Тени вытянутых, похожих на вынутые из ножен мечи, кораблей, выкрашенных в традиционный чёрный цвет, мелькали среди грязно-серых туч. Собиралась гроза - летать было небезопасно, даже таким громадинам, не то что моему разведчику. Но приходилось рисковать. Раз меня наняли разведчиком.
Я прошёлся над эскадрой на безопасной дистанции, пересчитав корабли и записав их количество. Вряд ли в такую погоду они станут выпускать аэропланы прикрытий, а тем более неповоротливые колбасины баллонов. Последним хватит одной молнии, чтобы превратиться в громадный огненный шар, угрожающий самому кораблю, который он по идее должен защищать. Значит, пора рисковать по-настоящему.
Бросив машину вниз, я дал полный газ. Двигатель взревел, недовольный столь стремительным набором оборотов. Я заходил на эскадру с головной машины, летя против их движения. Сколько успею заметить, столько - замечу. Если уж чего не увижу - значит, не судьба. Блицкриговцы не дураки. Увидев меня, поднимут в воздух аэропланы. Какая бы погода ни была за бортом.
Я внимательно вглядывался в выныривающие из серых туч силуэты кораблей Блицкрига. У первого под днищем тянулся здоровенный, под стать крейсеру, флаг. Красно-чёрный, с гербом Блицкрига - парой молний и распластавшимся в беге псом. За флагманом следовали корабли поменьше и уже без флагов. Два фрегата прикрывали его с флангов. Тыл защищал корвет какой-то новой, неизвестной мне, модели. Больше всего он напоминал тонкую шпагу. Скорее всего, корабль быстрый, чем хорошо вооружённый. Возможно, при иных обстоятельствах он бы двигался впереди эскадры, обеспечивая ближнюю разведку. Но в этот раз блицкриговцы явно шли с намерением вступить в бой сходу - и более лёгкий корабль предпочли оставить в тылу.
Пройдя над корветом, я снова отправил «Ласточку» в тучи, молясь про себя всем богам, каких только знал, чтобы меня не заметили. Но не тут-то было. Даже на том расстоянии, что успел преодолеть, я услышал лязг открываемых орудийных портов. Проклятье! Видимо, Якоба блицкриговцы не заметили. И теперь любой ценой старались остаться незамеченными. Либо приняли мою «Ласточку» за передовой аэроплан противника. Но как бы то ни было, но уже спустя несколько секунд тучи вокруг меня начали расцветать серыми облачками разрывов зенитных снарядов. Шрапнель густо свистела в воздухе, оставляя на корпусе «Ласточки» угрожающе много небольших дыр, а то и отверстий с рваными краями. Пришлось рвать штурвал на себя - и вжимать газ до упора.
Мой аэроплан заскрипел, сопротивляясь такому надругательству. В какой-то момент мне показалось, что сейчас его не самый прочный корпус просто не выдержит - и рассыплется прямо в воздухе. Но нет - «Ласточка» оказалась всё же крепким аэропланом! Ругаясь на чём свет стоит, я уводил её всё выше и выше. Туда, где меня уже не достанут зенитные снаряды блицкриговских кораблей.
Разрывы стихли, оставшись где-то позади и внизу. Можно немного расслабиться. Хотя руки болят всё сильнее. Давно уже не было у меня таких нагрузок. Наверное, с самых боёв в нейстрийском небе.
Пришло время рассчитать курс. А это на самом деле, теперь куда сложнее, чем раньше. Слишком уж активные кульбиты в воздухе я совершал в последние полчаса. И ошибиться нельзя. Налетишь ещё на ту же эскадру - пиши пропало. Во второй раз они мне уж точно не дадут уйти.
Трижды проверив расчёты, я направил аэроплан в выбранную сторону. Выдерживать скорость, на которую надеялся, всё же не удавалось. Слишком уж хорошо досталось «Ласточке» от вражеской шрапнели.
И всё же мне повезло - и я не разминулся в небе с эскадрой китобоев. Хотя, наверное, это было просто невозможно. Потому что проскочить мимо воздушного боя очень тяжело. Грохот орудий я услышал минут за десять до того, как увидел в облаках первые вспышки орудий и тени громадных кораблей. Они обменивались залпами, содрогаясь от попаданий.
Когда я подлетел поближе, то смог отличить уже вытянутые силуэты крейсеров Блицкрига от судов китобоев. А минут через пять, уже видел и мечущиеся между громадными тушами воздушных кораблей аэропланы. Сверкали очереди фосфорных пуль. То одна, то другая машина устремлялась к земле, объятая пламенем.
