Почему?
Готовая уже продолжать, я осеклась.
Чтопочему?
Почему вы боитесь спрашивать? Правдаэто всегда хорошо, Алисия. И никогда не страшно.
С этим я бы поспорила, но у меня не осталось сил. Поэтому я просто подняла руки, сдаваясь. Говорить Зигвальду о том, что я согласилась на его легенду, потому что мне все равно, было бы совсем отвратительно, поэтому я просто потянулась за саквояжем и вспомнила, что его у меня нет. У Зигвальда хотя бы был. Небольшой.
Скажем, что вас ограбили.
Он что, мысли мои читает?
Хорошо хоть, что не пострадал при пожаре.
Что?
Я махнула рукой.
Не берите в голову.
Помимо львов, перевернувшейся с ног на голову жизни и прочего, у меня в жизни еще случилась первая ночь, о которой я отчаянно хотела забыть. Так отчаянно, что забыла у Райнхарта свою пьесу. Хотя ей с самого начала не везло.
Алисия, Зигвальд постучал тростью по диванчику рядом со мной, не время впадать в уныние. Что бы там ни натворил мой брат
Ничего он не натворил, поспешно сказала я. Пожалуй, слишком поспешно. Но я не могу представляться вашей невестой.
Не можете или не хотите?
Я подняла голову.
Помните, когда мы уезжали? Вы сказали, что будете сопровождать меня как мой деверь. Что изменилось сейчас?
Я узнал вас еще лучше и понял, что для моего брата вы слишком хороши. Вы слишком живая, Алисия, в вас столько чувств и огня словом, я всерьез предлагаю вам руку и сердце. Хотя это и выглядит странно.
Да, странноэто не то слово.
Зигвальд улыбнулся.
Но, если вы против, я назовусь вашим деверем.
Правда? недоверчиво спросила я.
Правда. Я поехал с вами, чтобы вам помочь, а не для того, чтобы создавать лишние волнения.
Я так привыкла к приказному тону Барельвийских и их специфическим методам решения спорных ситуаций, что сейчас просто не сразу нашлась с ответом. А ответ нашелся, поезд окончательно сбавил ход, дернулся и остановился.
В коридоре зашумели.
Вас тоже интересует, кто все эти люди, которые так спешат покинуть купе, что толпятся в коридорах?
Я улыбнулась.
Они просто торопятся.
Куда можно торопиться в Гризе?
Хорошо, это уже куда больше похоже на Барельвийских.
Например, к родным и друзьям, по которым соскучились. К любимым. К детям и родителям.
Зигвальд свернул газету и убрал ее на полку.
Все-таки я в вас не ошибся, Алисия. Вы неисправимо романтичны. Тоже скучали по родным?
По маме. Отца я не знала.
По маме.
Да. Я очень хочу ее увидеть, но
Но вы боитесь.
Да.
Не бойтесь. Я буду с вами, что бы ни произошло. Он поднялся: стремительно. Помог накинуть мне на плечи накидку, легко подхватил свой саквояж и открыл дверь. Вперед. Нас ждет Гриз и ваша совсем не страшная мама.
Зигвальд пропустил меня вперед, потому что в коридоре поезда под ручку ходить было нереально. Несмотря на лучший вагон, на полировку стен, позолоту схемиальных светильников и даже картины, вдвоем мы бы застряли, как Эдер в дверях. Я готовилась спрыгнуть с лесенки, но Зигвальд меня перехватил. То есть удержал, спустился первым и подал мне руку.
Все-таки вы немного дикарка, Алисия, сказал он, когда мы попрощались с проводником и пошли по перрону. Куда теперь?
Перрон в Гризе был простенький, к тому же, один. Не то, что в Барельвице, где при незнании можно запутаться, куда вообще идти. Этот вел к старенькому зданию вокзала, знаменитого огромными витражными окнами и куполообразной крышей, правда, тоже покрытой красной черепицей.
Сейчас выйдем на площадь, и нужно будет взять экипаж, сказала я. Мы живем не в черте города. Чуть подальше.
Чуть?
Чуть.
Я написала это в своей пьесе. То есть не это, разумеется, просто героиня у меня тоже жила за городом и водила мобильез. Основное отличие между моей историей и историей Сесси была в том, что они с мамой изначально жили на ферме и занимались лошадьми. А мы с мамой переехали, потому что случился холодный год, начались перебои с цветами, и эрина Раллберг уже не могла мне платить так много. Через какое-то время мы с мамой сели поговорить о судьбе моих оставшихся не сильно больших сбережений, и она поддержала меня в том, что я должна ехать в Барельвицу.
