Ты меня тогда не убила, в каверзном раздумье проговорил Виктор. Но ударила больно. Даже не могу сказать, чем ты можешь искупить свою вину. Ты знаешь?
Лилия цокнула языком, глядя на Виктора. Мужчина он, в общем-то, интересный, можно даже сказать, обладающий гипнотическим обаянием. Помнится, при первой встрече она почувствовала себя жужжащим ульем. И мед внутри был, и пчелы. Ей вдруг жутко захотелось полного опустошения. Виктор совсем не прочь был стать пасечником и запустить руку в ее улей, но тогда появился Глеб.
Тебе и самому известен адрес, по которому ты пойдешь, заявила она.
Лилия с пятнадцати лет пребывала в поисках красивой жизни, развлекалась то с одним, то с другим кавалером, но принц долго не появлялся. Зато приключений на свою задницу она нахватала с избытком. Случалось и такое, что ее брали силой. Этот момент Лилия тоже переживет, отряхнется и пойдет дальше. Но все же лучше обойтись без экстрима.
Дорогу покажешь? спросил Виктор, едко усмехнулся, отвел в сторону полу кожаного пиджака, засветил пистолет в кобуре, висевшей под мышкой, и постучал пальцами по пряжке ремня.
Матвей покажет.
Опять угрожаешь?
А это без разницы. Он все равно тебя ищет.
Позвони ему, пусть найдет. Виктор в раздумье обжал пальцами подбородок, какое-то время всматривался в нее, затем спросил: Скажи, а нам обязательно нужно быть врагами?
Так это я тебя душила?
Я должен был спросить с тебя.
Ну да, осторожно проговорила Лилия.
Не смог он с нее спросить. Да и с Василисой ничего не сделал, потому как неудачник. Но вслух об этом лучше не говорить, а то еще взбесится.
Но ты такая хорошенькая. Виктор подал ей руку, помог подняться с пола.
При этом он даже не попытался расстегнуть ее кофточку, хотя не сводил глаз с декольте.
Чего тебе нужно? спросила она.
Чаю.
Да? Больше тебе совсем ничего не надо? с усмешкой осведомилась Лилия.
Свою мысль она не озвучила, но Виктор понял ее.
И это тоже, заявил он и иронично сощурился. Но потом.
Никогда! Лилия качнула головой, но на дверь гостю не показала, провела на кухню, поставила чайник и скрылась в единственной комнате.
Ей нужно было снять грязную кофточку и переодеться. Только вот халат на голое тело надевать она не стала.
Если ад существует, то доменный цех его филиал. Все вокруг стучит, грохочет так, как будто кто-то пляшет вокруг жарких печей. Черти варят в этих котлах не смолу, а жидкий огонь, который затем разливают в ковши.
Огонь этот перекинулся на Матвея, загорелся в этом цеху. Ему самому вдруг захотелось встать к печи, почувствовать себя по-настоящему крутым мужиком.
Из горячего цеха они с Василисой переместились в кабинет директора. После грохочущих цехов тишина, царившая здесь, выглядела неестественной, искусственно созданной. Улыбка Шумакова была фальшивой насквозь.
Чай? Кофе? спросил он, глянув на Матвея как добрый профессионал на злого дилетанта. Или воды? Обычно после горячего цеха люди просят холодной минералки.
А вы чего просите? осведомился Матвей, тяжело глянув на него.
Генеральному директору было слегка за сорок, лицо суровое, кожа сухая, такая же шершавая, как слой окалины на прокатном металле. Взгляд черствый, но не холодный, внешность располагающая, внутри металлический стержень. Мужик рослый, крупный как сталевар с агитплаката «Пятилетку в четыре года». Только не брезентовка на нем, а добротный костюм из первосортного сукна. Воротник сорочки идеально чистый, галстук безупречный.
Здесь я не прошу, а беру, сказал Шумаков не зло, но без улыбки.
Он открыл дверцу шкафа, за которой скрывался холодильник. Достал оттуда бутылку минеральной воды и без особого усилия откупорил ее сильным намозоленным пальцем.
Беру, открываю, наливаю. На губах у генерального директора появилась благодушная улыбка, а в руке стакан.
Минералку можно, в неторопливом раздумье проговорила Василиса.
