Я не был уверен, что в гибели детей повинен Барнс Бровард. Им показалось, что я каким-то волшебным способом вычислил это; говорили, что я пришел к доказательству вины по остаткам ткани на подошвах его ботинок, как Шерлок Холмс. На самом деле я не видел подошвы его ботинок, пока он не ударил меня в лицо. Но мне ни за что не поверят, если я скажу, что просто видел его, видел, как он прикасается к маленькой девочке. Я до сих пор не уверен, даже после исчезновения ребенка Кассетти, что был на правильном пути. Не был уверен до последнего случая.
По крайней мере я надеюсь, что не был уверен. В противном случае получается, что я преследовал его, зная, что он их убивает, и ничего не предпринял, чтобы остановить его.
В тот день, когда я следил за ним в парке, я начал понимать, почему все тела обнаруживают расчлененными на множество частей. Это было ужасное, но знакомое чувство, подобное тому, как если бы я взглянул в зеркало, увидел там отражение чудовищной рожи и узнал в ней себя. Барнс Бровард любил их. Каждую их часть. Мы постоянно обнаруживали в ранах следы спермы.
Худшее же, самое худшее, заключается в том, что иногда по ночам, во время бессонницы, я мысленно представляю себе это. Нож уверенно лежит в моей руке, твердый, как бешеная эрекция. Я вижу этого ребенка. Я чувствую нежную тонкую плоть, чувствую соединительную ткань суставов. Слышу крик, чувствую заливающую меня кровь. И режу, в своем полусне, режу, как Барнс Бровард, сосредоточенно, аккуратно.
Он научился разделывать их, как цыплят. У дочки Питни, Кэролайн, на длинных костях обнаружили пробные надрезы. Поначалу он испытывал затруднения в точном определении расположения суставов, но быстро освоился. На второго и третьего ребенка он потратил удивительно мало времени, учитывая все обстоятельства. Потом уже не было пробных надрезов. Он достиг совершенства.
Его называли мясником. Это неверно. Для него было важно мастерское исполнение, расчленение плоти без повреждения жемчужно-розовых косточек. Это была не топорная, а ювелирная работа.
Меня порой все это пугает. Я знаю, что не должен позволять себе этого, не должен возбуждаться, когда думаю про этих детей. Но не могу.
Глава 5
В конце концов, он спас Шаланну Норт от Барнса Броварда. Но никто этого не заметил.
Глава, посвященная Броварду, была исключительно деловой, но Алекс физически ощущала сквозящую со страниц боль, видела выражение лица, с которым он разглядывал свое зеркальное отражение. Самым страшным здесь была невозможность исключить то, что однажды, взглянув в это зеркало, он не увидит в нем ничего особенного.
Алекс отложила книгу и пошла на кухню. По дороге она рефлекторно проверила засов на входной двери. Разозлившись, что поддалась страху, она тем не менее проверила и цепочку.
От раковины, заваленной не мытой двое суток посудой, пахло грязными носками. Она пустила горячую воду и вылила в мойку голубоватую моющую жидкость. Горячая пена приятно обволокла руки, подействовала успокаивающе. Смывая остатки засохшей лазаньи с тарелки в голубой цветочек, она пыталась представить, о чем сейчас думает Габриэль Дэвис.
Горячая вода. Горячая, как кожа. Как кровь. Кусок лазаньи наконец отстал от тарелки и проскользнул между пальцевмягкий и склизкий.
Надо было идти за ним, в сотый раз повторяла себе Алекс, понимая, что ни к чему хорошему это бы не привело. Если бы Габриэль Дэвис хотел с ней поговорить, он бы поговорил. Если нет, максимум, на что она могла надеяться, безразличие. Волосы встали дыбом при мысли о том, что могло бы его заинтересовать.
Как только она поставила в сушилку последнюю тарелку, зазвонил телефон. Взявшись влажной рукой за прохладный пластик и чувствуя механическую дрожь аппарата, она немного выждала и наконец сняла трубку.
Ваш свидетель, металлическим голосом произнес Габриэль Дэвис. Я хочу поговорить с ним.
Странно, но ее это не удивило.
Нет. Алекс надеялась, что голос звучит достаточно спокойно; онемевшие пальцы покалывало. Прижав трубку к уху плечом, она принялась растирать руку. Это невозможно. Я обещала ему конфиденциальность.
Очень не хочется прочесть его фамилию в газете.
