Она достала свой блокнот и некоторое время рисовала закорючки, размышляя про долото и кровавую красную дыру на том месте, где должен был быть глаз. Закорючки получались странными, толстыми.
Роб придвинулся ближе, показал на противоположную сторону улицы.
Кажется, это двенадцатый канал. «Пятичасовые новости в прямом эфире».
Из-за черного полицейского фургона судмедэкспертизы показался первый телепаразитгрузовик, набитый устрашающей микроволновой аппаратурой. Дверца скользнула в сторону, на улицу высыпали телевизионщики, словно отряд коммандос, с переговорниками у рта. За ними, как гигантские питоны, разматывались черные кабели. Роб встал, наводя видоискатель фотоаппарата. Лицо его расплылось в блаженной улыбке.
О да! бормотал он себе под нос. А вот и она, а как же, детка, давай сюда, иди поближе, я-расскажу тебе сказку. Ух ты! Только посмотри!
Ту, на кого он нацелился, звали Терезой Вилларел, и она была, если верить телерекламе, лучшим криминальным репортером.
Мозгов у Терезы Вилларел примерно столько же, сколько косметики.
Зато задница огромная. Мирового класса.
Алекс еще раз основательно приложилась к коке и напустила на себя отстраненный, мечтательный вид.
Нет, в это не поверишь, если сам не увидишь, продолжал Роб. Этот кусок тряпки, который теперь заменяет юбку! Нужен легкий ветерок! Думаешь, у ней есть что-нибудь снизу? Какое бедро Роб подкрутил объектив. Ну-ка повернись, лапочка, покажись-ка мне как следует
Тереза Вилларел, связанная, как пуповиной, микрофонным шнуром со своим оператором, широким шагом ринулась к оградительной ленте. Детективы развернулись к ней спиной.
Какой холодный прием для звезды, ха! Тревога ниже пояса! Оп-па! Оп-па! Да, она их достала. Какая жалость!
Вилларел ничего не добилась. Детективы продолжали ее игнорировать. Полицейские в форме, охраняющие место происшествия, стояли каменной стеной. Она обратилась к одному из газетчиков, слоняющихся поблизости, но тот отрицательно покачал головой и показал в конец квартала, в сторону Алекс и Роба.
Ах ты черт, прокомментировал Роб, понизив голос на целую октаву. Боже, она она сейчас придет
Ему хватило здравого смысла перестать пялиться в объектив. Роб опустил аппарат. Алекс даже не повернула головы, слушая приближающийся цокот каблучков.
Тень накрыла ее колени. Тень от большой прически.
Как тебе удалось попасть внутрь, Хоббс? тускло произнесла тень. Алекс, прикрыв глаза козырьком ладони, подняла голову. Вблизи косметика Вилларел смотрелась как толстый слой подсыхающей штукатурки.
Алекс молчала. Глаза Вилларел превратились в щелочки.
Титьки, вдруг произнес Роб. Обе повернули головы в его сторону.
Вилларел расправила спину, получше демонстрируя свое достояние, и одарила его неторопливой понимающей улыбкой.
Титьки, повторила она. Роб кивнул. Нет проблем.
Окинув Алекс презрительным взглядом, Вилларел поспешила обратно. По дороге она на секунду задержалась у своего оператора, очевидно, приказав ему оставаться на месте, и в одиночестве двинулась дальше.
Алекс допила коку и отдала Робу пустую баночку. Тот отшвырнул ее и снова прильнул глазом к видоискателю своего «никона».
Какая жопа! восхищенно выдохнул он. О Боже, ты только взгляни! Ты только посмотри, Хоббс!
Что? переспросила Алекс, глядя на часы. Четыре ровно, уже пора. Опаздывать не хотелось. Встав со скамейки, она в последний раз окинула взглядом всю сцену. Вилларел уже лежала животом на ленте.
Не сердишься, что я ей сказал, а?
Смеешься, что ли, откликнулась Алекс.
Но Роб на нее уже не смотрел. Он настраивал объектив, наводя резкость легкими, профессионально отточенными движениями пальцев.
Кажется, назревает серьезный конфликт, комментировал про себя Роб. Она не на шутку взялась за дело. Оп-па! Одна пуговка Вторая О мой Бог! Третья! Край лифчика! Мы видим край лифчика! Она глубоко дышит хорошо хорошо ах ох
Алекс отряхнула джинсы. Роб застыл, подавшись вперед, словно хотел сам влезть в камеру.
