Первые мои мысли были о том, что все они чрезмерно преувеличивают сложившуюся ситуацию. Это какие еще ухудшающиеся природные условия могут заставить выйти уставших жителей и провести свое оставшееся свободное время в каком-нибудь сером бетонном убежище военных? Землетрясение в Смоленской области? Это невозможно. Также как и извержения вулканов, наводнения и цунами, и все прочее, что по природным обстоятельствам просто не может тут возникнуть. Затем я вспомнил, как совсем недавно один из учителей перед планеркой рассказывал всем о том, что большую часть Прибалтики затапливают бесконечно идущие ливни. Что в этих странах реки выходят из берегов, а жители забираются на крыши. Но природа и раньше бушевала, показывая свой прескверный характер, хоть и не с такой страшной силой и не с такой чудовищно охватывающей площадью, как рассказывал тогда мой коллега. Моя квартира, в которой меня уже давно никто не ждал, располагалась в двух переулках отсюда, и, поразмыслив немного, взвесив все за и против, я все же решил сесть в этот грузовик, хотя бы просто чтобы укрыться от дождя.
Машина набиралась неторопливо, в отличие от стремительно подбирающейся к нам огромной черной тучи на горизонте, за которой я тревожно наблюдал, сидя в кузове грузовика. Динамик все так же звучал, разнося тревожные звуки сирены, а в перерывах сержант, не уставая, собирал людей для эвакуации, убеждая их отправиться в убежище.
Вскоре до нас донеслись первые раскаты оглушающего грома. Люди, садившееся рядом, переглядывались и смотрели друг на друга с непонимающими беспокойными лицами. «Кто-нибудь знает, что происходит?» этот вопрос звучал как будто отовсюду. Но ответа не знал никто, хотя многие не могли удержаться и высказывали свои предположения о том, что никакие это не погодные условия, а началась Третья мировая или произошел взрыв на атомной электростанции и радиоактивное облако движется в нашу сторону. Потом все эти разговоры постепенно начали утопать в бесконечном усиливающемся шуме падающих капель дождя. Раздался гром такой силы, которого я никогда не слышал. Вспышки молний начали сверкать везде и пока чудом обходили нас стороной. Натянутый на кузов полог из брезента едва справлялся с лившим как из ведра дождем. Весьма престарелая женщина, сидевшая почти рядом со мной и до этого лишь мрачно наблюдавшая всю эту картину, молитвенным голосом принялась напевать: «И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой»
Тогда мне показались эти библейские отрывки об Апокалипсисе забавными, но я даже подумать не мог, что из всех высказанных суждений о происходившем эта песня была самой близкой к истине.
Тротуары быстро заполнялись водой. Порывы ветра периодически усиливались, а молнии озаряли небо все чаще, пока одна из них не ударила в находящееся недалеко от нас дерево, которое сразу же загорелось. Тогда я впервые понял, что не ошибся в своем выборе сесть в эту машину.
Одна из женщин с грудным ребенком заколотила по кабине, угрожающе требуя, чтобы водитель начал движение. На ее лице был страх, ребенок постоянно плакал, а сама она, обладая невыносимо тонким и писклявым голосом, объясняла сержанту, что те, кто хотел сесть, уже сели, а если мы будем ждать еще дольше, то следующая молния непременно сделает из нас барбекю. Молодой сержант и сам не меньше остальных был напуган безумным ликованием природы, и потому, хоть машина и была забита не полностью, чуть погодя под недовольные возгласы она тронулась с места.
Я с грустью смотрел на то, как остается за водной пеленой дождя мой озаряющий своими приветливыми блесками радужный парк и все то, что мне так успело полюбиться в последние годы. В том, что здесь оставаться было больше небезопасно, мы убедились уже в первые несколько минут нашей столь скорой эвакуации, когда громоздкий ствол дерева пробил брезент, расцарапав при этом мне лицо и наглухо затормозив наше движение.
