И пусть меня похоронят здесь, на кладбище в Атуоне, где-нибудь между Полем и Жаком. У маленького кладбища есть свой художник и свой музыкант, осталось только собственным писателем обзавестись! Если уж на то пошло, женщина даже лучше, хоть какое-то равноправие.
Откладываю ручку. Перечитываю. В конце концов, может, не так уж и плохо получилось.
Сверху, от пансиона, к пляжу несется долгий трубный звук, напоминающий затонувшую пожарную сирену, Танаэ дует в свою раковину. Первый сигнал.
Пора обедать.
В «Опасном солнце» с этим не шутят. Когда раковина позовет во второй раз, все должны собраться на террасе. В меню тартар из тунца, цыпленок с листьями фафаполинезийского шпината, банановый десерт поэ, еще с десяток блюд и наши сочинения!
Петух испугался и улетел. Какая-то островитянка припарковала у мола свой пикапприехала за малолетними серфингистками. Дежурные в Культурном центре Бреля выключили музыку и ушли обедать.
Не могу заставить себя выбраться из постели. Как школьница, не успевшая доделать уроки, я стараюсь урвать еще несколько секунд, чтобы хоть орфографические ошибки исправить.
Хотела бы я знать, Титина, Элоиза, Фарейн и Мари-Амбр тоже так дергаются? Они так же серьезно относятся к этой литературной мастерской на краю света под руководством одного из самых читаемых писателей-франкофонов? И они всерьез хотели бы до того, как умрут, стать
Клем! Обедать!
Я и не слышала, как Танаэ протрубила во второй раз. Это Майма пришла за мной.
Маймадочка Мари-Амбр, одной из пяти учениц. А еще Маймаэто маленькая босоногая принцесса с золотистой кожей и длинными прядями, похожими на крученые лакричные конфеты. Мой личный гид. Мой корректор и моя сообщница. В жизни не встречала такой бойкой хитрющей девчонки.
Когда-нибудь я ее удочерю, здесь все так делают.
Дневник МаймыМелкие мании и великие маны
Мы с Клем поднимались по крутой тропинке. Я восхищалась ее воинственным видом, а ей, кажется, понравился мой дикарский стиль. Я старалась ступать босыми ногами в следы, которые оставляли в пересохшей земле ее грубые ботинки. Смотрела на бухту Предателей, потом на Атуону, зажатую между горами и океаном, сверху ее душат растения, снизу обгладывают волны Тихого океана. Вниз, от «Опасного солнца» до пляжа, можно добежать за пять минут, зато на то, чтобы подняться, уйдет не меньше пятнадцати. Но я не жалуюсь, из десятка пансионов, какие есть на острове Хива-Оа, наш к деревне ближе всего.
Если верить путеводителям, он считается и самым лучшим. Все расхваливаютцитирую дословноприветливую и энергичную хозяйку, Танаэ; отменную местную еду, которую подают утром, в полдень и вечером, и простоту, в лучших традициях местных ремесленников, стиля шести бунгало, каждое из которых носит имя одного из Маркизских островов, бамбуковые стены, крыша из листьев пандануса, мебель розового дерева.
Пансион «Опасное солнце» любимчик турагентств, здесь круглый год все забито, впрочем, как и почти во всех пансионах на Хива-Оа. Только не воображайте, будто французы, австралийцы, индийцы и американцы толпами валят на Маркизские острова, на острове не больше сотни спальных мест. Их быстро занимает горстка туристов, которые затем разбредаются кто куда: плавают между островами архипелага, катаются на внедорожниках, поднимаются в горы.
В полдень, должна вас предупредить, экваториальное солнце Маркизских островов особенно опасно но его приручили. У Танаэ все обедают вместе в беседке над бухтой Предателей. По крыше свободно разгуливают петухи, куры и кошки, вокругтолько руку протянутьрастут гуаявы, пассифлоры и лимоны, сверху открывается широкий вид, на первом планеполе, где пасутся лошадки, на втором виднеется маленький порт Тахауку и остров Тахуата.
В зале Маэва, просторной комнате, которая служит одновременно холлом и баром, а в дождливые днигостиной, висят два больших зеркала. И разумеется, несколько картин Гогена и фотография Бреля. Совершенно с вами согласна, это не слишком оригинально, но не будет же Танаэ встречать французских туристов, которые тридцать часов сюда летели, Сезанном и Брассенсом.
