Демон напрягся, я уже была готова сигануть в окно, как он выдохнул мне в губы, застонав. Вот тут напряглась уже я. "Неужели инкуб?" мелькнуло у меня в голове, и я тут же потонула в бездне новых ощущений.
Демон притянул меня к себе так, что в нос ворвался его пьянящий аромат, он пах шоколадом. Его губы накрыли мои, в ту же минуту он вторгся языком в мой рот. Я была не против, так как слышала, что мои преследователи замедлились и, стараясь идти тише, обходили нас. Все-таки сегодня ночь разврата (или День Марьяны-распутницы), подобные сцены чуть ли не в каждом темном уголке.
Пока я провожала взглядом низших, высший уже орудовал у меня на спине, стягивая бретельки. Его рука, ставшая внезапно такой горячей, заставила меня выгнуться (совершенно непроизвольно) ему навстречу, он застонал. Поцелуй из игрового перерос в настоящий, его язык, губы творили что-то невообразимое. Вцепившись ему в волосы, я застонала, он зарычал.
Святые мракоборцы, что я творю?! Вспыхнула мысль и тут же потухла, мои руки выводили узоры на его груди, вот ладонь поднимается вверх, проводит линию ключиц, поднимается на шею, очерчивает подбородок, вверх по щеке, соприкасаясь с его губами, которые целуют мои. Р-р-р (это он, если что).
Его рука опускается со спины ниже, переходит на ногу, рывок, и моя нога ложится на него, горячее тело придвигается еще ближе.
И все бы хорошо: демон, я, поцелуй, и внутри сжимается и пылает все там, где пылать не должно. Вот только
Паника, я начала вырываться, он сжал сильнее и стал целовать шею, потомплечи, я застонала: плечиэто мое слабое место, оказывается. Я отталкиваю его от себя, чем привлекаю внимание обладателя столь прекрасного тела.
Смотрю ему в глаза и понимаю: попала я, по самые уши попала. Долбаные мракоборцы, надо же было так вляпаться!
Мои руки упираются ему в плечи, создавая дистанцию. Его губы, такие (чтоб его мракоборец поймал!) красивые, искусанные мной же, так и манили. Взгляд его оранжево-красных глаз был направлен на меня. Как я удержала ругательство, которое так и хотело сорваться с языка, не знаю. Это был не инкуб, нет, хуже, это был архидемон. Вот и принц твой, Золушка, радуйся.
Что-то не так? спросил хриплым голосом он. Святые мракоборцы, у него голос даже лучше, чем у борка. Не тут? Пошли в мою спальню, там будет удобнее, прошептал мне на ухо ВладИслав, (да, я знаю, кто это такой, его глаза и татуировка на груди выдавали).
Ох, папочка, каких звездных трындулей ты бы мне дал, узнай, что я целовалась, а нет, целуюсь с принцем Заграничного мира? Мракоборец его дери.
Нет, постой, запричитала я. Он посмотрел на меня своими невозможными глазами и прошелся рукой по лицу, подхватывая подбородок.
Я хочу тебя, шепчут его невозможные губы. Ну не гад ли, я тут сбежать пытаюсь.
Я тоже, отвечаю и начинаю расстегивать его ремень, стараясь незаметно снять свои ходули. Он рычит мне на ухо, ох, мракоборцы, что же не везет-то так? Туфли я сняла, оказавшись в районе его груди (а он высокий!). Так, аккуратно спускаем штаны, да, вот так. Да не стони ты, я сосредоточиться пытаюсь. Спускаем до ботинок.
Отходим и раз, два, три, от архидемона беги. Он отвлекся и не успел меня поймать, я рванула по коридору, слыша сзади утробное рычание. Разозлила.
Обернулась лишь, чтобы впитать в себя образ этого потрясающего демона: подкачанное тело, длинные красные волосы, янтарные глаза, слегка заостренные уши, черные трусы, татуировка на груди в виде крыла, расстегнутая рубашка и штаны, которые он натягивает, крича мне своими прекрасными губами, что мне конец. Знаю, милый, знаю.
Рывок вправо, и я лечу в открытое окно, сальто (люблю позерство), и я на земле, несусь сквозь сад, слыша, как раздает приказы мой принц.
Эх, не будь ты демоном, а я мракоборцем
Глава 2
Глава 2.
С демонами высшего порядка не заигрывать, повтори.
С демонами высшего порядка не заигрывать, уныло лепечет девушка.
Громче!
С ДЕМОНАМИ ВЫСШЕГО ПОРЯДКА НЕ ЗАИГРЫВАТЬ!!!