Помню, как с трудом приходил в себя. По лицу сочилась кровь, быстро смываемая дождем, а голова гудела от огромной шишки, набитой отходящей от тяжелого ствола веткой. Открыв глаза и сконцентрировавшись, я увидел ту самую престарелую женщину, лежащую под бревном здоровенной липы. Скованные раскинутыми ветками могучего дерева, под которыми мы с ней расположились параллельными неподвижными пластами на полу кузова, мы смотрели с ней друг на друга, за тем лишь исключением, что у нее глаза уже больше не двигались. За столь долго прожитые годы я не раз слышал, как многие далеко не глупые люди утверждали, что наши мысли материальны. Надеюсь, что это не так Хотя бы то, о чем так фанатично и с твердой уверенностью в своей правоте предсказывала она в свои последние минуты жизни. В тот момент я понял, что этот день и для меня, и для той матери с почти грудным ребенком, которая рыдала в самом углу противоположного мне кузова, может стать последним.
Я вытер глаза, осмотрел свое тело и, убедившись в том, что в какой-то степени мне все же повезло, так как переломов и вывихов у меня не наблюдалось, выбрался из кучи веток и схватился за ствол дерева, попытавшись поднять его. Тогда, видимо, от шока я совсем позабыл про свой артрит и даже про трость, валявшуюся где-то среди кучи веток. Попытка эта была больше экспериментальной, чем практической, и давала понять, что здесь мы застряли надолго. Упавшее дерево было крайне тяжелым. Все же по крайней мере все мои попытки были не бесполезными и не прошли впустую, и хоть как-то расшевелили всех тех, кто находился в кузове. С другой стороны ствола подскочил парень и также схватился за него. На вид ему было около двадцати восьми, довольно коренастый и на первый взгляд очень ловкий. За ним подбежал еще один мужчина и схватился за дерево. Вскоре нас было уже пятеро. Но как бы мы ни старались и ни выжимали из себя все соки, оно не поддавалось. Ствол был настолько толстым, что, будь тут хоть дюжина здоровых мужиков, все равно ничего бы не изменилось.
Тем временем дождь все так же поливал все вокруг громадными гроздями, и из-за того, что то место, в котором на нас упало дерево, находилось в некой низинке, под колесами быстро увеличивалась лужа. Сначала, когда вода в ней достигала щиколотки, я не придал этому особого значения, но спустя буквально каких-то полчаса наших тщетных попыток стянуть ствол с машины она доходила уже до края сапог сержанта, суетливо и бесполезно бегающего из кабины к кузову. Он явно растерялся и не знал, как ему справиться с этой ситуацией. От этого у него заикался язык и его руки начинали дергаться. Через час вода доходила уже почти до конца колеса машины. От такого быстрого наплыва воды у многих в глазах зарождался страх. Все попытки были тщетны и не приводили ни к чему. Когда наши силы иссякли и мы безнадежно бросили все попытки по ручному поднятию дерева, я краем глаза увидел, как один из парней спрыгнул с кузова. Я про себя ворчливо догонял его осуждающими взглядами и всеми непристойными словами, называя его трусом и брызгая слюной. Первым вызвался мне помочь и первым тут же сбежал с тонущего корабля.
Но он вернулся. Около четверти часа ему хватило на то, чтобы залезть в частный дом за забором и вытянуть оттуда старенькую потасканную бензопилу. Та хоть и завелась с трудом, но свое дело знала хорошо. От натянутой цепи щепки сыпались гроздями в воду. Ствол был распилен в двух местах и немалыми усилиями собравшихся мужчин сброшен с кузова. Теперь мы снова могли продолжить свое движение в убежище.
Ветер уже тогда был ураганным, и мимо нас проплывали разные предметы в виде деревянных скамеек, оторванных веток и различного мусора. Дождь поливал нас нескончаемыми потоками воды, все больше подбирающимися к нашим ногам. Водитель «Урала», сержант, пытался завести машину, которая, как мне казалось, проклинала его при каждой очередной попытке. Мы все смотрели друг на друга и отчаянно надеялись на благоприятный исход и надежность нашего автопрома.
Всмотревшись в сторону какого-то еле пробиваемого через гул ветра шума, похожего на писк, я увидел за деревянным забором метрах в тридцати от машины коричневую будку. Это была очень страшная и трагичная картина, и без содрогания и слез на нее, наверно, не смог бы смотреть ни один человек. На крыше будки ютились три небольших комочка, дрожа и постоянно поскуливая. Возле будки была видна большая собачья голова, перетащившая эти шерстяные клубочки наверх. Ее нос был задран, и она с трудом держалась, чтобы не поддаться течению. Она была обречена. Вода все ближе подбиралась к морде, а железная цепь вилась возле шеи, словно змея, готовящаяся задушить ее.