Ардалион Витольдович вам разве не говорил?
"Танком" в больнице прозывалась довольно большая комната для особо буйных, в которой не было абсолютно никакой мебели. Стены, пол и потолок "танка" были обклеены толстым-толстым слоем пеноплена.
- Не успел, значит. За валюту, что ли?
- Ну да. Денег на лекарства, сами знаете, почти не выделяют. Только за счет родственников больных и выкручиваемся. Но не у всех они богатенькие Буратины.
Они подошли к "люксу" - одной из лучших отдельных палат больницы. Только вряд ли Бурлацкий осознает, какой чести удостоился.
Ардалион Витольдович сидел на кровати. Его босые ноги стояли на красивом серебристо-сером паласе. Взгляд, как всегда после аминазина, мутно-сосредоточенно-отстраненный. Коробов называл его - коллапсирующий.
- Ардалион Витольдович, как вы себя чувствуете?
Главврач медленно повернул голову в сторону вошедших, наклонил ее, словно прислушиваясь. И было совершенно очевидно, не к словам Родиона Гордеевича он прислушивается, но к чему-то еле слышному, но неизмеримо более важному в себе самом.
- Анекдот! Нет, ты подумай только: просто анекдот! - сказал он вдруг низким, как у генерала Лебедя, голосом. Лицо Бурлацкого исказила болезненная гримаса.
- Не нужно, Родион Гордеевич! - шепнула старшая медсестра.
- Я сам знаю, что нужно, а что нет, - вспылил вдруг Коробов.
Ну вот, ни с того, ни с сего... Ничего, пусть знает свое место. А то все завотделениями на цыпчках уже перед нею ходят.
- Ну конечно, лучше! - подозрительно охотно согласилась Вострикова.
Они вышли из палаты.
- Бурлацкий сегодня оперативку почему-то на час раньше созвал, продолжила рассказ о происшествии Галина Игнатьевна, хотя Коробов и не просил ее об этом. - А когда все собрались, вдруг сказал эти же самые слова, про анекдот. И начал биться головой в стену. Все было так неожиданно... Даже мы, профессионалы, не сразу поняли, в чем дело. Я подумала вначале, он нас просто разыгрывает. И не только я. Ющенко тоже, даже улыбаться начал!
В голосе Востриковой явственно звучали нотки восторга. Неудивительно. Об их вражде с Бурлацким - как, впрочем, и с его предшественником - знала вся больница. Но радоваться чужому горю... Видно, старшая и сама расслышала эти нотки и даже поняла их неуместность, поэтому и замолчала так резко. Как, однако, весомо у нее прозвучало: "Мы, профессионалы!.." Куда конь с копытом -туда и рак с клешней.
- Ну, не буду вас отвлекать, Родион Гордеевич! - круто переменила разговор Галина Игнатьевна. - Вам ведь теперь не только свою работу придется делать, но и Главного замещать!
В голосе Востриковой послышались уважительные нотки. Голосом она владела мастерски: уважения было как раз в меру, без подобострастия.
- Придется, - равнодушно согласился Коробов.
С тех пор, как Родион Гордеевич отказался подписать злополучное заключение, его уделом было именно это: замещать. Тот, кто вынуждал Коробова подписать фальшивое заключение, по-прежнему был при власти. И даже приумножил ее. Тот, кто побывал-таки в психушке, теперь тоже был наверху. Он прекрасно знает имена своих гонителей, но делает вид, что благородно все забыл. Видно, власть примиряет. А Родион Гордеевич с тех пор - зам. Вечный Зам. Обидно?
Теперь уже нет. Привык.
* * *
Автобус, как обычно, был переполнен. Но Родион Гордеевич успел занять свое любимую позицию почти в середине салона. Здесь толкали меньше всего, и можно было, крепко ухватившись за поручень, закрыть глаза и ни о чем не думать. Точнее, почти ни о чем. Свободное, не понукаемое необходимостью что-то решать течение мысли - лучший отдых для головы. А если не отпускать время от времени мысли попастись на пастбищах свободных ассоциаций и лугах ленивых созерцаний, вполне можно оказаться вдруг по другую сторону барьера, как это случилось с Бурлацким. Особенно после такого дня, как сегодня.
Столько вызовов спецбригады, кажется, никогда еще не было.