Какое ты еще дитя, покачав головой, произносит мужчина. Главное, запомни: никогда, ни при каких обстоятельствах не связывайся
С архидемонами королевской крови, заканчивает девушка. Знаю, пап, дура я что ли?
(Из разговора некой девушки с отцом перед балом).
Вот дура, боже мой, какая я дура! Бежать, точнее, убегать было не впервой, но не от долбаного архидемона!
Я давно покинула сад и прилегающие к замку территории. Волосы мои опять стали короткими, заклинание окончило свое действие, к тому же я переоделась, специально подготовила для себя запасную одежду и спрятала в парке. Так какого я бегу, спросите вы. Боязно, ох, как боязно мне.
Не-е-ет, не демона боюсь, отца. Он у меня, как и я, мракоборец, носит знаменитое имя, Левиафан, и убьет меня, если узнает Ой, святые мракоборцы, только б не узналмолилась я, подходя к дому.
Вдох, выдох, вдох, выдох
Дзинь-дзинь, это я нажала на звонок, оповещая отца, что его непутевая дочь вернулась с задания. За дверью раздались шаги.
Бегу-бегу, приглушенно. Я слышу, как шумит ключ, открывая дверь, и пытаюсь начать дышать. Хоть бы не заметил ничего.
Дверь открывается, и на меня налетает вихрь.
Доченька! кричат мне в ухо и сжимают в объятьях так, что хрустит позвонок. Милая моя девочка! Солнышко мое, как ты?!
Отец, я ща сдохну, вырывается, и меня бережно отпускают, стряхивая с одежды невидимые пылинки.
Проходи, милая, лепечет отец, лавируя между мебелью и продвигаясь на кухню. Кстати, дом у нас небольшой, а папа у меня большой, два метра в высоту, полтора в ширину. А еще он лысый, нет, не потому что волосы не растут, просто, когда я была меленькой, мне очень нравилось играть с папиными волосами, выдергивая их из головы. Поэтому отец решил, что ему и лысым хорошо. Как бы я не уговаривала его отрастить волосы, он лишь отнекивался.
Отец, заботливо поправив кружевной розовый фартук, который я сшила ему лет в десять, поинтересовался:
Пампушка, будешь кушать? Я блинчики испек, да, знаю, не похож он на зверского мракоборца. Но это только сейчас, когда он у плиты напевает глупую мелодию попсовой песенки, крутя при этом бедрами и стараясь не задеть своими ручищами полку, иначе опять придется вешать.
Нет, папуль, я не голодна, тишина, я вижу, как отец медленно поворачивает голову ко мне, в его руках мелькает нож, больше похожий на тесак, он переспрашивает:
Как не голодна? и в этом тоне все: упрек, обида, слезы, которые мелькают в карих глазах. Он опускается на стул Началось.
Всхлип.
Я готовил, всхлип, я старался, а голос дрожит, будто я не есть отказалась, а как минимум убила на его глазах человека. Я подхожу к отцу, целую в щеку и говорю:
Папа, миленький, я поела на приеме, правда, на меня поднимаются заплаканные глаза, и тут же меня стискивают в крепких объятиях, при этом покачивая. Тут он замирает, и я понимаю, что это конец.
Что это? о, этот тон, пора заказывать гроб и мне, и моему горе-целователю.
Что именно? уточняю я. Вдруг пронесет.
На твоей шее, что это? я оглядываю себя: шею не видно, конечно, но на плечах есть засосы. Мракоборцы хреновы.
Я плойкой обожглась, главное, верить в то, что сказала, главное, верить. Его взгляд, тяжелый, выпытывающий, обещающий расправу за ложь.
Обожглась, говоришь? спрашивает он строго. Пауза, которую я могла не пережить. Больно было, пампушечка? святые мракоборцы, я чуть не поседела.
Нет, папуль, терпимо, вырываюсь из объятий под неодобрительное сопение отца. Я устала, лягу спать, говорю, выходя из кухни и направляясь к лестнице на второй этаж.
Милая, окликает меня отец. Я поворачиваюсь. К тебе никто не приставал? мракоборцы, откуда он ружье достал? Отец стоял около плиты и перезаряжал оружие.
Нет, папуль, сглотнув, отвечаю я.
Хорошо, какой-то демонический блеск загорается в его глазах. Святые мракоборцы, мне страшно, кто-нибудь, вызовите экзорциста. Он аккуратно кладет ружье на стол, вытирая розовым полотенчиком пыль. А Владислава видела? напевая песенку, спросил он.
Да, еле выдавила из себя.
Сфотографировала? переворачивая блинчик, поинтересовался он.