Я иск, может, имею права предъявить!
Глаза Филиппа Филипповича сделались совершенно круглыми, сигара вывалилась из рук. "Ну, тип", - пролетело у него в голове.
- Как-с,- прищуриваясь, спросил он, - вы изволите быть недовольным, что вас превратили в человека? Вы, может быть, предпочитаете снова бегать по помойкам? Мерзнуть в подворотнях? Ну, если бы я знал!…
- Да что вы все попрекаете - помойка, помойка. Я свой кусок хлеба добывал. А ежели бы я у вас помер под ножиком? Вы что на это выразите, товарищ?
- Филипп Филиппович! - раздраженно воскликнул Филипп Филиппович. - Я вам не товарищ! Это чудовищно! "Кошмар, кошмар", - подумалось ему.
- Уж, конечно, как же, - иронически заговорил человек и победоносно отставил ногу, - мы понимаем-с. Какие уж мы вам товарищи! Где уж! Мы в университетах не обучались, в квартирах по пятнадцать комнат с ванными не жили. Только теперь пора бы это оставить. В настоящее время каждый имеет свое право…
Боб очень заинтересованно смотрел на экран телевизора и довольно хмыкал, когда Шариков пил водку, произносил тосты и ерошил рукой свои волосы.
– А что если и Бобу попробовать сделать трепанацию черепа и приживить вытяжку гипофиза какого-нибудь умершего человека. В принципе, такая операция всего лишь фантазия господина Булгакова, но как часто гениальные открытия делали люди, совершенно не сведущие в той отрасли, в какой они прославились. Даже порох был случайно открыт монахом Бертольдом Шварцем. Конечно, есть опасность в том, что операция будет неудачной, но даже в этом случае Боб не перестанет быть обезьяной. Пусть он вылечится, а, если и станет человек, то будет не самым худшим 1/шестимиллиардным представителем человечества.
В этот же день Николай прибежал ко мне и изложить суть своей задумки. Мы оба врачи и изучали курс полевой хирургии и поэтому мы не видели ничего необычного в операции в условиях городской квартиры. В настоящую операционную нас никто и не пустит, а если кто-то прослышит о том, что мы задумали, то нам придется менять не только профессию, но менять документы и делать пластическую операцию, чтобы нас никто не узнал.
Крепко подумав за бутылкой водки и селедочной под горчичным соусом закуской, мы скрепили наш союз крепким рукопожатием и подробно расписали, какой инструментарий, какие медикаменты и какие технические приспособления нам понадобятся. Все это мы расписали на бумажке и определили срок операции на вторую половину дня пятницы, когда никакие служебные дела не смогут оторвать нас от задуманного действа.
Глава 4
День операции подошел незаметно. Наше волнение передалось и Бобу, но он вселял в нас уверенность своей готовностью выполнять все наши требования. Предоперационная подготовка была проведена со всей тщательностью и Боб быстро уснул на развернутом столе-книжке. Хотя он и был привязан, но его сил легко хватило бы на то, чтобы поломать это хлипкое сооружение и свести на нет все наши усилия. Оставалось уповать только на то, сто операция пройдет благополучно.
Действительно, у Коли, как говорят, талант от Бога. Зря отказывались от его операций недальновидные люди. Возможно, что он был бы как раз тем чудом, на которое они уповали.
Боб пришел в себя на вторые сутки. Его дыхание не прерывалось ни во время операции ни в послеоперационный период.
Боб открыл глаза и не двигая головой скосил глаза в разные стороны. Увидев Колю, Боб постарался улыбнуться или показать движением губами, что он хочет пить.
Выздоровление Боба шло своим чередом. Никаких изменений в его поведении не было. Да и что могло измениться в горилле, перенесшей операцию и идущей на выздоровление.
Боб практически выздоровел и должен был вернуться в свой вольер.