На сколько нам их еще хватит? Ну месяца на два. Может быть, на три, сказала она. А так ты осуществишь свою мечту.
Несмотря на то, что мама не всегда меня понимала, она всегда в меня верила. Даже когда я не верила в себя сама.
У тебя все получится, Алисия, говорила она, когда я приходила из цветочной лавки и бросалась писать.
Даже не представляю, как ей сказать, что у меня ничегошеньки не получилось. Пьеса в Барельвице, несколько раз горелая и побывавшая в Тайной канцелярии, руках эрцгерцога и его сестры (непонятно, что хуже), а я здесь. В одном-единственном новом платье и новой накидке.
Зато с магией.
На небольшой залитой солнцем площади, где я чуть не оставила в щербатом камне каблук, мы быстро поймали экипаж. Ошалевший от щедрости Зигвальда извозчик рассыпался в благодарностях и чуть ли не пылинки с нас сдувал. В Гризе экипажи были попроще: во-первых, таким как в Барельвице просто негде было пройти, а во-вторых, здесь действительно были очень красивые места, и крышу с полотняными боками на экипажи натягивали только во время дождей. Поэтому пока мы ехали, извозчик нам рассказал чуть ли не про все достопримечательности, где обязательно стоит побывать и что посмотреть.
Солнце припекало так, что я даже сняла накидку, а, слушая об известных мне с детства местах, провалилась в собственные мысли. Запоздало подумала о том, что на перроне и в здании вокзала даже не смотрела по сторонам, так что не могла сказать, видел ли меня вообще кто-то.
Меня. Нас.
Место, конечно, не в центре города, продолжал бормотать извозчик. Уж не знаю, почему вы там решили остановиться, но до Синуанских водопадов там рукой подать. Прогуляться, воздухом подышать полной грудью м-м-м-м красота!
В подтверждение своих слов он глубоко вдохнул.
Миновав несколько домиков, спрятанных от посторонних глаз за лесом, мы выкатились по изгибающейся дороге к нашему.
Ну-с, приехали! Благодарю, ваша светлость! Леви!
Я чуть не улетела с подножки, услышав обращение в свой адрес. Не улетела, потому что рядом был Зигвальд, который снова меня поддержал, а следом услышала грозный голос мамы:
Алисия?! Кто этот мужчина?!
Выглядела мама тоже очень грозно: она стояла, сдвинув брови, сложив руки на груди, и смотрела на меня в упор.
Мой будущий муж.
Вообще-то я собиралась сказать совершенно другое. Я собиралась сказать, что этот мужчина меня увез из столицы, потому что я попала в неприятнейшую ситуацию, и что он помог мне, когда я осталась одна, но сказала то, что сказала.
Мама открыла рот. Закрыла.
Глаза у нее стали как первые галлирыкруглые и очень большие, и у меня по ощущениям тоже. Положение спас Зигвальд: поставив саквояж на землю, он шагнул к моей маме с самой милой улыбкой, которую только мог изобразить. Взял ее руку в свою и со словами:
Безумно рад нашему знакомству, эрина Армсвилл, поцеловал.
Я обернулась на извозчика, как будто он мог мне помочь и все исправить, но извозчик просто наслаждался картиной. Увы, не пейзажей, мне же он подмигнул и поднял вверх большой палец.
Поздравляю, леви!
В этот момент на него обернулся уже Зигвальд:
Мы вам очень благодарны, Ричард. Счастливой дороги.
Да, конечно! Ричард подхватил вожжи, повозка заскрипела колесами по земле.
Я, если честно, упустила момент, когда извозчик с Зигвальдом успели познакомиться: видимо, когда я стояла на площади, оглушенная прибытием, а они договаривались о цене. Тем не менее сейчас у меня были проблемы поважнеенапример, как сказать маме, что я сказала не то.
Что же мы стоим! воскликнула она. Заходите в дом. Я накрою на стол, или сначала покажу вам комнату Вам придется спать в комнате Алисии, а дочь я заберу к себе. У нас не так много спален.
Последнее мама произнесла немного извиняющимся тоном. С Зигвальдом они еще не успели толком познакомиться, но, судя по всему, в нем безошибочно угадывался аристократ. Или она просто услышала, что сказал извозчик?
Алисия, дорогая, мама шагнула ко мне и порывисто меня обняла.