Стая - Марьяна Романова

Марьяна РомановаСтая

© М. Романова, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

К ночи в низину спустился туман, и темные бревенчатые дома небольшой забытой всеми богами деревеньки стали похожи на угрюмых старух в подвенечных платьях. У каждого старого дома свое лицо. Есть дома, которые словно тихо посмеиваютсяскрип их покосившихся ставен похож на смех мудреца, который давно уравнял каждый момент с вечностью и вернулся в блаженное состояние чистоты. По-настоящему чисты только дети, блаженные и те, кто потратил свой век на примирение всего со всем. А есть дома мрачные, их темные окна как будто в самую душу смотрят, и в каждой их глубокой морщинке такая густая, почти осязаемая печаль, что сразу ясноих стены видели многие беды. В таких домахпонимание и скорбь, ему сопутствующая. Возле этих домов даже говорят, слегка понизив голос, и вовсе не шутят, их часто годами пытаются продать по заниженной цене, но все без толкукто же захочет жить в такой похоронной торжественности, кто же хочет быть зараженным ледяной вековой тоской.

В одном из таких домов, самом крайнем, к ночи вдруг зажегся свет. Деревенские обычно засветло встают, а к полуночи отбывают в гости к Морфею. Ночная деревня тиха как кладбище, тишину нарушает лишь лай цепных собак. Или вой. Вот и сейчасмонотонный низкий вой, сначала тихий, затем укрепившийся, слабым летнем ветром разносимый над крышами. Не то собаки выли, не то волки. Первым подал голос вожак, затем подхватили остальные, и вот этот слаженный вой, казалось, занял собою все пространство. Как будто бы глашатаи с того света созывали войско собраться на скорбный звук своих труб.

Старик тяжело сполз с печной лежанки, протер кулаками заспанные слезящиеся глаза, накинул на плечи изъеденную молью шерстяную кофту. Он узнал этот вой, узнал эти голоса. Всю свою жизнь, с самого детства, он вставал на этот вой. Подходил к окну и задумчиво вглядывался в туман, представляя, что где-то совсем близко, за этим серым рваным покрывалом, они. Сильные, голодные, под их молодой кожей играют крепкие мускулы, из их пасти пахнет кровью, их колени перепачканы глиной и мхом. Старик всего однажды видел одного из нихэто было очень давно, он был еще подростком.

Отец всегда говорил ему: «Как только сядет солнце, за околицу не ходи. А особенно к лесу приближаться опасно. В наших краях они случаются». Он приставал к отцу: кто такие они, почему они воют? И однажды отец рассказал, и все это было настолько похоже на сказку, что даже обиднокак будто бы его за малыша или дурачка держат. Но отец был серьезен. И отец взял с него клятвуникогда и никому не рассказывать об этом. И самому не пытаться узнать больше. Никогда не подходить к ним. Не лезть к ним. И особенноникогда не пытаться стать одним из них. Даже если однажды в жизни настанет момент, когда это покажется единственным правильным выбором.

Старик называл себя Хранителемхотя, возможно, это был слишком торжественный титул, потому что обладал он всего лишь секретом. Информацией, за которой даже никто не охотился. А вздумай он сам с кем-нибудь поделитьсяничего не добился бы, разве что получил бы койку в областной психиатрической лечебнице. Он прекрасно это осознавал.

Иногда, правда, с удивлением думал: ну неужели его соседи, которые живут в этой деревне десятки лет, совсем рядом, которые тоже слышат этот тоскливый вой,  неужели они ни о чем не догадываются? Почему об этом никто никогда не говорит? Как это возможнобыть настолько слепыми? Конечно, с возрастом он понял, что большинство людей видят только то, что имеет к ним непосредственное и прямое отношение. Они и чужое чувство распознать не могут, и чужое намерение, все им надо по десять раз растолковывать да объяснять. Но этот вой Он же словно под кожу пробирается, он же в самое сердце врезается осиновым колом! Как можно жить здесь столько лет и ни разу не задуматься о его природе? Может быть, они тоже Хранители? Иногда, встречаясь с кем-нибудь из соседей у колодца, он говорил что-нибудь вроде: «Сегодня ночью волки что-то разбушевались! Выли громко очень»,  и с настороженным любопытством вглядывался в глаза того, к кому эту фразу обращал. Но ничего. Никогда и ничего.

