Клайв БаркерГермиона и луна
Не только художники знали все о свете - Гермиона поняла это через три дня после своей гибели - но еще и те, кто должен был от него прятаться. Теперь она стала частью этого капризного кланапризраком в мире плоти, и если хотела здесь задержаться, то должна была избегать даров солнца так же, как девицагреха, примерно по той же причине. Солнечные лучи портили, разлагали и, наконец, сжигали душу.
Она не жалела, что умерла. Жизнь не походила на вишневый пирог. Ей не везло в любви, в браке, с друзьями, с материнством. Последнее было всего больней. Если бы Гермиона могла вернуться обратно - изменить что-то одно, она забыла бы о разбитых сердцах и пришла к своему шестилетнему сыну Финну, чтобы сказать: верь своим мечтам, иди по жизни легко, ведь даже поражение ничего не значит. Этими мыслями она делилась только с Райсом, вечным бродягой, как и она сама. Он умер, измученный и безумныйот чумы, но со смертью вновь обрел рассудок и силы.
Они уже третий день были вместе, прячась за жалюзи в его пустой квартире, прислушиваясь к уличному шуму и сплетничая. Вечером беседа вернулась к природе света.
- Не понимаю, почему солнце вредит нам, а лунанет, - заметила Гермиона: - Она ведь отражает солнечный свет, да?
- Не ищи логику, - ответил Райс: - Не будь такой серьезной.
- Звездыэто крохотные солнца. Почему их сияние не обжигает нас?
- Никогда не любил на них смотреть, - сказал Райс: - Всегда чувствовал себя одиноким. Особенно в самом конце. Поднимал голову, видел эту бездну и - он замолчал: - Проклятье, женщина, послушай меня! Мы собираемся выйти наружу и повеселиться.
Гермиона подплыла к окну.
- Туда?спросила она.
- Туда.
- Они увидят нас?
- Нет, если мы разденемся.
Она обернулась, посмотрела на него. Он начал расстегивать рубашку.
- Я тебя прекрасно вижу, - сказала она.
- Но ты мертва, дорогая. У живых куда больше проблем, - сбросив рубашку, Райс встал с ней у окна.
- Полюбуемся закатом?спросил он и, не ожидая ответа, поднял жалюзи. Свет был достаточно ярким, чтобы вызвать приятную дрожь.
- Я, наверное, на это подсяду, - сказала Гермиона, снимая платье и позволяя последним лучам щекотать грудь и живот.
- Вот это другой разговор, - заметил Райс: - Выйдем на воздух?
До Хэллоуина остался один день и одна ночь. Каждый магазин на Мейн-стрит украшали символы осени. Эскадрилья бумажных ведьмздесь, картонный скелеттам.
- Гадость, - заметил Райс, когда они проходили мимо гнезда резиновых нетопырей: - Нужно протестовать.
- По-моему, просто забавно, - сказала Гермиона.
- Это наш праздник, милая. Пир Мертвых. А я чувствую себя, словно Иисус на воскресной проповеди. Как они смеют так меня упрощать?он стукнул бесплотным кулаком по стеклу. Оно задрожало, слабый звон долетел до ушей проходившей мимо семьиони повернулись к витрине, ничего не сказали и, доверяя своим глазам, двинулись дальше.
Гермиона смотрела им вслед.
- Я хочу увидеть Финна, - сказала она.
- Плохая идея, - ответил Райс.
- Плевать, - повторила она: - Мне нужно его увидеть.
Райс знал, что спорить бесполезно, так что они направились вверх по холмук дому ее сестры Элейн, где, как считала Гермиона, мальчик жил после ее смерти.
- Ты должна кое-что знать, - сказал Райс, пока они поднимались. - О мертвых.
- Продолжай.
- Сложно объяснить. Но то, что нам хорошо под лунойне случайность. Мы сами, как луна. Отражаем свет живущих, тех, кто нас любит. Понимаешь?
- Не очень.
- Значит, в этом есть доля правды.
Гермиона остановилась, обернулась к нему.
- Это чтопредостережение?спросила она.
- Если - да, что-то изменится?
- Не думаю.
Он ухмыльнулся:
- Я был такой же. Предостережения только разжигали любопытство.
- Хватит болтать.
Лампы горели в каждой комнате дома Элейн, словно отгоняли ночь и ее обитателей.
Как печально, думала Гермиона, бояться теней. Но, разве день не пугал ее теперь так же, как ночьЭлейн? Наконец, после тридцати одного года трудного сестринства, зеркала, которые они держали друг перед другомзатуманенные до этого дняочистились. Она пожалела, что не узнала лучше эту одинокую женщину, которую презирала за недостаток сочувствия.
