Ярослав ВасильевВетер гасит пламя
Пролог
Для учёного человека заря и сумеркиодно и то же. Слово меняется только от того, идёт ли речь о вечернем или утреннем времени. Смысл всегда одинаков. А вот для поэта разница всё-таки есть.
Рассветом надо любоваться посреди безбрежного поля, в начале лета. Розовый, лёгкий, игристый предвестник дня. Счастливый блеск утра, пылающая синяя даль. Радостный пересвист птиц, громко восхваляющих солнце, торжество света. А может и наоборот, мрачный и мертвенно-бледный, если первые утренние часы окажутся дождливыми. Но каким день будет дальше: счастливым или печальным, весёлым или грустнымрассвет этого не знает и не скажет. Лишь пообещает, что все это будет. Восходпрелюдия нового дня. Восходэто радостный посланец весны, который остаётся с тобой все месяцы года.
Иное делозакат в конце августа. Особенно если находишься в библиотеке усадьбы Кингасси, и смотришь через огромное окно-витраж, где изображён Последний день мира, когда ангелы Единого будут сражаться с ночными демонами. А в воздухе чуть заметно пахнет пылью от тысяч книг, расположившихся на полках шкафов. Закат ничего не скажет, ничего не пообещает. Это завершение всех дел, итог прошедшей главы жизни. Едва начинают играть густые краски западного багрянца, тяжёлый от зерна колос склонятся к земле, усталый крестьянин приостанавливает свой шаг на тропинке, рыбак придерживает лодку, а охотник, сидя у бледного в вечерних сумерках огня, прищуривает глаза. И все они заворожённо и с тревогой смотрят, как уходит за горизонт светило, как облака, сверкавшие и прозрачные днём, теперь становятся резкими и тёмными.
Горизонт расцветает сначала золотистым, потом цветами киновари и наконец вишнёвым. А потом вдруг последний луч солнца забирает все цвета с собой, мир становится серым и бесцветным, небо тонет в океане пустоты. Приходит ночь. В конце лета она уже совсем чёрная, первый вестник скорого дыхания осени и грядущей зимы. И наступит ли для тебя новый рассвет и новая веснаникогда не узнаешь. Потому-то и смотреть закат лучше здесь, где тебя окружает мудрость тех, кто давно обратился в тлен Но чья мысль пережила краткий миг бренного существования. Среди теней, про которые будут помнить даже тысячи закатов спустя.
Ислуин досмотрел заход солнца до последнего мига, когда громады облаков затерялись в потемневшем небе, а за окном всё смешалось, укрытое густым слоем чёрной краски. И лишь тогда включил лампу. Небольшое пятно света не могло осветить огромную залу, но для одного читателя его было вполне достаточно. Вот только лежавший на столе фолиант так и остался открытым на первой странице. Экземпляр не только старинный и дорогой, но и очень интересный. Прежний лорд Кингасси собрал в своей резиденции много редкостей. И пусть для старика главной была цена, в его коллекции попадались настоящие жемчужины. Например, как этапоследнее издание типографии Академии Киарната, отпечатанное незадолго до Исхода и Третьей войны.
Магистр невидящим взглядом уставился на буквы и подумал, что и в его жизни закончилась очередная глава. Когда он встретил Лейтис на улицах Бархеда, потом признал дочерью Тогда казалосьвсе это игра пополам с самым простым способом решить бытовые проблемы, не отвлекаясь от главной цели. Вот только правы были и шаманы Сарнэ-Турома, и жрецы Эбрела Когда говорили ему, что в жизни нет ничего выше, прекраснее и важнее семьи. А он по молодости не слушал, только смеялся в ответ на наставления. В какой день Лейтис и в самом деле стала для него дочерью не только по закону и по крови, но и в душе? Не упомнить. Зато до сих пор внутри звенит каждый миг свадьбы, трепет и гордость отца, выдающего свою дочь замуж Неделя счастья не за себяза Лейтис. А сегодня утром пришёл закат. Гонец донёс весть с южных границ. Пришли Ночь и Тьма, бесчисленные полчища орков затопили окраины Империи. И настанет ли когда-нибудь новый рассветникому не известно.
