О, можете называть меня как пожелаете. Для вас стану кем угодно. В том числе и Джеймсом. А можно вашу ручку?
Эээ Что?
Ручку. Чтобы писать. Ну и не только писать! Ручкапрекрасное средство для проведение контрпродуктивных мер по обезопасиванию враждебно настроенной среды. Я же имею право на ручку?
Мой безобидный вопрос смутил девушку.
Зачем вам ручка?
Видите вон того безобидного и доброго джентльмена позади меня? я кивнул на бандита за спиной. Или бомжа. Не важно. У него заточка под курткой. Думаю, Джиму в голову приходило её пустить в ход. Против моей печени, разумеется. Да вот не вышло. А ещё я ему пообещал, что всажу в глаз ручку, если он на меня косо посмотрит и хоть раз полезет под куртку
Уберите меня от этого психа!!!
Я невинно улыбнулся.
Джим. Не кричи и веди себя культурно в присутствии дамы. Или мне придётся вытащить пальцами твой правый глаз. Твоими пальцами, Джим. А потом ты его съешь. Потому что я тебя заставлю его съесть, Джим. В обратном случае я вытащу тебе второй глаз.
Мистер Джеймс?
Да, солнышко?
Вам вам плохо?
Нет, что вы. Просто я так голоден, а вы так приятно пахнете
Хватит облизывать клетку и пялиться на её грудь! И шейку. Нежную, розоватую шейку и эти бархатистые ручки Ах, что за запах!
-..так аппетитно.
Джеймс.
Я.
Вы бывший пациент нашей больницы? Я не могла видеть вас прежде?
Нет. Нет, исключено. Я не пациент. Я агент. И мне нужно собирать информацию.
Какую информацию? переспросила Кэтрин.
Секретную, мадам. Очень важную и ту, которую я почему-то не помню Но непременно вспомню. Кстати, какой сейчас месяц? Это важно, солнышко. Мне нужно провести доклад в строго установленное время, да. А потом я уйду. Ммм улечу. Определенно улечу и больше вас не потревожу, не сомневайтесь.
Кетрин Рейли приходилось иметь дело с психами. Особенности работы, с этим ничего не поделаешь. Этим можно было объяснить её визуальное спокойствие и умиротворенное поведение. Очередной приём очередного психа. Как мило. Только в этот раз псих был абсолютно вменяемым и сам метил в места не столь отдалённые, прикидываясь дурачком.
Май.
А год?
А вы как считаете?
2070?
Вы живете в будущем, Джеймс? задала последний вопрос Кэтрин, на который я предпочел не отвечать.
3
Балтимор мне сразу не понравился как город. Ни сколько исходя из факта неприятного время препровождеия в полицейском участке в состоянии медикаментозного овоща, после чего меня плавно на полицейском бобике переправили прямиком в психушку, а сколько исходя из общего. хмкак там на языке почти порядочных американцев это называется? Антуража, кажется. Все блеклое, серое, неприятное. Люди, подобно муравьям, движутся в сплошном потоке по улицам по своим делам, чаще всего на работу. Блеклые и потрепанные вывески магазинов, потертые витрины, куча машин. Пробки! Все куда-то спешат и каждому нет дела друг до друга. В воздухе витает запах жарящихся неподалеку хотдогов, моросит мелкий дождик. Мерзко.
И вот, сейчас, я нахожусь в процедурном отделении этой самой психушки, куда меня везли, стою под ледяным душем, куда меня любезно загнали двое санитаров. Один, упитанный, в непромокаемом балахончике, полирует мне спину длинной щеткой, искренне полагая, что я бронзовая статуя, которой нравится, когда ее полируют ссохшейся щеткой. А не свернуть ли этой жертве пончиковой диеты шею и воткнуть ручку щётки в горло второму? А ведь воткну, я знаюпри должном умении убить можно и свернутым треугольником листиком бумаги. Затем Затем здесь поблизости должен быть топор. Пожарный. Да, непременно должен быть. Всегда мечтал в детстве поиграть в пожарного. Будем тушить пожар и заодно гасить всех, кто будет мешать, а мешать будут все, это весело, хаха Но мы решили не безобразничать. И вести себя хорошо. Как я примерно понял, стоит мне посидеть тут с месяцок-третий, как меня признают здоровым. Выпишут! Предварительно вручив пакет 'потерянных' мною документов, которые я никогда не терял за не имением онныхстандартная процедура социального страхования. Или что-то вроде того. Если, конечно к этому времени ничего не наклюнится интересного.
