чёртовы очистительные службы!
Годфри, успокойся.
Голос отцакипящее масло, голос материлимонный лёд. Моргана кидает то в жар, то в холод. В машине пахнет бензином, и от этого к горлу подкатывает завтрак.
Что значитуспокойся?! А они потом скажут, что я не выполняю предвыборных обещаний Этель, да прекрати так на меня смотреть! Я за рулём!
Надо было взять водителя.
И ты всегда знаешь, что лучше делать! Может, на следующих выборах выдвинешь свою кандидатуру в мэры?
Моргану хочется зажать уши руками, но он и двинуться не может. Слишком тесно. Справасестрица Гвен. Ей уже двадцать, она совсем взрослая; поездка к дяде Гарри ей даром не сдалась, но с отцом не поспоришьэто он платит за колледж. Гвен хмуро пялится в окно, прикусив прядь красно-рыжих волос. Жёсткий подол белого платья сестры царапает Моргану колени. Слева Дилан шушукается с Самантой; они азартно терзают приставку, и игра явно не относится к тем, что одобрил бы отецкровь, части тела и визг бензопилы, отчётливо слышный даже через наушники.
Мама прикрывает глазаспор окончени начинает плавно водить руками над коленями, словно играя на невидимом фортепьяно. Морган подаётся вперёд, угадывая неслышную мелодию по движениям пальцев.
Дебюсси. Диалог ветра с морем.
На губах у мамы всё та же лимонно-ледяная улыбка. Безупречное каре того же молочно-медового цвета, что и у Моргана, покачивается в такт движениям.
Отец старается на неё не смотреть.
Когда шерли паркуется наконец у дома дяди Гарри, Морган первым выползает из машиныпрямо по жёстким коленкам Дилана, сминая платье Сэмнаружу, как бабочка из кокона. Распахивает дверцу, вываливается на хрусткий гравий, обдирая ладони, поднимается и бежит к домускучной белой коробке под синей крышкой. Жаркое марево расплывается перед глазами, дрожит; и сморгнуть бы пот, но отчего-то страшно закрыть глаза.
Там, позади, отец снова ругается, а мама играет беззвучную музыку.
Дверь открыта. Морган неуверенно толкает её и входит в холл. Здесь темно, прохладно и слегка пахнет гнильцой. В углу старый сундуккуда старше, чем сам дом. Над сундукомзахламлённая вешалка, где зимние куртки висят вперемешку с летними футболками на пластиковых плечиках. Одна футболка, с червяком в очках, валяется на полу. Морган подбирает её и медленно идёт по домуиз комнаты в комнату, пока не добирается до гостиной.
Дядя Гарри там. Он зачем-то сидит в кресле, накрыв лицо газетой. Тошнотно-сладковатый запах здесь такой густой, что слюна во рту становится вязкой.
Дядя Гарри?
Морган окликает его, а затем подходит и касается тёплой, странно твёрдой руки.
Газета падает на пол.
и даже в скудном освещении, с закрытыми жалюзи, видно, как в глазах что-то шевелится.
Морган очнулся оттого, что кто-то трогал его лицо. В голове некстати вертелись обрывки неприятных воспоминаний о том июле восемнадцать лет назад, когда убили Гарри Майера. Того, кто сделал это, так и не нашли, хотя отец поднял все связи. И вот теперьснова
А меня могли убить сейчас, с лёгким удивлением осознал Морган, испугался и очнулся окончательно.
Затылок саднило. Губы спеклись и на вкус были солёными. Руки и ноги почти не чувствовались от холода. Шарф был размотан, курткарасстёгнута Но что хуже всего, над Морганом склонился огромный человек, который зачем-то ощупывал его голову.
Жив, ровно заметил он трескучим голосом, когда Морган рефлекторно дёрнулся. Точно, жив. Ледышка. Греться надо, не дело тут лежать. Откуда часы?
Мне их подарили, ответил Морган автоматически и только потом схватился за карман куртки онемевшими пальцами. Но сувенир от Уилки действительно был на месте.
Да кто бы сомневался, что подарили, хмыкнул великан и протянул Моргану руку. Поднимайся, чадо. Ещё чего не хватаеткишки студить. Ну!
Ладонь его тоже оказалась огромной. Рука Моргана по сравнению с ней выглядела даже не детской, а кукольной, и когда он поднялся, то обнаружил, что едва достигает незнакомцу груди.
Какой же у него рост? беспорядочно заметались мысли в голове. Больше двух метров Два и тридцать? Или больше? Или я брежу?