В общем, драка шла нешуточная. И вряд ли китобои сумеют справиться с блицкриговцами, когда к последним подойдёт внушительное подкрепление.
Я вновь выжал из двигателя «Ласточки» всё, на что тот был способен. Аэроплан рванул в сторону кораблей китобоев. Я заходил на эскадру нанимателей по широкой дуге, стараясь даже краем не задеть воздушную схватку. Моей «Ласточке» хватит одной хорошей очереди. Она вполне может развалиться прямо в небе.
«Пилигрим» был передо мной или нет, меня уже мало волновало. Я выстрелил вверх зелёную ракету, запрашивая посадку на палубу ближайшего корабля. Оттуда мне тут же подали сигнал подтверждения. Какой-то техник трижды взмахнул длинной галогеновой лампой зелёного же цвета. Указал мне площадку. Я по возможности аккуратно завёл на неё свой аэроплан, стараясь не думать о свисте ветра в многочисленных дырах в корпусе. И о том, что при посадке большая часть машин как раз и не выдерживает - разваливается, гробя летуна под обломками.
- Как ты на этой рухляди долетел? - без особых церемоний обратился ко мне смутно знакомый летун. - Да она должна была развалиться ещё в воздухе.
Как будто подтверждая его слова от борта «Ласточки» отвалился внушительный кусок обшивки. Загремел по стали палубы.
Мы со смутно знакомым летуном проводили его взглядом. И я только плечами пожал. Что тут скажешь?
- Мне нужно на «Пилигрим», - произнёс я, отрывая взгляд от техников, которые даже не понимают, как бы им подступиться к разваливающейся «Ласточке». - Доложить о результатах разведки.
- Не прорвёшься к нему, - покачал головой смутно знакомый летун. - Докладывать придётся по телеграфу. Идём.
Я вслед за ним отправился прямиком в радиорубку. Меня очень удивило, что даже не уведомили об этом капитана корабля. А ведь по всем воздушным законам, только он имеет право давать радисту указания. Значит, совсем не прост был этот смутно знакомый летун.
Он бесцеремонно постучал в металлическую дверь радиорубки. В той открылось окошко и появилось усталое лицо. Увидев нас, радист явно не обрадовался. Конечно, кого же может радовать нарушение писанных и неписанных уставов воздушного флота. Однако и не удивился.
- Набросай быстро рапорт о разведке, - бросил через плечо летун, - и его тут же отправят на «Пилигрим».
Кто же он такой? Откуда я знаю его? Почему так легко распоряжается радистом чужого корабля? Все эти вопросы мучили меня, пока я коротко записывал результаты разведки. Получилось не густо. Вот только вряд ли кто-то был способен на большее в имевшихся обстоятельствах.
Смутно знакомый летун ознакомился с моим рапортом, прежде чем передавать радисту. Ничего не сказал. Получив лист бумаги, радист захлопнул окошко.
- Квитанции об отправке не дождёмся, - усмехнулся летун. - Подошьёт к журналу и передаст его только капитану этой посудины.
- А как хоть называется она? - поинтересовался я. А то как-то совсем нехорошо получается. Мало того, что не доложился капитану корабля, так ещё и названия его даже не узнал.
- «Бродяжник», - ответил смутно знакомый летун, - корвет. Насколько я успел понять - нейстрийский в прошлом. Хоть и старый корабль, но достойный вполне. Вот только против новеньких блицкриговских крейсеров не выдержит и минуты. Вот и держит его Бронд в резерве.
- Ты ведь человек Буковски, верно? - глянул я на летуна.
- С чего это ты взял? - даже не очень наиграно удивился тот. - Вроде как на мне этого не написано.
- Никто из китобоев не зовёт своего командора по имени, - усмехнулся я. - Выходит, ты - человек Чёрного Буковски. Но ты так легко распоряжаешься на чужом корабле... - Я только плечами пожал.
- Скажу пока только одно, - усмехнулся смутно знакомый летун. - Я точно не человек Чёрного Буковски. Но и не китобой, как ты верно отметил. Остального пока тебе знать не стоит, Готлинд.
- Хотя бы имя, - предложил я. - Ты моё припомнил, а вот я твоё - никак не могу.
- Ты его и не знал, - отмахнулся летун. - Вот и сейчас - оно тебе не нужно. Поспешим к капитану «Бродяжника» - он верно уже негодует на «этого гнусного наглеца».
Мы и без того быстро шагали к мостику, чтобы доложиться-таки капитану корабля.