Старик стоял у окна, прижавшись лбом к засиженному мухами мутному стеклу. Монотонное тоскливое разноголосье леденит кровь только поначалу, с годами к нему привыкаешь, оно прорастает внутрь и становится частью тебя.

Старик знал, что однажды наступит ночь, похожая на эту, с таким же сероватым туманом и с таким же густым близким воем,  ночь, когда он сползет со своей печи в последний раз. Он был абсолютно уверен, что смерть не застанет его врасплох, это будет его осознанный выбор. И тогда он неторопливо оденется, возможно, выкурит на крыльце последнюю самокрутку, и пойдет в туман, им навстречу. Они проводят его в тот мир, который, по обнадеживающим слухам, лучше привычного. Мир, откуда возвратиться можно только мутной голограммой чьей-то памяти. Только вот старик был одинок, и едва ли мог рассчитывать на то, что о нем будут помнить дольше сорока дней. В деревне чтут традиции, соседи устроят ему поминкиспокойные и бесслезные. Вздохнут да и позабудут.

Псы и волки всегда ассоциировались с бедой.

Собака воетк смерти. В Библии псами называли еретиков: «Берегитесь псов, берегитесь злых делателей Это безводные источники, облака и мглы, гонимые бурею: им приготовлен мрак вечной тьмы Но с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину». Мертвых египтян встречал в морочном мире псоглавый Анубис. Гекату, хранительцу ключей от мира Смерти, сопровождает стая псов. У древних народов собак приносили в жертву у гробницчтобы те показывали умершим дорогу на тот свет. Выход из Аида охранял Цербер, трехголовый чудовищный пес. В «Халдейских оракулах» есть строки: «Демоны с песьими ликами выйдут из глуби подземной, истинных знаков они не являют для смертного взора».

Я познакомился с Семеновым в мои двадцать с небольшим. Развалился Союз, я вернулся из армии как будто бы в новую странувсе, что вроде бы было моими планами на будущее, вдруг потеряло смысл. Это было странное время, моя темная ночь души. Целыми днями я просто бродил по улицам, ощущая себя заблудившейся Ариадной, потихонечку проматывал скудное наследство и с ужасом понимал, что я даже не могу придумать детали желанного пути. Ведь чтобы к чему-то стремиться, надо держать в голове хотя бы иллюзорный финал маршрута. А я был как будто бы героем фантастического романа о попадании в параллельный мирзнакомые люди, знакомые дома, а жизнь какая-то другая.

Один мой школьный товарищ за эти два года стал бизнесменом и теперь разъезжал по городу в немецкой иномарке, похожей на серебряную пулю. В его интонациях появилось что-то снисходительно барское, даже голос словно стал чужим. Чужой голос говорит чужие словао Канарских островах, о каких-то «телках» из болгарского модельного агентства, которым можно дать сто долларов, и они притворятся твоей спутницей на любой вечеринке, о закрытом караоке-клубе, в котором на бильярдном столе лежит обнаженная красавица, и с ее тела все слизывают черную икру. Чем больше округлялись мои глаза, тем больше он входил в ражего вдохновляла социальная пропасть между нами. На моем фоне он казался себе не просто успешным, а почти великим. А ведь этот был Вовка, с которым в наши двенадцать лет мы выкупили у соседки котят, которых та собиралась утопить в ведре. За то, чтобы она позволила котятам пожить у нее месяц и окрепнуть на мамином молоке, мы по очереди приходили мыть ее квартиру. А потом вместе стояли у метро и пытались пристроить котиков, придумывали им фальшивые родословные и смешную рекламу. Теперь же напротив меня сидел чужой мужик в твидовом пиджаке с золотой брошью на кармане. Как будто бы тот Вовка умер, а его тело занял неприкаянный дух.

Другой приятель подался в «шестерки» к какому-то то ли уголовному авторитету, то ли бизнесмену, кто их разберет. Накачал мускулы не хуже, чем у Ван Дамма, носил при себе армейский нож и два пистолетаодин в кобуре, другойв портфеле из крокодиловой кожи. Портфель шел ему как корове седло, но это был подарок босса, священный артефакт, фетиш и доказательство принадлежности к миру, в котором за считанные месяцы можно было вскарабкаться на местечковый олимп. Забегая впередприятель тот сумел вскарабкаться лишь в лодку Харона. Погиб в перестрелке спустя полгода после нашей последней встречи. Тот портфель из крокодиловой кожи положили в его гроб.