Нечего было делать ставку на магию и всякие там ритуалы, отмахнулся Аскаланте. Я вот предпочитаю полагаться на свой ум и на свой меч!
Любой ум, любой меч что солома на ветру перед мудростью и могуществом Тьмы, проворчал стигиец сквозь зубы, и в его глазах угрожающе заметались искры и тени. Еще кто из нас служил бы другому, не утрать я Кольцо!
Как бы то ни было, раздраженно отозвался вельможный разбойник, покамест ты носишь на спине отметины моего кнута, и так будет продолжаться и впредь!
Какая непоколебимая уверенность Ненависть на мгновение зажгла глаза стигийца красным огнем преисподней. Рано или поздно, так или иначе, а Кольцо я себе непременно верну. И тогда, клянусь змеиными клыками Сета, ты мне заплатишь
Горячий нрав аквилонца заставил его вскочить и влепить стигийцу затрещину.
Тот-Амон отшатнулся, на разбитых губах выступила кровь.
Больно уж осмелел ты, собака! прорычал Аскаланте. Остерегись! Покамест я твой хозяин, и не забывай, что мне известна твоя неприглядная тайна!.. А теперь, если осмелишься, можешь хоть с крыши кричать, что Аскаланте вернулся в город и плетет заговор против короля! Ну?
Я не смею утирая расквашенный рот, пробормотал стигиец.
Конечно, не смеешь. Аскаланте ощерился в холодной улыбке. Ибо, умри я от твоей хитрости или предательства, об этом немедленно прознает святой отшельник в южной пустыне. Тогда он сломает печать и прочтет свиток, который я оставил ему. Прочтет и скажет слово, и, произнесенное шепотом в Стигии, оно дотянется сюда полночным ветерком с юга Сумеешь ли ты спрятаться от него, а, Тот-Амон?
Невольник содрогнулся, смуглое лицо точно подернулось пеплом.
Довольно! Высокомерный хозяин резко сменил тон. У меня есть для тебя поручение. Я не доверяю Диону Я велел ему ехать в его загородное имение и оставаться там до завершения сегодняшней ночной вылазки. Этот жирный дурак все равно выдал бы себя с головой, оказавшись в присутствии короля Так вот. Отправляйся за ним и, если не догонишь его по дороге, езжай прямо в имение и оставайся с Дионом, пока мы за ним не пошлем. Да смотри глаз с него не спускай! Кто его знает, что он способен натворить с перепугу! С него станется прискакать во дворец, броситься Конану в ноги и всех заложить, лишь бы шкуру свою спасти Ну, ступай!
Раб поклонился, старательно пряча горящие ненавистью глаза, и вышел за дверь.
Аскаланте вернулся к своему кубку с вином. Над золочеными шпилями занимался кровавокрасный рассвет
II
Гремел победный барабан, старались трубачи.
Цветы и золото к ногам моим метал народ.
И вот корону я надел, и тот же самый сброд
Острит отравленный кинжал для мятежа в ночи.
Просторный чертог был богато разубран. На полированных стенах прекрасные занавеси, на отделанном слоновой костью полу пышные ковры, высокий потолок сплошь в резьбе и серебряных завитках. Письменный стол и тот был сущим произведением искусства слоновая кость, инкрустированная золотом За этим столом сидел человек, чьи широченные плечи и прокаленная солнцем кожа решительно не вязались с окружающим великолепием. Какие-нибудь продутые всеми ветрами дикие пустоши вот где ему поистине было бы самое место. В малейших движениях этого человека угадывалась мощь пружинно-стальных мышц, помноженная на острый ум и собранность воина. Внимательный взгляд отметил бы ненаигранность его повадки; этому не научишься, с этим надо родиться. Если уж он хранил неподвижность, его можно было спутать с бронзовой статуей. А если двигался, то не дергаными рывками, говорящими о взвинченности, но с этакой обманчивой кошачьей неторопливостью, за которой на самом деле не успевает уследить глаз
Одеяние на нем было из роскошной ткани, но очень простого покроя. На руках ни перстней, ни иных украшений, густая черная грива подстрижена над бровями и стянута повязкой из серебряной парчи.
Вот он отложил золотую палочку для письма, которой усердно царапал по навощенному папирусу, подпер кулаком подбородок и устремил мерцающий внутренней энергией взгляд синих глаз на стоявшего перед ним человека.
Этот последний в данный момент занимался своими делами: поправлял шнуровку отделанного золотом доспеха, рассеянно насвистывая потихоньку.
