Я выполнил своё обещание. Взял девочку под свою опеку и нанял ей охрану. Но она не была мне чужой. К моему удивлению, Нэва, почему-то относилась ко мне, несмотря на мою холодность к ней, очень хорошо. Когда нам удавалось встретиться вечером, она рассказывала, как провела день и говорила про свои мечты о крыльях, как она будет парить под облаками. И вроде бы я не испытывал большого желания слушать это, но сидя напротив девочки за столом и поглощая вкусный ужин, меня завораживал этот детский голосок, мне нравились эти глупые детские фантазии. Со временем, я привык к ней. Нэва помогала мне чувствовать, что я кому-то нужен. Ведь родителей у меня нет и вообще хоть кого-то близкого. Видимо и девочке нужно было это чувство. После того, как я осознал это, я понял, что она мне тоже нужна. Просто необходима. Мы два одиноких человека, оставшиеся без семьи. После этого, Нэва стала для меня родным человечком. Она заставляла меня веселиться, помогала чувствовать хоть какую-то радость. Она улыбалась, я успокаивался и с этой улыбкой все проблемы вокруг становились решаемы.
Только было то, что никак не давало ей покоя, как впрочем, и мне. У девочки не появлялись крылья. Если у меня они были уже практически с рождения, а у остальных они появляются в семилетнем возрасте, то у Нэвы, они не появились не через год и не через два...
Прошло десять лет...
Нэва.
- В школе меня опять дразнили, - жаловалась я никому иному, как своей игрушке в виде пушистого белого голубоглазого котёнка, которую подарил мне Зейл на прошлый день рождения, объявив, что он напомнил мне меня. - Они снова называют меня бескрылой.
И ладно бы я выделялась только из-за отсутствия крыльев в мои семнадцать, так и моя внешность не давала всем покоя. Непривычные светло-голубые глаза для чернокрылой и мои белоснежные волосы тоже очень выделяются. Ведь для чернокрылых, как правило, характерны тёмные оттенки. Зейл так вообще истинный чернокрылый. Чёрные волосы ёжиком, чёрные глаза, смуглая кожа (у меня же она светлая. Слава богам не белоснежная!) и одежда у него тоже всё время чёрная. Но мне даже нравится. А вот его крылья... Мне удавалось редко их видеть, но когда я увидела их первый раз, то потеряла дар речи. Вот о таких крыльях я мечтаю. Чёрные гладкие перья, но если правильно их применить, то ими можно убить нескольких врагов. Острая вещь... Но дело даже не в силе его крыльев, а в их завораживающей опасной красоте. Ах да, ещё у меня навязчивая идея их погладить. Но кто мне разрешит? При том, что я и попросить об этом не могу. Пусть у нас с Зейлом и тёплые отношения, но соблюдать некоторую границу нужно...
Так, я отвлеклась от темы. В общем, вот моя мечта - крылья. Пусть и не такие шикарные, как у Зейла, но хоть какие-нибудь. Ну почему они не появляются? Почему не расправляются, и я не могу парить под облаками. Я бы летала каждый день, наслаждаясь этим прекрасным чувством... Да, я не знаю, что это за чувство, но уверенна, что это необыкновенно. Разве я так много хочу? Всего лишь крылья, которые должны у меня быть по всем законам природы! Да в нашем мире вообще бескрылых не существует!
- Я уродина!!! - очередной отчаянный вопль. Так я всегда делала от безысходности.
Ещё немного повздыхав, я оглядела свою комнату скучающим взглядом, и наткнулся на старинное зеркало с деревянной резьбой, которое отражало сейчас сидящую на кровати девушку с перекошенным лицом. Её длинные белоснежные волосы, заделаны в пучок, а большие голубые глаза с невероятной тоской оглядывают своё отражение. А про своё одеяние вообще молчу. То была огромная серая спортивная куртка, которая была мне словно платье. А под этой курткой скрывался мой милый наряд. Обычная обтягивающая белая маечка так удачно подчёркивающая мою фигуру и джинсовая коротенькая юбочка. Парни считают меня симпатичной, засматриваются на мою фигуру и почему-то, я всё равно чувствую себя уродиной. Наверное, потому что сильно выделяюсь среди толпы. Сколько бы не смотрели на меня парни, крылья от этого не вырастут. А девчонки ещё больше начинают издеваться. Сколько я пережила за годы своего обучения. Мои вещи выкидывали в мусорку, мой обед постоянно портили, меня всё время обзывали, и я всю жизнь слушала насмешки у себя за спиной. Конечно, это делали не все, но большинство. А кто пойдёт против большинства? Вот и за меня никто не заступился. Зейлу я ничего не рассказывала. Говорила лишь то, что меня просто иногда изводят, но при этом просила его не вмешиваться. Это моё дело, я сама справлюсь. Вот и справляюсь уже десять лет, почти одиннадцать... И вот такие вот депрессии и истерики происходят каждый день в моей комнате на этой скрипучей кровати и в этой серой спортивной куртке моего опекуна Зейла. Мне остаётся лишь терпеть, потому что ничего не изменить. Но я вытерплю и не проиграю. Не сдамся... К тому же были и приятные моменты в моей жизни. Например, мой друг Арел. Он обычный тихий парень ботаник, ему всегда можно поплакаться в жилетку и выслушать его умный совет. К сожалению, Арел не всегда может заступиться за меня, ведь он работает библиотекарем и сидит в своём царстве книг безвылазно. Я прихожу к нему иногда на чашку чая с молоком (хотя и терпеть не могу этот напиток, но он меня почему-то успокаивает).
