Ему стало полегче. Дурнота отступила. Сознание постепенно прояснилось, и ветер донес до дайвера негромкие вкрадчивые слова капитана.
До берега недалеко. Но я бы на твоем месте, парень, с ранением не шутил. Советую тебе раздетьсяпусть док осмотрит тебя А то до острова твой труп довезем.
Судно качалось на волнах. Дикаря опять повело. Палуба ускользала из-под ног, с каждым разом увеличивая амплитуду, постепенно забиралась все выше. Стараясь не делать резких движений, дайвер опустился на корточки и сел, привалившись к борту. От палубной настройки отделился блондин и медленно двинулся к Дикарю.
Стой, где стоишь, грозно рыкнул дайвер. Я разденусь, когда увижу землю.
Хорошо, хорошо, парень. Я доктор, он миролюбиво поднял руки. Я просто хочу помочь.
Верю, сказал Дикарь и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла кривой.
Зря упрямишься.
Блондин присел на корточки, оставаясь на безопасном расстоянии. Их глаза оказались на одном уровне. И то, что дайвер там увидел, ему не понравилось.
Слышь, парень, опять подал голос капитан. Док дело говорит. Места здесь глухие. За десять лет после начала заварушки, здешний народ совсем одичал. На Гремучихвообще людоеды. Да что там! Людоедыне худшее из зол. Там такое водится, что Может, передумаешь? До архипелага
Нет. Вези, как договорились.
Ладно. Я понял. Не дергайся. За тебя беспокоюсьсожрут тебя в два счета. А такдок подлечит тебя, хоть продержишься малость.
Разберусь. Сам.
Ну-ну, усмехнулся капитан.
Сквозь дыры в низких облаках светило солнце. Моросил слепой дождь, мокрой пылью оседая на лице. Палуба покачивалась, носом вгрызаясь в пенные валы.
Дикарь тяжело дышал. Боль, злобной собакой сидевшая на цепи, сорвалась с поводка. Она вгрызлась в желудок, кромсала на части легкие, прокладывая путь к сердцу. Каждый вздох он принимал как последний. Все казалось, что ему не хватит сил заполнить кислородом легкие, конвульсивно сжимающиеся после каждого выдоха.
Седой Океан, пробитый стрелами солнечных лучей, терял краски. Дикарь попробовал сжать руку в кулак и с отчаянием понял, что конечности его не слушаются. Звуки доносились до него издалекаискаженные, растянутые во времени. Плеск волн отдалился, и ветер внезапно стих
Наверное, его все-таки угораздило отключиться. Дикарь ударился головой о борт и только тогда открыл глаза. Прямо на него черноглазо уставился пистолетный ствол.
Поиграли, и будет, твердо сказал капитан. Скидывай портки. И не дури. С такого расстояния не промахнусь. Посмотрим тогда, проживешь ли ты с дыркой в башке.
Превозмогая чудовищную боль, сковавшую тело, Дикарь поднялся, не отрывая глаз от капитана.
Много болтаешь, выдавил дайвер из себя. Сразу стрелять. Надо было. Пока возможность. Была.
Много ты понимаешь в моих возможностях, скривился седовласый мужчина. В крайнем случае, снимем костюмчик и со жмурика. Если артачиться будешь. А так Сделаю, как договорились. Вон твой остров на горизонте маячит. Ближе не подойду. Здешний народец уж больно неприветлив. Мнекостюм. Тебе Жизнь.
Он не договорил. Дайвер воспользовался тем, что капитан отвлекся. Хозяин положения, тот стоял на палубе, широко расставив ноги, водя стволом из стороны в сторону. Медленно, как будто хотел разглядеть остров, Дикарь перегнулся через борт. Когда капитан опомнился, стало поздно. Боясь повредить костюм, он выстрелил, рассчитывая попасть в голову. Но промазалпули просвистели у беглеца над головой.
Дикарь упал в воду, уже не чувствуя боль от удара о поверхность.
Поднялся и опал столб брызг. Пенные разводы с шипением растаяли, обнажив гладкое тело волны, на котором расходились круги от дождя.
Глава 3
«Европа в Средние века отличалась жестокостью нравов. За мошенничество и обман человека приговаривали к наказанию слепотой, которое и приводили в исполнение на редкость изощренно: раскаленным добела железным прутом водили у преступника перед глазами до тех пор, пока они не сварятся».
