Договаривай, потребовал Дронго.
Если они купили Гейтлера, то почему не могли нанять еще одного очень умного и знающего эксперта? нанес свой самый жестокий удар генерал. Извини, что я вынужден так говорить.
Ничего, ничего. Я уже привык к вашим оскорблениям. Правда, мне казалось, что ты все правильно понимаешь.
Я передал тебе вывод наших аналитиков. Кроме тебя, никто не знал о нашей операции. Может, ты случайно кому-то проговорился?
Ты повторяешься, заметил Дронго. Сначала была трагедия, а сейчасфарс. Неужели ты действительно считаешь, что они могли меня купить? Интересно, за какие деньги? И я провел такую хитроумную операцию, не понимая, что стану главным подозреваемым?
Не считаю, ответил Машков, поэтому приехал к тебе. Завтра у нас будет сеанс допроса. Ты должен присутствовать.
Кого будут допрашивать?
Тебя.
Примените ко мне ваши методы?
Да.
Я могу отказаться?
Нет.
Я буду помнить об этом допросе?
Думаю, да. Мы не применим лишних психотропных средств. Нам важно выявить степень твоей невиновности.
Или виновности, добавил Дронго. Будете меня потрошить, как рыбу, выжимая все сведения из моего мозга.
Это единственный выход. И для тебя. И для нас.
Надеюсь, вы не испортите мне голову? Это мое единственное богатство.
Не беспокойся. Постараемся не испортить.
А Гейтлер?
Он исчез. Мы не можем понять как, но он почувствовал, что мы вышли на них, и исчез.
Такая гениальная интуиция? Дронго покачал головой. Тут скорее другое. Он просто просчитал ваши действия. Сначала осечка с этим поляком, которого вы сняли с рейса. Неожиданный приступ. Он действительно болен диабетом?
Да. Уже много лет. И говорил об этом Дзевоньскому. Мы действовали правильно
А потом вместо Гельвана разговаривал ваш сотрудник.
Там все было безупречно. Он говорил голосом Гельвана.
Но сообщил, что попал в аварию и приедет с некоторым опозданием. Мне еще тогда не понравилась ваша версия. Подряд два чрезвычайных происшествия. Гейтлер в это не поверил и правильно сделал. Один сбой может считаться случайностью, но два сбояэто уже подозрительная закономерность. Потому он и исчез.
Нам от этого не легче. Все равно нужно его искать.
И не только его, задумчиво произнес Дронго.
Что ты хочешь сказать?
Если завтра выяснится, что я не причастен к нападению на брюссельский офис, что тогда вы будете делать? Ведь нужно найти причины, объясняющие провал в Брюсселе. Как тогда вы себя поведете? Начнете проверку всех членов вашей комиссии?
Это невозможно, сразу отрезал Машков. В комиссии девять человек. Три генерала, пять полковников и подполковник. Девять высших и старших офицеров наших спецслужб. Никто не возьмет на себя такую ответственностьразрешить допрос этих людей. У каждого ведомства свои секреты, свои тайны. Это невозможно.
Значит, их нельзя, а меня можно? Сволочи, добродушно заметил Дронго. Вот поэтому я и не работаю на государственные службы. Мера цинизма просто зашкаливает.
Возможно, согласился Машков, мы все не ангелы. Но нам нужно понять, что происходит.
Тогда я тебе скажу, что происходит. Скинем десять процентов на то, что произошла трагическая случайность. Еще десять на высокий профессионализм Гейтлера. На то, что он действительно сумел все просчитать и предупредил о неизбежном провале. Возможно. Но восемьдесят процентов за то, что в вашей комиссии завелся «крот». Восемьдесят, Виктор, и я думаю, что эта моя версия наиболее правильная.
Только не вспоминай об этом завтра, попросил Машков, тогда мы не сможем нормально работать. Если завтра все пройдет нормально, я добьюсь, чтобы тебя официально включили в нашу группу. И мы начнем поиски исчезнувшего Гельмута Гейтлера.
Ты полагаешь, что после завтрашнего допроса я захочу с вами работать?
Машков не ответил. Потом вдруг усмехнулся.
Чему ты улыбаешься? поинтересовался Дронго.
Сегодня утром я спросил Дзевоньского, мог ли генерал Гейтлер просто сбежать? Забрать уже полученные деньги и сбежать. Дзевоньский твердо ответил, что он так не поступит. У него, видите ли, есть своя профессиональная гордость. Вот и ты такой же. У тебя тоже есть профессиональная гордость. Ты захочешь найти Гейтлера и вычислить возможного «крота».
