По периметру строительной площадки располагались дощатые бараки, в окнах которых горел желтый свет.
Сукиасян поморщился. Меньше всего он мечтал сидеть с гастарбайтерами, смотреть, как они пьют водку, и слушать их обывательскую чепуху вперемешку с туповатыми анекдотами. Хотя Орбели намекнул, что ждать не придется.
Сукиасян, на мгновение замешкавшись, будто какая-то из этих четырех теплушек была самой лучшей, решительно открыл дверь второго сарая. В нос ударил запах спиртного. В небольшом бараке строители играли в карты за длинным столом. Клубами вился сигаретный дым, слышался оживленный говор со смехом и руганью.
Когда на пороге появился Сукиасян, игра остановилась, и он почувствовал на себе взгляды. Ничего не сказав, он закрыл за собой дверь и, приметив стул в углу, уселся на него и положил пакет на колени. Помимо длинного стола в бараке была тумбочка с телевизором, два обогревателя и двухъярусные койки на восемь человек. Стол занимал фактически весь проход, и, чтобы пройти, скажем, к кровати, требовалось, чтобы рабочие поочередно вставали из-за стола, иначе было не протиснуться.
Строители, помолчав какое-то время, продолжили игру и, к счастью Сукиасяна, не обращали больше на него внимания, поэтому он смог расслабиться. Все-таки хорошо, когда его не донимают расспросами и он не должен выдумывать всякую ерунду, только бы провести все тихо и незаметно.
«Так напряг память Сукиасян. Какой пароль? Пароль я должен помнить. Иначе чего доброго отдам деньги не тому, кому надо, тогда проблем не оберешься».
Сукиасяна в тепле разморило, и он расстегнул пальто на все пуговицы и даже задремал. Руки он держал на пакете с деньгами, а сумку с вещами поставил рядом с ногами. Сон накатывал волнами, и Сукиасян все меньше и меньше сопротивлялся. Усталость брала свое.
Он уже начал посапывать, когда снаружи раздались торопливые шаги, и дверь резко распахнулась, словно ее хотели сорвать с петель. Сукиасян, не понимая спросонья, что происходит, вздрогнул. Даже строители перестали играть и бросили свои карты на стол. Повисла мертвая тишина.
Тот рабочий, который открыл Сукиасяну ворота, силился что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами. Изо рта его текла кровь, которая стекала по подбородку и пачкала куртку. Он не успел ничего сказать, потому что сзади появился человек в черном с лицом, закрытым маской, и, словно мясник, резко проведя ножом по горлу рабочего, заставил того издать хриплое клокотание. Тело рабочего упало на землю, а голова осталась в руке у налетчика.
И тут же он, отшвырнув ее, ворвался в барак. Следом за ним влетели еще трое, тоже все в черном и в масках.
Дверь снаружи закрыли, потому и речи не могло быть о бегстве, к тому же все были так шокированы неожиданным вторжением, что даже и не думали сопротивляться.
Сукиасян ощутил, что непроизвольно мочится. Инстинктивно он забился в угол у двери, надеясь, что его не заметят.
Налетчики действовали слаженно и организованно, лихо орудуя ножами. Они устроили самую настоящую мясобойню. Строители метались по комнате словно антилопы, за которыми охотились львицы. Стены окрасились кровью. Были слышны крики и стоны. Налетчики с размаху втыкали ножи в своих жертв, нанося смертельные раны. Происходящее напоминало фильм ужасов или кровавый боевик.
Сукиасян не понимал, что и зачем он делает. Упав на пол, он скрутился в клубок и закричал. Он вопил во всю силу своих легких, понимая, что ничего его не спасет и живым ему отсюда не выйти.
Когда в бараке уже никто не метался, налетчики взялись за Сукиасяна, схватили за руки и ноги, рывком подняли его и положили на стол. Он, глянув в глаза одного из налетчиков, от страха потерял сознание.
За все время люди в масках не произнесли ни одного слова, обмениваясь между собой только знаками. По всей видимости, они опасались быть узнанными, но действовали как профессионалы: за каких-то пятнадцать минут они убили двенадцать человек.
Кровью было испачкано все: и стол, и стены, и даже потолок, в некоторых местах она хлюпала под ногами, и брызги ее были на одежде налетчиков.