У нее непременно бы все получилось! Если бы не
Если бы не что? Если бы ей не пришлось возвращаться за талисманомединственной вещью, оставшейся от Чегевары?
Не все так просто. В конце концов, плевать на медальонжизнь дороже. Но именно забота о собственном выживании и заставила девушку вернуться!
Веревка нестерпимо резала запястья. Кисти связанных за спиной рук давно потеряли чувствительность. Поначалу кляп, щедро пропитанный слюной, можно было терпеть, но потом во рту пересохло и тряпка, вбитая в горло, норовила проникнуть еще глубже. Девушка с трудом сдерживала приступы тошноты. Если ей станет плоховсе закончится смертью от удушья. Рвотные массы перекроют ей дыхание. Предсмертных хрипов, доносящихся отсюда, из подвала, не услышит никто.
И тогда через пару часов Мирон найдет ее холодный грязный труп.
Последняя мысль несколько успокоила Киру. Мстительно переведя дух, она заставила тошноту ненадолго отступить. Сидеть на земляном полу, наспех устланном соломой, было также неудобно, как и лежать. Спину холодила стена, а боль в перетянутых запястьях, которые брат МиронаТимурсвязал со знанием дела, отдавалась при каждом движении.
Но более всегоболее темноты, духоты и боли бесил кляп. Какой в нем прок? Кто услышит ее вопли из подземелья, даже случись ей вытолкнуть тряпку? Кто поспешит ей на помощь?
Никто. Теперь во всем мире не отыщется человека, желающего ее спасти.
Горло у Киры сжал болезненный спазм: впереди ее ждала непрерывная цепь издевательств, которые будут становиться изощренней день ото дня. Миронмастер на подобные штуки и границ его фантазия не признает.
Сказать себе, невинно хлопая глазами, что не догадывалась, чем в конечном итоге все обернется? Вранье. Подозревала. Еще тогда, два года назад, когда ее четырнадцатилетней девчонкой, вздрагивающей от каждого шороха, привезли на лодке на богом забытый остров.
Подумать только! Она так радовалась, что отныне одиночество, подступающее комом к горлу, стоило только вспомнить Чегевару, ей не грозит. Кругом людиразные и не всегда доброжелательные, но это люди, а не твари всех мастей!
И радовалась девушка ровно до того момента, пока Миронместный царекне стал подбивать к ней клинья. Глупо утверждать, что она не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. Знала. Но Чегевара (светлая ему память) всегда говорил о взаимности.
Обсуждая вопросы интимной близости, Че заканчивал пространные монологи фразой Он вообще все поучения заканчивал этой фразой. Да, что там скрывать? И начинал, как правило, с нее.
Доверие это лезвие обоюдоострого ножа без рукоятки. Нельзя передать его другому, не порезавшись. Раны на руках зарастают быстро, раны в сердценикогда. Будь осторожна, моя девочка. Человеккрайне лживое существо. Если ему что-то от тебя понадобится, даже голый, не имеющий ничего он будет предлагать тебе одежду. В лучшем случае, предательство лишит тебя Веры, в худшем жизни.
Вот те бы слова ей и взять за основу! А она развесила уши. Глупая девчонка! Че никогда не позволил бы ей страдать
Кира до боли зажмурилась, сдерживая слезы. Воспоминания об ушедшем в небытие друге вряд ли придадут ей мужества и сил. Девушка мысленно назвала Чегевару другом. Но он был для нее всем. Отцом, старшим братом.
Спасителем.
Кира хорошо помнила тот день, почти десять лет назад, который забрал у нее всех: мать, отца, брата. Когда теплыйпахнувший мамиными пирогами с корицей, и шумныйнаводненный звуками из многочисленных компьютерных стрелялок братамир, вдруг в одночасье поглотила бездна.
В тот день в школу Кира не пошла. Точнее, мама ее не пустила.
Посиди-ка, девочка моя, денек дома, обеспокоенно сказала мама, прикоснувшись губами к ее лбу. Ты ночью покашливала. Зря, все-таки, мы вчера взяли тебя на шашлыки. Осталась бы с бабушкой. Я отпрошусь с работы и к обеду приду.
Кира возражать не стала. Тем более что чувствовала себя хорошо, а дома можно найти столько неотложных дел! В комнате брата уже призывно охотилось на нее темное окно монитора.
Позже, девушка так и не смогла ответить себе на вопрос: что же пришло первым? Странный гул, от которого задрожали окна на двадцатом, последнем этаже, или внезапная темнота, словно раньше времени наступил вечер.