Подлизываешься?
Еще как! Может, поедем куда-нибудь ужинать? Моя машина ждет внизу.
Сначала наговорил кучу гадостей, сделал из меня подонка, предложил пройти тест на верность, а теперь приглашаешь на ужин?
Я думал, ты поймешь
Не хочу понимать. Убирайся отсюда, Дронго неожиданно улыбнулся, но не очень быстро. Чтобы я успел переодеться и поехать с тобой. Только учти: если завтра вы перепутаете дозы и сделаете меня идиотом, то всю оставшуюся жизнь я буду сидеть на твоей шее. Специально оговорю это в моем завещании.
ИСПАНИЯ. МАРБЕЛЬЯ. 5 МАРТА, СУББОТА
Темно-синяя громада седьмой серии «БМВ» затормозила рядом с кафе. Из автомобиля вышли двое. Первыйводительбыл молодым человеком, лет двадцати пяти, одетым в светлые брюки, красный джемпер с характерным крокодильчиком на груди и легкую светлую куртку. В начале марта в Марбелье было около двадцати градусов, но иногда становилось прохладно, температура опускалась до шестнадцати-семнадцати градусов. Второй мужчина был гораздо старшелет под пятьдесят. Он был одет в светло-серые брюки и черную водолазку. Глядя на него, было трудно определить, каким количеством денег он обладает. Однако внимательный наблюдатель оценил бы его обувь, сшитую на заказ в Милане, брюки из английского «Харродса», водолазку из кашемира и, наконец, часы, стоимость которых превышала сорок тысяч долларов. Выйдя из машины, этот человек сразу же направился в кафе, где его уже ждали.
Ожидающий сидел за небольшим столиком на веранде, глядя на приближающегося к нему бизнесмена. Об этой встрече они условились заранее. В начале марта в придорожных кафе всемирно известного испанского курорта Марбелья обычно мало посетителей. Кроме одиноко сидевшего за столом Андрея Михайловича, на веранде больше никого не было. А в зале сидели только двое его помощников, но о том, кто они такие, никто не знал. Они обеспечивали страховку этой встречи.
Вновь прибывший прошел к столику на веранде и сел рядом с Андреем Михайловичем, кивнув ему в знак приветствия. Они были знакомы достаточно давно и не видели смысла в официальных рукопожатиях. Из недр кафе к ним поспешил официант.
Что угодно сеньору?
«Эспрессо», ответил новый посетитель. Его водитель остался у машины.
Официант вернулся внутрь заведения. Приехавший мужчина взглянул на сидевшего рядом Андрея Михайловича, перед которым стояла почти пустая кружка пива.
Что у нас? спросил он.
Все нормально, ответил Андрей Михайлович. Офис мы уничтожили, свидетелей убрали, документы сожгли. Осталась одна женщина, которая меня видела, сейчас мы ее ищем.
Это ваши проблемы, торопливо отмахнулся приехавший, не желая слышать подробностей. Меня интересует, как продвигается решение нашей задачи.
Работаем, отозвался Андрей Михайлович.
Столько месяцев? напомнил приехавший. Вы знаете, сколько денег мы уже потратили?
Конечно. Но результат будет. У нас появились некоторые проблемы. Как мы и предполагали, группу Дзевоньского спецслужбы смогли вычислить. Эта группа вела себя слишком шумно. Все эти их перелеты, статьи в газетах, многочисленные контакты с ненужными людьми и, наконец, убийство несчастной женщины, которая работала в их офисе. Дзевоньский и его люди были обречены, их рано или поздно должны были взять. План у них был интересный, но авантюрный.
Вы так спокойно говорите о своей неудаче, словно расписываете мне шахматную партию.
Официант принес чашечку кофе и торопливо удалился. Он уже понял, что эти двое назначили встречу на холодной веранде, чтобы поговорить без свидетелей.
Нужно быть готовым жертвовать пешками и фигурами, чтобы победить в партии, добродушно пояснил Андрей Михайлович. Должен вам сообщить, что Дзевоньский и его группа были лишь первой линией нашей атаки. У нас в запасерезервный вариант генерала Гейтлера. Он уже выходил со мной на связь, позвонив мне еще первого марта. Гейтлер уверен, что российские спецслужбы начали с ними игру. Отдаю должное его интуиции, он исчез за несколько минут до штурма дачи. И сейчас готовит свой план самостоятельно. Даже я при желании не смогу его найти.