Мои спутники — командир “Атланта” лётчик-космонавт подполковник Арчибальд Шервуд и астрофизик доктор Кэтрин Милс погибли. Причина аварии мне неизвестна. Ракета лежит почти горизонтально. Пульт управления сильно деформирован. Я не смог извлечь изуродованный труп командира корабля из-под обломков контрольных щитов. Тело Кэтрин поместил в холодильную камеру. На нем не видно наружных повреждений. Вероятно, не выдержало сердце… Сам я отделался пустяками — ушибы, небольшая ссадина на виске. Ракета пострадала очень сильно.
Мне удалось включить аварийные аккумуляторы. Беглый осмотр внутренних помещений показал, что наш “Атлант” останется на Луне навсегда. Разрушена командирская рубка, радиостанция, генераторы тока, большая установка для кондиционирования воздуха. Вышли из строя многие приборы, главное счётно-решающее устройство — электронный мозг ракеты, оборудование лабораторий. Менее всего пострадали жилые кабины. Аварийная установка воздухообмена действует. Если корпус ракеты уцелел и не будет утечки воздуха, мне обеспечено от трех до четырех месяцев жизни в металлическом гробу, которым стал для всех нас “Атлант”. В тамбуре выходного люка есть ещё два баллона с жидким кислородом и сгущённый кислород в баллонах трех наружных скафандров. В сумме это может оттянуть конец ещё на месяц—полтора. Итак — от четырех до пяти месяцев — четыре—пять лунных дней и четыре ночи. Это не много для человека, которому едва перевалило за четвёртый десяток, но и не так уж мало для исследователя, впервые очутившегося на Луне. Впрочем, ещё неизвестно, стану ли я исследователем неведомого мира, который простирается за стальными стенами “Атланта”. Механизмы внутреннего люка заклинило при аварии, и я даже не смог проникнуть в тамбур, где находятся скафандры.
Если удастся открыть выходные люки и выбраться наружу, прежде всего я должен буду водрузить звёздный флаг над каменной пустыней. В инструкции экипажу “Атланта” подъем флага — это параграф первый. Флаг — символ завоевания… Но я не завоеватель. Я — Робинзон. И флаг для меня лишь символ далёкой родины.
19 марта
Вчера вечером завершил осмотр внутренних повреждений корабля. Слишком многое не выдержало космических испытаний. Генерал Першинг, конечно, преувеличивал, когда говорил членам сенатской комиссии о стопроцентной безопасности полёта. Это ни для кого не было секретом, и в первую очередь для нас — экипажа “Атланта”. Но чтобы важнейшие узлы корабля были смонтированы так небрежно!.. Вся радиоаппаратура вышла из строя только потому, что не выдержали крепления щитов. Металл креплений оказался слишком хрупким. Уцелей хоть один щит, повреждения передатчиков не были бы так серьёзны. А установка для кондиционирования воздуха! Когда я понял, что с ней произошло, мне стало ясно, что она легко могла отказать ещё при старте. А эта установка — лёгкие корабля, от её исправности зависит судьба экспедиции…
Я снова вспомнил слова генерала Першинга: “Тут все предельно прочно! Безопасность — сто процентов”.
Эти слова сейчас показались мне почти насмешкой. Ведь генерал был председателем правительственной комиссии, принимавшей “Атланта” и его оборудование…
Сегодня утром удалось открыть люк, ведущий в выходной тамбур. В тамбуре леденящий холод. Воздух просачивается наружу через внешний люк. Кислородный баллон одного из скафандров оказался пустым — у него был неисправен кран. Значит, в моем распоряжении только два выходных скафандра с резервными баллонами… Все попытки открыть наружный люк оказались безуспешными. Либо деформирован корпус ракеты, либо она попала в какую-то расщелину и заклинена в ней. В обоих случаях я не смогу покинуть стальной гробницы, в которой похоронен.