- Жди здесь, - сказала она Райсу: - Я хочу увидеть их одна.
Райс покачал головой:
- Я этого не пропущу, - ответил он и пошел следом за ней по дорожке, а потом через лужайкук окну столовой.
Из дома доносились не два голоса, а три: женский, мальчишеский и мужскойтакой знакомый, что Гермиона застыла среди теней.
- Томас, - сказала она.
- Твой бывший?прошептал Райс.
Она кивнула:
- Я не ожидала
- Хотела бы, чтобы он не приезжал оплакивать тебя?
- Не похоже, что он меня оплакивает, - ответила она.
Действительно. Чем ближе они подкрадывались к окну, тем громче были звуки веселья. Томас шутил, а Финн и Элейн покатывались со смеху.
- Гребаный клоун!сказала Гермиона: - Только послушай.
Они подошли к подоконнику и заглянули в окно. Было больней, чем она ожидала. Том держал Финна на коленях, обнимал его. Шептал что-то ему в ухо. На лице Финна расцвела улыбка.
Гермиона не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь ее обуревали столь противоречивые чувства. Она радовалась, что ее милый Финн не плакалслезам не было места на этом невинном личике. Но почему он был так доволен? Неужели, совсем забыл ее? Как Тому-клоуну удалось так быстро завоевать его доверие после пятилетнего отсутствия? Что пообещал Финну этот мастер пустых слов?
- Пойдем собирать сладости завтра вечером?спросил мальчик.
- Конечно, партнер, - ответил Томас: - Ты наденешь маску и плащ и
- И ты тоже, - потребовал Финн: - Ты ведь идешь со мной.
- Как пожелаешь
- Сукин сын, - сказала Гермиона.
- отныне и вовеки
- Пока я была жива, он ни разу не написал мальчику
- как пожелаешь
- Может, он чувствует вину, - предположил Райс.
- Вину?прошипела она, царапая стекло, мечтая выдрать лживый язык Тома: - Он не знает, что значит это слово.
Ее голос стал выше и громче, и Элейн, которая всегда была так чувствительна, кажется, услышала его эхо. Она встала из-за стола, встревожено глядя в окно.
- Пойдем, - сказал Райс, беря Гермиону за руку: - Или это плохо кончится.
- Мне плевать, - сказала она.
Ее сестра направилась к окну. Томас спустил Финна с коленей, поднялся и вопросительно взглянул на нее.
- Кто-то смотрит на нас с той стороны, - прошептала Элейнв ее голосе был страх.
Томас подошел к ней, обнял за талию.
У Гермионы вырвался, как она решила, стон омерзения, но стекло разбилось от этого звука. Мужчина, женщина и ребенок отшатнулись от ливня осколков.
- Прочь!закричал Райс, и на этот раз она подчинилась, пошла с ним через лужайку, по улице, по проклятому городу, и, наконец, - вернулась домой - в холодную квартиру, где могла рыдать от обиды и гнева.
К рассвету слезы не иссяклидаже к полудню. Она плакала по многим причинам и просто так. Из-за Финна, из-за Томаса, из-за страха в глазах сестры, из-за ужасной абсурдности происходящего. Наконец, она нашла бальзам.
- Я хочу прикоснуться к нему в последний раз, - сказала она Райсу.
- К Финну?
- Конечно, к Финну.
- Ты его до чертиков напугаешь.
- Он не поймет, что это я.
У нее был план. Если она невидима, когда обнажена, нужно полностью одеться, закрыть лицо маской и найти его на улице, когда он будет собирать сладости. Она проведет ладонью по его светлым волосам или приложит к его губам пальцы, а потом уйдет навсегда, из мира нежити и штата Айдахо.
- Предупреждаю, - сказала она Райсу: - Тебе не стоит идти со мной.
- Спасибо за приглашение, - с грустью ответил он: - Непременно им воспользуюсь.
Его одежда ждала в коробках. Они отодрали скотч и оделись в лохмотья. Разорвали картон и сделали грубые маскис рогами для нее, остроухуюдля него. Когда они вышли на улицу - Xэллоуин был в самом разгаре.
Гермиона вела их к дому Элейн, но шла очень медленно. На неизбежные встречи не спешатона была уверенна, что найдет Финна, если доверится инстинктам.
На каждом углу были дети, одетые для полночного торжества. Упыри, зомби, черти. Маски и тьма дали им возможность творить гадости, а ей - в последний раз проявить нежность и умереть.