Негромко скрипнула дверь. Ислуин повернулся. Вошедший светильника с собой не взял, но острое зрение позволило узнать человека даже в тех крохах, которые давала настольная лампа. Раттрей. Магистр тут же заставил себя собраться. Наверняка у Хранящего покой тоже на сердце скребут кошки. Вот только слишком уж он скрытен. И даже с доверенным человеком не станет делиться наболевшим, лишь бы облегчить себе душу. А о том, где собирается провести вечер, Ислуин не говорил, к тому же библиотека не самое любимое его место. Значит, глава Тайной канцелярии искал специально и хочет поговорить наедине. Ведь утром они уже виделись.
Раттрей подошёл к столу, посмотрел на книгу и усмехнулся уголком рта.
Интересный выбор. Вижу, вы задумались о том же.
Ислуин пожал плечами: мол, полагайте, как хотите. Не объяснять же, что книгу именно про обычаи и повседневную жизнь гномов он вытащил из шкафа случайно. Пусть лучше виконт считаетсобеседнику известно многое. Тогда и сам скажет больше, чем хотел поначалу. Ислуин, хоть и доверял Раттрею, пешкой в его руках становиться не собирался.
Тем временем Хранящий покой перелистнул несколько страниц и остановился на карте.
Стервятники начали кружить вокруг льва даже раньше, чем он издох.
Ислуин проследил за взглядом виконтатот смотрел на северную часть Рудного хребта, и покачал головой.
Спорные земли. Я понимаю ваши опасения. Но не думаю, что падишах рискнёт ввязаться в спор насчёт Яванского порта. Шафтолу Второй хоть и постарел с тех пор, как я был в тех краях последний раз, власть в своих руках держит по-прежнему крепко. Неудачный заговор визиря Уштура в прошлом году это вполне доказывает. Шафтолу отправил на плаху вместе с визирем двух своих сыновей, но кланы их матерей даже не пикнули. А если воевать с Империей Сам он армию уже не поведёт, значит, придётся отправлять кого-то из сыновей. А тот, вернувшись, запросто подвинет отца на престоле. Сначала в сторону, а потом и в усыпальницу. Нет, воевать сейчас падишах не рискнёт.
Раттрей на тираду магистра только заговорщицки подмигнул, ухмыльнулся широкой искренней улыбкой барышника, который собирается под видом скакуна всучить старую клячу, и демонстративно похлопал ладонью по карте.
Кер Ислуин, манерно растягивая слова, сказал Раттрей, я понимаю вашу привычку к скрытности. Иначе бы вы не выжили столько лет среди людей. Но вы ведь понимаете, что отношения между императором и падишахом влияют на внешнюю политику многих стран. И мне очень бы хотелось услышать ваши соображения.
Ислуин ответил не сразу. Со стороны выглядело, будто он держит театральную паузу: придать веса словам. На самом деле магистр судорожно пытался сообразить, что же хочет от него услышать Хранящий покой. Даже у себя на родине гномами Рудного хребта Ислуин не интересовался, разве что изредка заглядывал в их края по нужде. А уж здесь их дела его не занимали тем более. На память пришёл единственный случай, как раз когда они познакомились с нынешним главой Магической гильдии архимагом Манусом.
По моему, прошлый договор позволил Старшему Горному мастеру заткнуть рот всем недовольным. И не думаю, что в нынешних условиях хоть кто-то рискнёт даже заикнуться про торговлю с Шахрисабзсом в обход Империи. Нет, какие-то эксцессы и могут случиться, но
Раттрей восхищённо склонил голову и прищёлкнул пальцами.
Браво, кер Ислуин. Я потрясён вашим умом. А ведь я точно знаю, что у вас нет агентуры в Рудных горах.
Ислуин остался внешне невозмутим, гадая внутри себя, что же такого важного ему хочет сказать Хранящий покой. И заодно размышляя, как бы и дальше выстроить разговор, чтобы Раттрей не заподозрил: собеседник попал пальцем в небо. Тем временем с лица главы Тайной канцелярии будто смахнули всё благодушие. Дальше он заговорил сухим, деловым тоном.
До меня дошёл тревожный слух. Только слух, поэтому повода на официальное расследование или ноту Старшему Мастерунет. Кто-то из гномов хочет добиться пересмотра цен в свою пользу. Особенно с учётом того, что из-за мятежа нам фактически заново надо вооружать два легиона. И это не считая ополчения. Мастерские Империи одни не справятся. Вот только наши люди в Рудных горах утверждает, будто всё в порядке. Хотя про такие слухи и посол, и резидент обязаны докладывать сразу. Даже если уверены, что всё это не стоит моего внимания.