Успокаивая себя подобного рода отговорками, Бармин взял один из камней в руку. Ничем не примечательный кусок светло-серого гранита. Вот, разве что, горячий. Чай на таком, конечно, не вскипятишь, но, если сунуть в карман штанов, можно не бояться отморозить на холоде яйца. Где-то так.
"Ну, и чего мы ждем?спросил он себя через минуту или две.Пока не остынет? А он остынет?"
Бармин взял со стола градусник и попробовал измерить температуру камня. Получилось что-то около тридцати девяти градусов.
"Остыл?удивился Игорь Викентиевич.Серьезно? Почти на десять градусов за две минуты?"
Он снова сжал камень в руке и пялился на него до тех пор, пока не исчезло ощущение тепла.
"Обалдеть!Бармин отложил камень в сторону и взял другой.Давай-ка, проверим и тебя..."
Второй камень потерял двадцать градусов температуры за шесть минут, и, к слову сказать, первый за это время ничуть не нагрелся, и, значит, то, что его нагревало, являлось ограниченным и, возможно, отнюдь не возобновляемым ресурсом. Что это такое, Бармин, разумеется, не знал,даже предположения выдвинуть не мог,но провести с этим чем-то простейший эксперимент было вполне в его силах. И он его провел. Вынес один из камней на улицу и положил чуть в стороне от крыльца. Постоял, посмотрел, как тает вокруг него снег. Впрочем, как тут же выяснилось, температура камня при этом ничуть не изменилась. Сорок восемьпятьдесят градусов, учитывая погрешность в измерении.
Оставив камень лежать в снегу, Бармин вернулся в дом и провел еще один эксперимент, завернув невзрачный осколок гранита в меховую безрукавку и утопив другой в кастрюле с холодной водой. Еще один камень он положил в очаг, пропихнув его кочергой прямо в огонь. После этого сварил себе новую порцию кофе и, закурив, сел слушать радио. Как раз подошло время новостей из Мурманска. Их он слушал следующие полчаса, отметив заодно монотонную убогость этих, с позволения сказать, новостей. Погодадрянь, англичанка гадит,"Это что наш русский крест?"немцы вооружаются, сепаратисты наглеют, армия начеку, полиция бдит, ну а император, как и следовало ожидать, демонстрирует волю, мудрость и невероятную прозорливость. В целом, возникало ощущение, что ничего "от перемены мест слагаемых" в мире не меняется. Везде одно и тоже. Что в том мире, что в этом. Даже демократию пару раз помянули всуе. Вот разве что ни разу не коснулись вопроса национальных и сексуальных меньшинств. Этих тем в радиопередачах вообще избегали. И в русских, и в английских, и в норвежских. То ли неактуально, то ли, напротив, слишком злободневно.
"Мотаем на ус",отметил Бармин мысленно и пошел проверять, что там происходит с его "экспериментом".
Результаты тестирования его, мягко говоря, удивили. Ни в снегу, ни в воде, ни в меху камни не остывали и не нагревались. В огне же камень нагрелся, как тому и следует быть, но, выброшенный в снег, быстро остыл до своих стандартных сорока восьмипятидесяти градусов. Тогда Игорь Викентиевич стал брать эти камни по очереди в руку, и они за пять-шесть минут теряли порядка двадцати градусов от своей начальной температуры. Все четыре, один за другим.
"Что же из этого следует?задумался Бармин, закончив измерять температуру камней.У меня есть Дар? Я маг и волшебник? Мило, но верится с трудом. Другой вопрос, какое количество этой "эманации", способно поглотить человеческое тело, конкретно, мое, и каковы будут последствия такого поглощения?"
Глава 2
1. Пятьдесят восьмой день с начала одиссеи
За всеми этими играми в настоящего естествоиспытателя, Бармин реально потерял счет времени, и очухался только под утро. Впрочем, о наступлении утра сообщали одни лишь часысеребряный хронометр-луковица, позаимствованный в доме господина коменданта. Если же выйти за порог дома, встать на крыльце и оглядеться, сразу же выяснится, что на дворе ночь. А полярная она или нет, это всего лишь вопрос семантики. Так Бармин и решил, обнаружив, что злостно нарушил устоявшийся распорядок дня. Перепил кофе,четыре кофейника один за другим,перекурил, да еще и забаву новую нашелиграть с горячими камнями. Вот и перевозбудился. Зато потом,усталость-то никуда не делась,едва не заснул прямо за столом. Спасибо еще, что вовремя спохватился, доплелся кое-как до кровати, забрался, не раздеваясь, под одеяла и там уже окончательно отрубился. Но спал плохо. Всю ночь с кем-то воевал, бросая во врагов файерболы и ледяные копья, и выеживался перед раздетыми "почти до ничего" девками, демонстрируя им чудеса магии и колдовства. Враги были похожи на орков из "Властелина колец", а фемины юны, обворожительно длинноноги и пышногруды. И все отчего-то блондинки в голливудском стиле. И, разумеется, он их всех хотел до остервенения, и они, вроде бы, совсем не возражали. Однако до дела у них так и не дошло,ограничились страстными поцелуями и детско-юношескими обжималками,потому что на самом интересном месте Бармин неожиданно проснулся. В поту, с заполошно бьющимся сердцем и с послевкусием едва не случившегося секса.