Такое вот поведение в присутствии короля.
Ну и каторга эти государственные дела! сказал человек за столом. Честно, Просперо, я ни в одной битве так не выматывался, как теперь!
За все надо платить, Конан, отозвался темноглазый пуатенец. Заделался королем, изволь теперь попотеть!
С какой радостью я бы отправился с тобой сегодня в Немедию, вздохнул Конан завистливо. Уже тыщу лет в седле не сидел. Да вот Публий, прах его побери, знай твердит, что мне сейчас из города лучше не отлучаться. Вечно дел невпроворот И пожаловался с дружеской откровенностью, которая водилась между ним и Просперо: Когда я свергал прежнюю династию, мне казалось уф, все беды и все труды позади, теперь заживем! А сейчас оглядываюсь назад, и тогдашние погони и заварухи уже кажутся легкой прогулкой
Знаешь, Просперо, я ведь никогда не загадывал, что будет потом. Когда король Нумедидес пал мертвым к моим ногам, когда я сорвал с него окровавленную корону и надел ее сам, мне казалось все, достиг! Вот она, вершина!.. Я готовил себя к захвату власти, но не к тому, чтобы ее удержать Где они теперь, те славные деньки веселой свободы, когда мне всего-то нужны были острый меч и прямая дорога, чтобы доскакать по ней до врагов! Теперь вот ни одной прямой тропки, все сплошь запутанные и кривые, а мой меч тот большей частью вообще бесполезен Когда я скинул Нумедидеса, меня называли Освободителем. Сегодня те же самые люди повадились плевать мне вслед, зато статую убиенного короля, этого сукина сына, поставили в храме Митры и падают перед ней ниц. Она для них икона святого самодержца, с которым расправился кровавый зверь-варвар. Когда я был наемником и вел аквилонскую армию от победы к победе, эту страну меньше всего заботило мое иноземное происхождение. А теперь мне его не могут простить! Люди, которых калечили и ослепляли палачи Нумедидеса, спешат в храм Митры возжигать благовония в его честь. Люди, чьи сыновья умерли в его застенках, чьих жен и дочерей силком тащили в его сераль Хоть смейся, хоть плачь!
За это в первую голову надо благодарить Ринальдо, подтягивая еще на дырочку пояс с мечом, заметил Просперо. Он слагает песни, от которых люди положительно сходят с ума. Взять бы да вздернуть проходимца на самую высокую городскую башню, пусть бы радовал своими виршами стервятников!
Нет, Просперо, покачал головой Конан. Для меня он неприкосновенен. Даровитый поэт главнее самого великого короля В его песнях больше могущества, чем в моем скипетре. Однажды ему вздумалось спеть для меня, и он похитил сердце из моей груди. Когда умру, меня похоронят и позабудут, а песни Ринальдо переживут века. Нет, Просперо продолжал король, и тень обеспокоенности притушила синий огонь его глаз. Все не так просто. Есть что-то еще какая-то темная подоплека, которую мы ощущаем, но не можем внятно истолковать Я ее нутром чую, как мальчишкой чувствовал присутствие тигра, затаившегося в высокой траве! По стране точно какой-то дух бесплотный гуляет, сея непонятную смуту Знаешь, на что это похоже? Представь, ты охотник в лесу, сидящий ночью у крохотного костерка. Ты слышишь в чаще мягкие-мягкие крадущиеся шаги, ты почти наяву видишь, как поблескивают чьи-то глаза Вот бы заставить это таящееся нечто себя проявить, вот бы схлестнуться с ним в открытом бою да располосовать гадину добрым мечом!.. Говорю тебе, Просперо: пикты совсем не случайно начали до того яростно нападать на наши границы, что боссонцы, на что уж крепкие ребята, а запросили о помощи. Эх, ну почему мне не дали туда с войском уехать
Публий заподозрил заговор с целью убить тебя на границе, невозмутимо ответил Просперо, разглаживая поверх сверкающей брони шелковую накидку и любуясь собой рослым, гибким в серебряном зеркале. Вот он и уговорил тебя остаться в столице. Ты, Конан, все не отучишься идти на поводу у своих варварских инстинктов. Если народ чем-то недоволен, ну и что нам с того? За нас и наши наемники, и Черные Драконы да что там, у нас в Пуатене последний босяк и тот клянется твоим именем! Тебе остается опасаться только тайных убийц, а откуда им тут взяться? Тебя день и ночь охраняют имперские войска Кстати, над чем ты там трудишься?