С некоторой долей фантазии украшена беседка: на большой черной доске белыми буквами написано: До того, как умру, мне хотелось бы в точности как на тысячах других досок по всему миру с тех пор, как художница Кэнди Чанг (я прочитала про нее в Википедии) додумалась это предложить. Постояльцев «Опасного солнца» просят перед тем, как они покинут Маркизские острова, записать свои желания мелом на черной доске. Танаэ каждую неделю их фотографирует, прежде чем стереть записи.
Заморская книга отзывов, эфемерная, как тропическая бабочка. Прочитать вам те записи, по которым хозяйка еще не прошлась губкой?
До того, как умру, мне хотелось бы
Вернуться на Хива-Оа, к Танаэ!
Привезти на Маркизские острова папу с мамой и подарить им ожерелья из цветов тиаре.
Совершить кругосветное путешествие.
Сдать экзамен на управление ракетой.
Найти рецепт бессмертия.
К тому времени, как мы с Клем, слегка запыхавшиеся, добрались до пансиона, все остальные уже сидели за столом под навесом. Проходя мимо черной доски, я подумала, что наш куратор Пьер-Ив Франсуа недалеко ходил за темой для второго задания. Кстати, ПИФ как раз встал и начал собирать работы. Отличница Клем, даже не успев отдышаться, протянула ему свою. Смешно на все это смотреть.
Пьер-Ив Франсуа.
ПИФ, как его называют в СМИ. Император бестселлера.
Должна вам признаться, что я ни одной книги Пьер-Ива в жизни не открыла, думаю, как и ни один из двух тысяч островитян на Хива-Оа. Пьер-Ив Франсуа на жителей Атуоны произвел не больше впечатления, чем Жак Брель, когда он здесь появился: никто понятия о нем не имел!
И вот что я вам скажу: ПИФ напоминает мне мсье Жако, моего учителя математики, ножки коротенькие, волосы слишком редкие и слишком белесые для того, чтобы хоть немного прикрыть красную лысину, а слишком круглое пузо выдает склонность злоупотреблять аперитивами в полдень и дремать за письменным столом после обеда. Ну ладно, на этом сходство и заканчивается. На уроках мсье Жако всегда феерический бардак, ученики над ним измываются и слышать не хотят ни про какие уравнения. А Пьер-Ив Франсуа, напротив, своих учениц завораживает и даже, можно сказать, гипнотизирует, они лихорадочно записывают каждую его фразу, как будто он разговаривает александрийским стихом или хайку, а каждое произнесенное им словочастичка поэзии и позволить ей развеяться в воздухе было бы святотатством. Неисчерпаемый запас творческой энергии, солнечного вдохновенияпонимаете, о чем я? Но по-моему, больше всего Пьер-Ив похож на местный ветер, способный привести в действие сотню ветряков по всему архипелагу.
Не знаю, сколько читательниц во всем мире ПИФ способен вот так уловить в сети своих страниц, но надо признать, что на пять женщин, сидящих за столом в «Опасном солнце», он сумел произвести впечатление.
Все готово! прокричала Танаэ.
Я поспешно пристроилась рядом с Клем. По и Моана, дочери Танаэ, сновали взад и вперед через зал, от кухни до беседки и обратно, расставляли еду. За столом восторгались тартаром из тунца с кокосом, пюре из умарыэто местная сладкая картошка, салатом из листьев здешнего шпината фафа А я любовалась По и Моаной. Они похожи на двойняшек с картины Гогена «И золото их тел»: те же черные волосы, спадающие на правое плечо, те же широко расставленные темные брови, те же толстые губы, та же отливающая медью кожа. Единственное отличие от моделей маркизского художникаруки у них от плеча до запястья покрыты татуировками. Океанские волны, раковины, цветы и абстрактные завитушки, все это гармонично соединяющие. По семнадцать лет, Моане восемнадцать, она всего на два года старше меня! Если бы вы знали, как я завидую их татуировкам! Мне хотелось бы такие же или другие, но мама никогда, ни за что не разрешит! У мамы нет никаких татуировок. А ведь она больше пяти лет прожила в Полинезии.
Мама сидела как раз напротив меня. Я не спеша огляделасьнадо же представить вам нашу маленькую компанию. Вокруг стола десять стульев: пять для учениц ПИФа, два для сопровождающих (Янна и меня) и три свободных места, их займут Танаэ, Моана и По, как только перестанут мухами носиться туда-сюда, подавая блюда. Мой взгляд, обойдя весь стол, возвратился к маме.