"Приснится же такое!"
Надо сказать, что Игорь Викентиевич никогда,даже в молодости,не являлся ни ходоком, ни героем-любовником. Несколько невинных романов в школьном возрасте, потеря невинности на какой-то студенческой вечеринке, да два-три случая серьезных отношений еще до встречи с будущей женой. Ну, а потом, как отрезало: любовь-морковь, свадьба, диссертация и дети, карьера, стареющие родители, эмиграция и новая карьера в новой стране и на новом месте. В общем, Бармин жене не изменял, но сейчас мог признаться,перед собой-то чего кривить душой,у него просто не было такой возможности. Девки к нему не липли,кроме, разумеется, студенток, романов с которыми он опасался пуще огня,а сам он был вечно занят. Так что, если кто-то ему все-таки нравился,появлялись такие женщины время от времени на горизонте,то все равно ничего криминального из этого ни разу не вышло. То одно, то другое, но что-нибудь ему обязательно мешало, как яйца плохому танцору. Домашний же секс как-то незаметно потерял с возрастом "накал страстей", превратившись в необременительную и, в целом, приятную рутину, а позже, и не так что бы уж очень давно, окончательно сошел на нет. Ушел, блин, тихо, по-английски, то есть, не прощаясь. Оставил по себе приятные воспоминания, но вспоминался без сожалений. Даже не снился, вызывая время от времени лишь чисто академический интерес. И вдруг такое! Буря страстей и весьма яркие впечатления. И, разумеется, не без последствий: обкончал во сне подштанники, которые теперь замыкаешься стирать и сушить. И, вроде бы, повода не было, но на самом деле ответ на вопрос"Что это было?"лежал на поверхности. Тело-то молодое. Гормоны шалят и все прочее. Да еще и в варианте, когда это тело остается физиологически девственником, а душа очень даже понимает, что там и как у мужчины с женщиной. Но, увы, в Барентсбурге этой зимой женщин не было и в помине. Порнографические журналы были, а вот женщин не было. И ладно бы дело ограничивалось забытыми уже за давностью лет поллюциями. Хуже другое: организм вспомнил, наконец, о чем идет речь, и станет теперь донимать хозяина симптомами спермотоксикоза. И никакой физический труд,рубка дров, например,или онанизм над глянцевыми журналами дела не спасут, потому что на самом деле Бармин не подросток, и жизненный опыт,пусть и не такой богатый, как у некоторых его друзей-приятелей,никуда не делся. И это Игорь Викентиевич понимал, и как взрослый мужчина, и как опытный психиатр.
Обдумав случившееся на свежую голову, то есть во время и после утренней гимнастики, гигиенических процедур и чашки крепкого кофе, Бармин решил, что все равно ничего со своим одиночеством сделать пока не может, а значит нечего тратить зря на это нервы. Пешком ему до Хернсуннатем более, зимой,не дойти, а остальные поселения в этой части острова, как он слышал, давно заброшены за ненадобностью или обживаются только на лето. Да и что бы он стал там делать, даже если бы дошел? Безымянный ссыльнопоселенец из Барентсбурга? Даже не смешно. Но в том-то и прелесть навязчивых идей, что логика говорит одно, а душа, сердце или еще, что там есть в человеке, требуют другого. В общем, уговоры не помогли, и Бармин не на шутку психанул. Вот, вроде бы, уже почти два месяца обретается в этом мире, выживая в одиночку чуть ли не на Северном полюсе, и до сегодняшней ночи был не то, чтобы уж вовсе спокоен, но жил, как реалист, и, по большому счету, не тужил. А сегодня с утра, можно сказать, пошел вразнос. Психанул не по-детски, и лекарство против истерики нашел тоже недетское.