Немного я стала успокаиваться, и как всегда после очередного переживания мне захотелось спать. Я легла на кровать, обняв свою игрушку, и пролежала неподвижно до вечера, думая об одной и той же проблеме, а потом мои мысли перетекли к размышлениям о Зейле и какой он хороший. И, в конце концов, я провалилась в глубокий сон, совершенно забыв, что мне нужно готовиться к завтрашнему тесту и хотя бы поесть. А то целый день ничего не ела...
И ещё я никак не ожидала, что мой сон будет отрывком из прошлого. Пусть изображение было нечёткое, зато слова... Такое чувство, что все те слова мне орали прямо на ухо, так отчётливо я их слышала.
***
Я маленькой семилетней девочкой, бегала по гостиной и ждала отца со сражения. Мне всё не давало покоя, как прошло наше прощание. Он будто простился со мной навсегда. Но будучи ребёнком, я наивно верила, что с папой ничего не может случиться, ведь он настоящий герой. И ещё, он никогда не бросит меня.
Но когда вместо отца, в гостиную зашёл неизвестный мужчина, я испугалась и спряталась. Хотя пряталась скорее не от него, а от того, что он сейчас подойдёт ко мне и скажет. Внутри что-то кольнуло, но мне показалось, что я просто слишком много думаю.
Незнакомец подошёл ко мне и присев на корточки, заглянул в мои глаза. Стало ещё страшнее... Но взгляд я не отвела, внимательно глядя в чёрные глаза незнакомца. Так пугающе. Он похож на демона. Чёрного демона. А ещё этот тяжёлый взгляд... Тоскливый и одновременно жёсткий...
В общем, я вся сжалась, слушая незнакомца:
- Нэва, твой отец погиб, - только и сказал он. Точнее прошептал, но уверенно и чётко. Без всяких заминок и предисловий. Я уставилась на незнакомца стеклянным взглядом.
- Папа... - прошептала я. - Не вернётся?
- Нет, малышка, - тяжело вздохнув, ответил мужчина. - Прости, что мы не сумели его защитить.
Я ещё минуту стояла неподвижно, а потом на глаза навернулись слёзы. Стало так больно... Папы больше нет, папа никогда не придёт, папочка... Я зарыдала, обняв этого незнакомца. Просто он был единственным спасательным кругом в данный момент, чтобы мне не свалится на пол. Он не стал отталкивать, просто попытался утешить. Я вцепилась в его рубашку, сжимая в кулачках чёрную ткань.
Папа не вернётся, я больше не увижу его, я больше не увижу его... Он больше никогда не поиграет со мной и не спросит весело "Как дела Нэва?". Я не увижу больше его никогда... От осознания этого я практически кричала, а не рыдала. Выпуская всю свою боль...
- ПАПАаааа! - со временем рыдания перешли на истерику. Меня не могли успокоить всю ночь. Помог Зейл, дав мне какую-то настойку. Я смогла успокоиться и заснуть.
***
- Папа! - я проснулась с криком и резко села в кровати. В ту же секунду моё трясущееся тело оказалось в надёжных и крепких объятиях.
- Тише, тише, малышка, - шептал успокаивающе Зейл. - Шш, это всего лишь сон.
- Мне снился тот день, когда ты сказал мне... про отца, - я судорожно выдохнула. Пусть боль от потери уже притупилась, стоило мне только вспомнить об отце, как на душе становилось тяжело, и наваливалась смертельная тоска.