Алана ИношБылое, нынешнее, грядущее
Одинокая яблоня
Злата возилась в цветникедёргала сорную траву, чтоб не отнимала земные соки у цветов. Больше всех девочка любила кошачью белолапкугорный цветок, который в далёких западных землях звали эдельвейсом. Рос он и у них с матушкой Искрой возле дома, неприхотливый и скромный. Ежели приглядеться, то белые лепестки его были словно серебристой шёрсткой покрыты... Злата зачерпнула ковш воды из бочки на углу дома и полила цветы. Давно дождика не было, а растениям влага нужна.
В доме послышался плач. Оставив возню с цветами и на ходу отряхивая руки, девочка поспешила к младшей сестрёнке Орляне, что лежала в люльке под вышитым пологом. Провериласухая. Значит, проголодалась, пора нести малютку к матушке Искре на кормление.
Матушка Искра посвятила себя служению богине земных недр Огуни, а потому носила причёску, как у всех кошек-оружейниц: головагладкая и блестящая, только с темени спускалась длинная косица. Трудилась она златокузнецоммастерицей золотых и серебряных дел, и выходили из её искусных и вдохновенных рук удивительные белогорские украшения. При необходимости могла она и мечи с кинжалами ковать, и простую железную утварь, но делала это лишь изредка: основной её дар и искусство всё же лежали в иной, более изящной области.
Матушка Искра работала целый день, а Злата хлопотала по хозяйству: стряпала, стирала, убирала, рукодельничала. Жили они в горном домике, ни в чём не нуждаясь; ежели требовалось приготовить обед, Злата всегда имела под рукой всё необходимое. Конечно, бралось всё это не само по себе, о пропитании заботилась родительница, и цену пищи в своей тарелке Злата хорошо знала: как поработаешь, так и покушаешь. Было у них в долине небольшое поле, на котором они сеяли пшеницу да рожь с овсом, а в огородике у реки сажали овощи. Для пахоты нанимали соседей, матушка Искра охотилась и рыбачила, а молоко, коровье масло, сметану, яйца и творог приносили кошки-дружинницы: княгиня Лесияра заботилась о внучках. Летом ещё и черешню, и яблоки с грушами им доставляли из сада Светолики: это княжна Огнеслава баловала племянниц. А ягоды да грибы Злата сама в лесу собирала.
Работала матушка Искра много, и труд её оплачивался высоко. Могли бы они и богаче, и шире жить, но мастерица считала, что роскошь ни к чему. Тратила она немного, больше приберегала в кубышкедля дочерей.
Мастерская Искры пряталась на горном склоне, среди сосен. Рядом журчал родник, и Злата, поставив наземь корзинку со снедью, зачерпнула пригоршню чистой холодной водицы и промочила пересохшее от спешки горло. Другой рукой она прижимала к себе кричащую сестрёнку. А из каменной кузни слышался звон: матушка Искра работала. Однако шум не помешал ей услышать писк своей проголодавшейся дочурки, и она вышла из мастерскойладная, стройная и сильная, в кожаном переднике и рабочих сапогах. Солнечные зайчики, пробиваясь сквозь сосновые кроны, заблестели на её голове.
Матушка, Орляна голодная,сказала Злата.
Родительница сбросила передник, помыла руки в струях родника, заодно и лицо освежила. Капельки воды повисли на её красивых тёмных бровях; намокнув, те приобрели грустноватый вид. Закатав рубашку, обмыла матушка и грудь.
Сейчас, моё дитятко, сейчас, кровинка,сказала она, протягивая руки к младшей дочке.
Усевшись на большой камень, она принялась кормить малышку, а Искра устроилась рядом на траве, дыша горьковато-хвойным, целебным воздухом гор и слушая перезвон птичьих голосов. Из корзинки, прикрытой чистым платком, вкусно пахло пирогами...
*
Как же вышло, что жили они в горном домике втроёмИскра, Злата и маленькая Орляна?
Рано потеряла Искра свою ладу. Радовались они, ожидая вторую дочурку, но недолго радость длилась: умерла Лебедяна, рожая Орляну, не выдержало надорванное лечением князя Искрена сердце. Когда начались роды, Искра была на работе, и Злате пришлось звать повитуху из села Сосновое, что располагалось в долине реки. Та пришла с девушками-помощницами. Они отвели Лебедяну в баню, а Злате велели не мешать и ждать снаружи.