Ха, да он шатается! хохотнул вдруг великан и несильно ткнул Моргану пальцем в плечо. Эх, ты, тростиночка. А ну, полезай ко мне. Я тебя донесу, куда надо.
И прежде, чем он успел возразить или убежать, великан легко вздёрнул его за шиворот и сунул себе за отворот пальто, как котёнка.
Улица зловеще накренилась. Хмурое небо резко съехало куда-то назад. Морган засучил ногами по бархатистой подкладке, одновременно цепляясь за меховую опушку на воротнике, чтобы хоть как-то удержаться на месте, но тут великан наконец-то поднял то, за чем наклонялся, и распрямился.
Какие два метра, с лёгким ужасом осознал Морган, прикинув рост. Три. Никак не меньше трёх!
А великан фыркнул, как лошадь, обдавая затылок Моргана тёплым воздухом, и притиснул руку к груди, чтоб пассажир под пальто не сползал. Во второй руке он сжимал фонарь, который выглядел совсем крошечным на его фонемедный, с причудливо изогнутыми боковыми прутьями и огромным кольцом на крышке. Все четыре стекла были разными. Одногусто-малиновое, с вкраплениями золотистых звёздочек. Второеярко-синее, более светлое в центре и тёмное по краям. Третьежёлто-оранжевое, с крошечными красными рыбками в нижней части. Четвёртоезелёное, как дубовый лист на просвет. А там, за стёклами, изгибался огненный силуэт, до оторопи напоминающий человеческийсловно танцовщица в шёлковом платье то заламывала руки трагически, то зябко обнимала саму себя.
Это Чи, трескучим шёпотом пояснил великан. Трусиха та ещё. Но дело своё знает, уж поверь мне Ты что притих, малец? Тоже струхнул, поди?
Нет, ответил Морган и с лёгким удивлением осознал, что это чистая правда. Великан не выглядел жутким. Да и вообще всё происходящее, скорее, напоминало сон, а во сне не может случиться ничего по-настоящему плохого. Гм Простите, но не могу ли я узнать, кто вы?
Великан хмыкнул.
Отчего не мочь, можешь. Фонарщик я. А тебя, малец, как кличут?
Морган Майер, откликнулся он. В голове тут же легонько зазвенело, словно тронул кто-то самую тонкую гитарную струну.
Великану тем временем надоело стоять на одном месте и он, подняв повыше фонарь, широко зашагал по аллее. Каблуки огромных грубоватых сапог при каждом соприкосновении с брусчаткой глухо звякали, словно их подковали металлом. Полы длиннющего пальто с бумажным шелестом волоклись по земле, а когда задевали ветви кустов, то оставляли на них туманные клочья. Волосы у Фонарщика были чёрными, кудрявыми и густыми, и поэтому казалось, что на голову ему просто-напросто наклеили кусок выкрашенной овчины. Губы выглядели слишком тонкими для такого дикарского лица, носслишком прямым и правильным. Зато тёмно-жёлтые глаза под кустистыми бровями подходили как нельзя более кстати.
Морган Майер, задумчиво повторил Фонарщик и пожевал губами. Славно, славно. И часы хранишь, значит Даю добро, заключил он загадочно.
На что?
Увидишь, малец. Ох, как ещё увидишь, ухмыльнулся великан. В глазах у него отразились разноцветные грани фонаряроссыпь ярких бликов. Значит, домой я тебя подброшу. Но по дороге, уж извини, своей работой займусь. Не дело городу в темноте простаивать. Выползает всякое.
Последнее слово прозвучало так мерзко, что Морган почёл за лучшее не уточнять, что именно выползает в темноте.
Фонарщик ступал размеренно и за один шаг, кажется, покрывал десять человеческих вопреки всем физическим законам. Город раскрывался перед ним, точно калейдоскоп. Первое время Морган пытался ещё понять, что к чему, но затем бросил это бесполезное дело. Парковая аллея упёрлась не в череду однотипных домов, как ей полагалось, а как-то по-особенному хитро вильнула и обвилась вокруг замёрзшего пруда, которого здесь отродясь не было. На месте супермаркета обнаружилась полуразрушенная часовенка, за стадиономсолидный кусок самого настоящего древнего леса с могучими соснами, а между полицейским участком и библиотекой втиснулся чудом огромный особняк. В окнах его горел свет, и сквозь жидкие жалюзи видно было, как пары танцуют в просторном зале.