Проникновение! Мы наблюдаем проникновение!
Алекс поняла, что Вилларел внутри. Пожав плечами, она собралась уходить. Автоперемотка камеры жужжала, как реактивный двигатель на старте.
Блевотина Вилларел ливнем хлынула на тротуар.
Вот черт! громко вскрикнул полицейский в оцеплении. Рвотные спазмы продолжались, сопровождаемые хлюпаньем и судорожными вздохами. Господи, только не здесь, леди, тут же свидетельства!
Кто пустил сюда эту сучку? рявкнул Марковски.
Алекс невольно улыбнулся, слушая неумолчное жужжание камеры, фиксирующей каждый момент в великолепных подробностях, вполне достойных для шантажа.
Аркадия-стрит выглядела пустынной, лишь в самом дальнем конце стоял одинокий цветочник. Место преступления как магнитом тянуло к себе толпу. Здесь же, в двух-трех кварталах от места происшествия, люди спокойно занимались своими делами, ходили по магазинам, даже не подозревая о случившемся. Автомобилистам приходилось объезжать устроенные полицейскими баррикады, создавая заторы. Впрочем, было подозрительно тихо. Подходя к бару, Алекс почувствовала неприятный холодок.
Это был самый рядовой бар из числа тех, где полы застелены неизбежным желтоватым линолеумом, а табачный дым густой молочной пеленой заволакивает свет лампочек. Внутри пахло смесью прогорклого жира, пролитого пива и трудового пота. Воздух был густым и горячим, и от этого на коже мгновенно проступал пот. Алекс быстро огляделась по сторонам. Впрочем, смотреть особо было не на что. Столы как столы, разве что чуть более потертые и расшатанные, чем обычно. Стулья не первой молодости. Бармен под стать мебели. Только барная стойкакак новенькая.
Она сверилась с часами. Пять минут пятого. Не слишком поздно. Марковски свидетелей не нашел, он сам об этом сказал.
Значит, она раскопала эксклюзив.
Мужчина сидел, заметно нервничая, в кабинете у дальней стены. И сидел довольно давно, судя по тому, что стоящая перед ним бутылка почти опустела. При ее приближении он поднял голову, и Алекс удивилась бледности лица и подрагиванию пальцев. Ей почему-то подумалось, что спиртное должно было подействовать успокаивающе.
Привет, не надо так волноваться, сказала Алекс, присаживаясь рядом. Хотите что-нибудь поесть?
Мужчина в возрасте, заметно за пятьдесят, одет в ярко-красный спортивный беговой костюм. Единственное, ради чего ему стоило бегать, так это чтобы растрясти жир. Несмотря на слабое освещение, он щурился, глядя на Алекс маленькими карими глазками, от которых к вискам тянулись частые сети морщин.
Нет-нет, есть я не могу, пробормотал он и протянул руку к вазочке за обломком соленой сушки. Зубы у него были желтые и крепкие, как у мула. Ее уже увезли?
Нет еще. Прошу прощения, что заставила вас так долго ждать, но я должна была соблюсти все меры предосторожности. Кто-нибудь обязательно обратил бы внимание, если бы я сорвалась сразу, а вам ведь не нужно лишнее внимание прессы? Есть определенные выражения, которыми безошибочно можно напугать свидетелей. «Внимание прессы» относится к их числу. Алекс мысленно напела несколько тактов из «Клоунов». Не возражаете, если я буду кое-что записывать? Чтобы ничего не перепутать.
Нет, откликнулся он и залил в себя очередную порцию виски. Не выпил, а именно залил, как в бочку. Слушайте, я расскажу, что видел, но вы меня в это дело не вмешивайте, ладно? Никаких копов. Мне тут нельзя светиться.
Алекс изобразила поиски по карманам авторучки и незаметно включила портативный диктофон. После чего выложила на стол ручку с блокнотом.
А почему вам тут нельзя светиться? переспросила она.
Мужчина поднял голову. Красное, с прожилками, дряблое лицо пошло еще большими пятнами. На самом деле это её не слишком интересовало. Вполне состоятельный мужчина (спортивный костюм от известной фирмы), давно в браке (золотое кольцо глубоко врезалось в пухлый, похожий на сосиску палец), любитель бегать на сторону. Вполне возможно, к какой-нибудь живущей неподалеку фигуристой выпускнице колледжа, предпочитающей стабильный доход стабильной работе. Вопросы морали и нравственности Алекс не интересовали. Она же работает на «Нэшнл лайт», в конце-то концов.