Тихо рожала Лебедяна, и старшая дочка не услышала из бани криков. Когда же запищала, замяукала новорождённая, мать лежала на соломенной подстилке бездыханнаяпуповину отрезали уже от мёртвой родительницы. Увидев лицо матушки Лебедяныбелое, неживое, с застывшим, далёким взглядом, Злата сползла по стенке.
Кто-то сообщил матушке ИскреЗлата не видела, кто. Та примчалась прямо из мастерской, кинулась к телу супруги.
Лада моя... Лебёдушка белокрылая... Взгляни на меня! Не верю, что ты меня покинула,шептала она, гладя сильными рабочими пальцами лицо Лебедяны.
Не отзывалась та, не дрогнули ресницы, не ожили глаза, не подарили нежный взгляд. А у матушки Искры будто разум помутился: всё звала жену, пыталась светом Лалады поднять её, да только всё тщетно. Исцелял свет, но из мёртвых не воскрешал...
Полно, мастерица Искра, опомнись,тронула её за плечо повитуха, белогорская дева зрелых лет, статная и рослая, с большими ладонями и выпуклыми блестящими глазами.Не вернёшь уже Лебёдушку твою, ушла она к Лаладе, а тебе жить завещала. Вспомни про детушек своих!
Услышав крик малышки, Искра встрепенулась, моргнула, протянула руки к живому, тёплому и родному комочку. Прижав дочку к груди, она покачивалась вместе с нею и не отрывала от её личика застывшего, пристально-влажного взора. А повитуха вздохнула:
Видать, нельзя ей было рожать. Понадеялась, что сердечко зажилоан нет... Не сдюжило, остановилось.
Злата так и сидела на корточках у стены, а по её похолодевшим щекам катились слёзы. Про неё все забыли, не до неё стало взрослым. К матушке Искре девочка и подойти сейчас боялась: такой страшный, недвижимый, полный горя взгляд был у неё.
Женщины из Соснового начали готовить тело к погребальному костру: обмывали, одевали, причёсывали, собирали цветы для украшения последнего ложа Лебедяны. В это время прибыли дружинницы от Лесиярыкак обычно, с корзинами снеди. Одна из них, сероглазая, с короткой шапочкой льняных волос, спросила у Златы:
Что стряслось, что за горе?
Девочка ответила:
Матушка Лебедяна ушла к Лаладе.
Сказалаи не поверила самой себе... Чудилось ей, будто матушка Лебедяна сейчас выйдет на крыльцо и позовёт её обедать. Но сомкнулись её уста навек, и эта правда холодом давила на осиротевшее сердце. Хотелось побежать, прижаться к матушке Искре, но та сидела с новорождённой малышкой на руках и никому не отвечала. Её старались беспокоить пореже.
Только молчаливые сосны понимали и жалели Злату в её тоскливом одиночестве. Спасаясь от него, она увязалась за дружинницами, спешившими во дворец с горестной новостью. А княгиня Лесияра как раз лежала в опочивальне прихворнувшая: сердце вдруг зашлось жгучей болью, будто что-то почувствовав. Сейчас боль утихла, но правительницу Белых гор было велено не тревожить, с нею неотлучно находилась только Ждана. Дружинницы покорно ждали, а Злата, охваченная тоской, хотела только одногоприжаться к чьей-нибудь родной груди. И прошмыгнула в опочивальню к бабушке.
Лесияра полулежала на подушках, и её серебряные волосы волнами струились по плечам. Ждана, сидя рядом с нею, не сводила с супруги огромных, полных тревоги тёмных глаз.
Злата!Лесияра приподнялась от подушек, протягивая руки к внучке.Иди ко мне, радость моя...
Очутившись в её тёплых, сильных объятиях, девочка мелко затряслась. Дрожь охватила и челюсти, и она долго не могла вымолвить ни слова в ответ на встревоженные расспросы княгини.
Кровинка! Дитятко!Лесияра заглядывала ей в глаза, смахивая пальцами слёзы со щёк.Что стряслось? Говори, милая, моё сердце беду чует...
Ма... матушка Лебедяна,только и смогла выговорить Злата.
Что? Что с нею?заволновалась княгиня ещё сильнее, сжав личико внучки ладонями.
«Умерла»это слово застряло глыбой льда в горле девочки, не могло сорваться с трясущихся губ. Лесияра всё поняла, и лицо её сразу посуровело, осунулось, а глаза стали такими же неподвижно-влажными, как у матушки Искры. Она поднялась с постели и велела подать ей одёжу. Но про Злату она не забылаподхватила на руки:
Идём, моя кровинка. Родительница твоя там, должно быть, тебя обыскалась.