока с когтями и перьями, а каким обликом дело в итоге кончится, невозможно пока предсказать.  Я за тебя, между прочим, дышал, как каторжный,  укоризненно добавляет он.

 Устал?

 Усталне то слово. Я упахался! Это даже трудней, чем ночь напролет посуду мыть. Не представляю, как вы все справляетесьвот так, без перерывов на отдых, в поте лица, всю жизнь.

Небо за окном раскалывается надвое, вспыхивает молния, по оконным стеклам начинают стучать тяжелые капли дождя и даже, кажется, самые настоящие градины. Так мы вообще-то не договаривались. Как раз перед тем, как лечь спать, я честно выиграл в покер солнечный теплый сухой конец сентября, но теперь тактично помалкиваю. Нёхиси в своем праве, для него устроить бурюто же самое, что для обычного человека пропустить стаканчик после тяжелой работы, просто чтобы расслабиться. Свинством было бы с моей стороны возражать.

3. Зеленый шум

Тони

Тони вынимает из духовки один за другим шесть яблочных пирогов. Строго говоря, в этой духовке можно одновременно испечь только два пирога. Теоретически третий противень сюда кое-как втиснется, но на практике это будет полная ерундаслишком низко или, наоборот, чересчур высоко. Поэтому Тони всегда ставит в духовку не больше двух пирогов зараз, а вынимаетну, сколько получится. Иногда, как сейчас, бывает нефиговый навар.

Головокружительный яблочный запах ползет по залу, как поземный туман из оврага, медленно, но неумолимо заполняет собой все пространство, отменяет прочие ароматы, как бьет все карты, вне зависимости от достоинств, козырный туз. Даже тапер, которому снится, как он здесь играет, внезапно перестает играть. Но не исчезает, в смысле, не просыпается дома, в такой момент просыпаться ищи дурака. Теперь ему, надо понимать, снится, как он нетерпеливо смотрит на Тонине тяни, давай разрезай!

 Это уже третье за вечер покушение на мою жизнь и рассудок, но сейчас ты близок к успеху как никогда,  меланхолично говорит Стефан. Он всегда одинаково шутит по поводу Тониных пирогов, и сам понимает, что одинаково, и всем уже давным-давно не смешно слушать про покушения, но ничего не может с этим поделать. Говорит, это у него такой условный рефлекс.

 А ведь могла бы сейчас сидеть дома, как дура,  мечтательно улыбается Эва.  Но не сижу.

Все вокруг, бодрствующие и спящие, люди, оборотни и застенчивый юный шарский демон с внешностью нормальной человеческой девчонки-подростка и непроизносимым именем, что-то вроде «Рхмщлщ», которого, как котенка подобрала на улице Кара и привела сюда покормить и сдать на руки Стефану, чтобы отвел домой, синхронно киваютдескать, и мы, и мы могли бы, как последние идиоты, но ведь не сидим, не сидим!

 Это пироги с падшими яблоками,  торжественно объявляет Тони.  Ни одного из них не сорвал, все подобрал с земли. Яблоки, как и ангелы, падшиесамые вкусные я хотел сказать, самые лучшие, насчет вкуса как раз точно не знаю. Чего-чего, а падших ангелов я вроде пока не ел.

На этом месте дверь кафе распахивается настежь от такого сильного порыва ветра, словно ужасный тайфун «Факсай», прознав о Тониных яблочных пирогах, бросил терзать Японские острова, устремился к нам и вот наконец долетел.

Впрочем, с первого взгляда ясно, что никакой это не «Факсай», очень уж аккуратно он пролетел по проходу, ни единого табурета не уронил, зато щедро насыпал всем на тарелки желтых березовых листьев, звезд из серебристой бумаги и почему-то розовых лепестков, после чего утих, напоследок захлопнув входную дверь и оставив на барной стойке тело, к счастью, не мертвое, а даже несколько более живое, чем обычно ожидаешь от тел, принесенных ветром. Возмущенно размахивающее руками, хохочущее до слез, которые натурально текут по щекам, и орущее: «Положи меня на место!»