112.113.23
В сознании вновь возникают старые цифры. Номер. Порядковый номер, номер телефона? Нужно поскорее выяснить. Не будь это важно, я бы их не помнил.
Помывка заканчивается, я, продолжая прикидываться безобидным и потерянным в пространстве овощем, плавающий в бредовых обрывках воспоминаний, плавно перехожу в заботливые ручки второго санитара.
Так, я осмотрю твою плешь, вдруг там кто-то ползает, хехехе
Мужик, слушай, может вот как-нибудь без этого и я тихо-мирно пойду?
Сначала ко врачу, Джимбо! Как только разрешит, сможешь идти куда пожелаешь.
Афро-американский нигер вертит мою башку из стороны в сторону, выискивая вши. Или то, что может водиться на лысой голове. Уверен, когда-то я был обладателем шикарной шевелюры. Когда-то. А еще когда-то меня облили бензином и подожгли. Это одно из немногих, что мне удалось пока вспомнить помимо странного темного овала, в который я шагнул уже будучи прострелянным раз десять.
Мне Очень нужно отсюда выйти. Давай договоримся? Так сказать на долговременное пробую попытку наладить хоть какой-то контакт, на что получаю увесистый подзатыльник, от которого мне сразу захотелось заехать локтем его обладателю в нос.
Ты бы парень не дергал башкой! Не горячись, береги свое здоровье. Будешь послушным мальчиком, мы поладим!
Окей. еще один подзатыльник и хохот толстяка за спиной. В мозге перегорел еще один предохранитель.
Часы пришлось оставить.
4
Далее меня повели через санчасть по узкому коридору, минуя пост охраны. Охранник не удосужил меня и толикой внимания, продолжая насиловать кроссворд огрызком карандаша. Напротив, на кушетке, стоял работающий телик. Новостная программа вещала что-то про новый пакет антироссийских санкций и ущемление прав сексуальных меньшинств. «Зверства, чинимые над либеральными активистами на состоявшемся в минувшую субботу гей-параде в центре Москвы всколыхнули мировую общественность».
Раздумывая над тем, что было бы неплохо как-нибудь посетить эту далекую, варварскую и не толерантную Россию, я не заметил, как меня провели вперёд к сетчатой двойной двери в конце коридора, афро-американский нигер провернул ключом замочную скважину и как бы приглашая меня пройти за ним, сделал ручкой замысловатое па.
А может не надо?
Надо, очень надо. Ну же, Джимбо, не заставляй нас тебя запихивать силой. Ты ведь помнишь о нашем разговоре?
Оу-уке-ей.
И я шагнул вперед, навстречу дурдому. Настоящему дурдому, а не такому, который представляет себе среднестатистический человек, никогда в психушке отродясь не бывавший.
Было на удивление тихо. У входа нас встретил бродяга с бакенбардами и заплывшим лицом. Стерилизованный, помытый и в белой пижамке в крапинку, в такой же, которую напялили на меня. Он вальсировал сам с собой, наворачивая круги в компании несуществующей партнерши и через пару шагов поправлял дурацкую шапочку у себя на голове. По соседству с ним стоял другой, рыжий. Выражение физиономии которого не предвещало ничего совершенно ничего. Он просто стоял истоял, открыв рот и уставившись пустыми стеклянными глазами сквозь темнокожую то ли медсестру, то ли врача в белом халате, женщину лет сорока, сорока пяти. Она ему что-то пыталась объяснить, но он просто смотрел сквозь нее, не шевелясь. Где-то из радио приёмника доносилась тихая игра оркестра. Слева, у стены, возле умывальника, за столом сидела другая парочка. Такой же работник медперсонала, возможно ассистентка, рядом с ней на стуле восседал маленький старичок. В трясущихся крючковатых пальцах он держал фломастеры разных цветов, которыми упорно выводил идеально ровные квадраты на белых листках бумаги, рядом лежала целая пачка его художеств. Разноцветные квадраты на бумаге, которые женщина в белом халате старательно складывала в стопку. Ассистентка почему-то улыбалась.
Йоу, Гоинз! Эй, Гоинз! Джефри, Джефри Гоинз! сказал мой черный конвоир, когда мы прошли к центру просторной комнаты-зала. Даже тут работал телевизор. Несмотря на абсурдность происходящеготам, на экране, не то койот, не то заяц, всеми силами старался проломить лбом кирпичную стену под неясное музыкальное, мультяшное тарахтение.