Это, наверное, следует расценивать как шутку. Алекс показалось, что в трубке слышатся приглушенные аплодисменты. Может, он телевизор смотрит?
Мисс Хоббс!
Она собралась с мыслями и сунула руки в карманы халата. Розовый халат был пушистый и мягкий, как кожа младенца. Пальцы застыли, словно отмороженные.
Алекс.
Сомневаюсь, что нам следует переходить на «ты», мисс Хоббс: Мне нужно поговорить с вашим свидетелем. Это важно.
Нет, я не могу этого позволить. Ни вам, ни копам, никому. Если только он сам этого не пожелает. Можете считать, что для меня не существует этических норм, и тем не менее. Без вариантов.
Дэвис молчал. В трубке аплодисменты сменились знакомой мелодией. «Джепарди»!
В таком случае дайте прослушать интервью, вдруг предложил он. Она вздрогнула от удивления. Я же знаю, у вас есть запись. Это ведь не противоречит вашим принципам? Можете стереть имя, если оно там звучит. Но все остальное мне необходимо.
Зачем? В трубке послышался щелчок, и ей показалось, что он отключился. Однако перестала звучать лишь музыка. Мистер Дэвис, зачем?
Потому что уже не первый раз там, где я нахожусь, появляется труп.
Алекс чуть не поперхнулась, но взяла себя в руки, медленно выдохнула и потянулась за карандашом.
Диктуйте, где мы встретимся.
Странно, но она чувствовала себя как на первом свидании. Сделав глубокий вдох, Алекс толкнула дверь «Дельвеккьо» и вошла внутрь. Внутри все трепетало. Не от страха. От нетерпения.
В холле его не было. Простучав каблучками по полу из мраморной крошки, она подошла к дверям зала. Ресторан был необычно пуст для вечера пятницы. Может, в каком-нибудь из ревю уже помещен материал под заголовком, набранным аршинными буквами, типа «Трое посетителей Дельвеккьо умерли, отравившись грибами», подумала Алекс.
В зале Габриэля Дэвиса тоже не быловидно. Это её не беспокоило, наоборот, есть шанс перевести дух и немного успокоиться. Всю дорогу она ехала в трансе, словно в тесной и душной коробке. Теперь та же коробка, только чуть больше. Никому никогда не удавалось взять интервью у Габриэля Дэвиса, даже тогда-, когда он стал известен после дела Броварда и особенно после выхода книги.
Эксклюзив. Это слово сияло и сверкало, как новенькое золотое кольцо. Ах какое соблазнительное слово! Она произнесла его вслух, словно пробуя на вкус, и улыбнулась.
Алекс двинулась в зал уверенной походкой победительницы, ветерана мировых сериалов, выходящей под свет юпитеров. В дальнем конце зала у служебного столика она заметила метрдотеля. Тот встретил ее профессиональной утомленной улыбкой. Постоянно занятый человек, которому случайно выпала свободная минутка.
У меня тут назначена встреча заговорила она, подходя ближе, и запнулась. Онапонятия не имела, под каким именем живет Дэвис. С одним человеком. Могу я пройти посмотреть?
Разумеется, ответил метрдотель. Пока она оглядывала зал, он кивнул в сторону. Поищите в глубине.
Дэвис выбрал укромный столик в глубине зала. Когда она наконец разглядела его в полумраке, он уже пристально следил за ней, как тигр, заметивший нечто живое, движущееся и способное стать жертвой. Он смотрел спокойно, но с интересом, как бы не узнавая.
Алекс двинулась к нему отработанной репортерской походкой типа «у-меня-для-вас-мало-времени». С каждым шагом она ждала, что выражение его лица изменится, исчезнет тигриный взгляд, появится улыбка или он просто отведет глаза, чтобы не смущать ее. Может, он просто не узнал ее при этом освещении. Может, у него плохо со зрением.
Алекс подошла к столику. Все возможные оправдания иссякли. Выражение лица не изменилось, даже когда она села напротив. Мягкая бархатная спинка кресла уютно приняла спину в свои объятия, как ласковая морская волна.
Спасибо, что согласились со мной встретиться, резко произнесла Алекс и подалась вперед, положив руки на стол. Искренностьименно это она хотела ему продемонстрировать. Честность. Доверие.
Он продолжал пристально смотреть на нее. Это был какой-то отстраненный взгляд, так смотрят солдаты, возвращающиеся с фронта. Взгляд на редкость неприятный.