Один держал Сукиасяна за ноги, второй за руки, а третий, вооружившись ножом, примеривался к правой руке Сукиасяна, словно собирался ее отрезать. Так и случилось. Сверкнуло лезвие, и сильным рубящим движением налетчик ударил по правой руке Сукиасяна.
Налетчики, отрубив ему руку, так же стремительно, как и появились, выскочили из барака
В кромешной тьме было слышно, как хрипло стонет Сукиасян и как дождь неистово барабанит по жестяной крыше.
* * *
Сорокин сидел в своем кабинете и читал очередную книгу светила криминалистического мира. Он активно изучал теорию, понимая, что пускай практика с ней и расходится и, возможно, даже противоречит, но все же в теории имеются кое-какие полезные наработки, и раз он следователь, то должен быть в курсе всех последних тенденций. Приятели Сорокина, зная о его страсти к криминалистике, недоумевали, неужели ему нечем заняться в этой жизни? Окончив рабочий день, наконец-таки ощутив себя свободными, они ничего не хотели слышать о своей работе и тем более о ней разговаривать. Сорокин же, настоящий чудак, вместо того чтобы спать на дежурстве или пролистывать какое-нибудь более приятное и легкое чтиво, наподобие журналов для взрослых и успешных мужчин, корпел над увесистой книгой по криминалистике, терпеливо останавливаясь на некоторых схемах и перечитывая по несколько раз отдельные места.
За окном барабанил дождь. Сорокин, сидя в своем новом кабинете, чувствовал себя защищенным и радовался ощущению внутреннего спокойствия. Возможно, отчасти он был обязан этим спокойствием бутылке хорошего французского коньяка, которым разбавлял чай с лимоном. Ему так понравилась эта идеяразбавлять чай коньяком, что он незаметно оприходовал треть бутылки.
Окна были закрыты жалюзи и горел только приглушенный свет торшера в углу, да чуть поярчелампы на рабочем столе Сорокина.
Сорокин был человеком предусмотрительным и не хотел привлекать излишнее внимание к своим окнам со стороны улицы. Все-таки разные случаи происходят в этом мире. Он и сам не считал, сколько преступников упек за решетку, поэтому должен быть предельно осторожным.
Однажды, когда он возвращался с работы поздним вечером, на малолюдной улице повстречал пьяную компанию. Среди выпивших мужчин он узнал одного ублюдка, которого когда-то посадил за кражу. Тот, к несчастью, тоже узнал Сорокина и предложил своим товарищам «замочить поганого мента». У Сорокина при себе был только пневматический пистолет, и ему здорово повезло, что компашка приняла его оружие за «ТТ». Сорокин положил шестерых человек на землю и вызвал милицию.
После этого неприятного происшествия он крайне внимательно подходил к вопросам личной безопасности и без нужды не стоял у окон своего кабинета. Бывшего коллегу, любившего понаблюдать за происходящим на улице, пристрелил киллер. У Сорокина хорошо отложилось в памяти зрелище, которое он увидел тогда в кабинете, и поэтому напрочь отсутствовало желание стать посмертным героем в глазах своих сослуживцев.
Осилив триста страниц, Сорокин захлопнул книгу и посмотрел на настенные часы. Они показывали полтретьего ночи, а это означало, что бодрствовать еще долго. Сорокин закурил, чтобы взбодриться, и взял со стола электрочайник, чтобы вскипятить воду для кофе. Он уже вышел из кабинета, как услышал звонок телефона.
«Что случилось? Уж не Забродов ли? Опять ему не спится? Вечно ему приспичит в самое неподходящее время», подумал Сорокин.
Вначале Сорокин подумал не возвращаться и спокойно наполнить электрочайник, но телефон звонил так настойчиво, что его нервы не выдержали.
Сорокин вернулся в кабинет и снял трубку.
Полковник Сорокин слушает.
Убийство в Багратионовском проезде. Нужна следственно-оперативная группа с собакой.
Уже выезжаю.
«Идиоты, подумал Сорокин. Опять что-то не поделили. Наверно, бытовая склока. Как водится в таких случаях, вначале скинулись, выпили, потом повздорили и схватились за ножи, топоры. И мне приходится расследовать дела с такими вот идиотами. В основном, бытовое пьянство».
Надо отдать должное Сорокину. Он отказался от кофе, затушил сигарету, набросил поверх формы плащ и спустился на первый этаж, где дремал дежурный милиционер. Заметив Сорокина, он вскочил и козырнул.