Она старалась выглядеть сурово, и это у нее вполне получалось. Матвей давно заметил, что внешняя холодность усиливала то внутреннее сияние, без которого даже самая красивая женщина будет казаться всего лишь ограненной стекляшкой. Красивая она, глубокая, нежная. Иногда Матвей ловил себя на мысли о том, что Василиса появилась на свет совершенно без участия мужчины. Настолько много женственности было в ней.
А не минералку? спросил Шумаков и цепко глянул на нее.
Об этом товарище Матвей услышал еще до того, как узнал о существовании Новокурского металлургического комбината. Когда Рубахов исчез, многие грешили на Шумакова, у которого был повод избавиться от основного акционера своего предприятия.
Шумаков, плоть от плоти порождение этого завода, начинал смолоду, с низшей ступени поднялся до самой верхней. Он сделал все, чтобы приватизировать комбинат, скупил все возможные акции, затем замахнулся на контрольный пакет, который принадлежал государству. Но денег ему не хватило, и государственные активы перешли в собственность «Ру-банка». Знающие люди говорили, что Шумаков рвал и метал.
Он и сейчас считал себя главным собственником предприятия, на Василису и Матвея смотрел как на чужаков и камень за пазухой прятал не очень тщательно. Этот человек обладал внутренней мощью, крутым норовом и немалыми возможностями. Не зря Новокурский металлургический комбинат считался самым проблемным активом «Ру-банка».
На рабочем месте? спросила Василиса.
На рабочем, ответил Шумаков и глянул на нее с какой-то тяжелой улыбкой.
Он считал себя здесь полным хозяином, сам решал, кому можно выпивать «не минералку» на рабочем месте, а кому нельзя. Захочет в хлам сейчас напьется, и никто ему не указ. Именно эту мысль генеральный директор и пытался донести до Василисы.
Я предлагаю обсудить этот вопрос, взяв себя в руки, сказала она.
Ей пришлось нелегко, но взгляд Шумакова Василиса в общем-то выдержала, дрогнула немного, но не просела, голову в плечи не вжала.
На совете директоров, добавила она.
А кто у нас в этом совете? Вы, я да пара инвалидов, сказал Шумаков, с иронией глянув на Матвея.
Увы, но тот не мог быть причислен даже к тем персонажам, о которых говорил Шумаков. Василиса представила его как начальника своей службы безопасности, но, разумеется, на Шумакова его статус не произвел никакого впечатления.
Что ж, будем считать собрание основных акционеров открытым, с намеком на шутливый тон сказала Василиса.
Собрание основных акционеров? Шумаков оценил ее иронию и улыбнулся.
Вы согласны, что выпивать на рабочем месте нельзя? спросила Василиса.
Нет, с милой улыбкой ответил Шумаков.
Но Василиса не дрогнула и даже нашла достойный ответ:
Тогда голосуем акциями. Она посмотрела ему прямо в глаза. Пятьдесят моих процентов против ваших сорока двух.
Да, пятьдесят процентов плюс одна акция, сказал Шумаков, признавая неотвратимость этого факта и его несправедливость одновременно.
Данное обстоятельство говорит о том, что пить на рабочем месте запрещено. Я полностью с этим согласна.
Что ж, тогда я утверждаю данное решение, с улыбкой проговорил Шумаков.
Василиса нахмурилась и заявила:
Вы утверждаете? Но акции-то мои.
А завод мой.
Не только ваш.
Есть варианты, сказал Шумаков и неприязненно глянул на Матвея, давая понять, что ему здесь не место.
Но тот не собирался общаться с ним на языке намеков. Пусть скажет прямо. Матвей не собирался оставить Василису без своей поддержки.
Например?
Вы можете возглавить совет директоров, а производство оставить мне.
А политика производства?
В рамках ваших полномочий. Ваше дело направлять, мое регулировать. Ну и организовывать, разумеется.
А если меня не устроит ваша организация?
Устроит. Я кровно заинтересован в успешном развитии предприятия. Если вас беспокоит прозрачность финансовой политики предприятия, то можете не волноваться. Она есть, переживать тут нечего.
Прозрачность есть?
Отчет буду представлять лично. Ежеквартально. Нет, ежемесячно. Женщины к этому привыкли, улыбнулся Шумаков.