Моя любимая шарлотка! рванул на кухню Илья.
Илья Ильич был настоящий русский офицер честный, мужественный, справедливый и отважный. Патриот и гражданин без страха и упрека. Так, по-казенному, его сослуживцы говорили в тостах на днях рождения Ильи еще в его бытность лейтенантом, во времена службы по медвежьим углам. Молодые офицеры не обладали кавказской велеречивостью и привыкли выражаться четко и определенно. Анна Аркадьевна считала эти тосты данью формальности. То же самое говорили другим офицерам на их днях рождения, хотя Илье, возможно, с большей пылкостью.
Пока не случилось ЧП на каких-то очень важных и секретных учениях. Илья попал в госпиталь с сотрясением мозга, множественными осколочными ранениями и сложным переломом ноги. Анна Аркадьевна сидела у его кровати, с трудом сдерживая нервную дрожь панической атаки, а Илья, слабый, заторможенный, перебинтованный с головы до ног, со спекшимися губами, пытался шутить:
Неудачно за водкой сбегал.
Он быстро шел на поправку, и через несколько дней Анна Аркадьевна, уже кипя от гнева, а не трясясь от страха, пришла в госпиталь и принялась возмущенно выговаривать мужу:
Тебя представили к ордену! У нас орденами не разбрасываются! За что тебя представили к ордену?
За проявленные мужество и героизм.
Хорошенький героизм оставить меня вдовой с маленьким ребенком. Немедленно все мне рассказывай!
Он поманил ее пальцем и сказал на ухо:
Мы будем тебе носить в тюрьму сухарики. На кого ты работаешь? На китайскую разведку, на австралийскую? Сдавайся! За чистосердечное признание тебе скостят срок.
На тех учениях погибли люди, и это скрыть было невозможно. По намекам Анна Аркадьевна поняла, что если бы не действия Ильи, жертв было бы гораздо больше. Ему вручили орден, досрочно присвоили звание майора и дали направление в московскую академию.
Она понимала, что Илья не мог поступить иначе, и в то же время не могла простить, что он рисковал жизнью, что приоткрыл на миг перед ней черную пропасть существование без него. Герой это замечательно, гордо и почетно. Но какой жене нужен мертвый герой? Только в фольклорных былинах и плохих советских книгах с ура-патриотическими идеями мать благословляет сына на смертельный подвиг или жена, утирая скупую слезу, посылает мужа на погибель. В жизни все совершенно иначе. Женщина охраняет семью, мужчина отечество. Она знает, что его миссия труднее, важнее, опаснее, и она, женщина, подчиняется мужской воле, что не мешает ей проклинать любой героизм.
Илья Ильич не сомневался, что жена гордится им, хотя никаких высоких слов произнесено не было, а звучали только осуждающие, что она не смогла бы жить с ним, выкажи он себя трусом, дезертиром, пугливым ничтожеством. Она ведь когда-то, приехав к нему в Тверь, где он учился в военном училище, заглянула в храм. С ней заговорил священник, что поначалу Аню напугало. Воспитанные в атеизме, они считали всех служителей церкви мракобесами и носителями религиозной проказы. Но священник просто сказал ей, что сегодня день памяти святого князя Михаила Ярославовича Тверского. Этот князь сражался за Тверь с московским князем Юрием Даниловичем и в решающей битве победил. К нему в плен попала жена Юрия, сестра ордынского хана. Она скоропостижно умерла, и Юрий обвинил Михаила в том, что ее отравили. Михаил отправился на суд в Орду. Знал, что едет на смерть, но в противном случае монголо-татары могли прийти, разграбить княжество, пролилось бы много крови. В Орде князя Тверского унижали и пытали, хотя возможность побега имелась, он отказался и принял мученическую смерть за други своя. Это выражение так поразило Аню, что, уже работая в школе, к Девятому мая она с детьми выпускала стенную газету с рассказами о героях, совершившими такой же подвиг, как Александр Матросов, закрывшими своими телами амбразуру. Газета так и называлась Отдавшие жизнь за Отчизну и други своя.
Мы, конечно, не смогли разыскать сведения обо всех, говорила Аня мужу. Их около четырехсот человек! Только представь! Мы страна героев!
Когда отправлялись в Москву, упаковывали домашний скарб в ящики, и скарб этот не влезал, а контейнер прибудет в столицу неизвестно когда, она нервничала и покрикивала:
Не утрамбовывай этот ящик! Там только сверху шуба и все зимнее, между ними сервиз. Ну что тебе стоило броситься под танк или лечь на амбразуру на три месяца раньше? Мы бы переехали спокойно, без суеты.
Все? оглянулся по сторонам Илья Ильич. Остальное раздай добрым людям.
Нет, не все. Кажется, я беременна.
Какого черта! заорал муж.
Знала, что ты обрадуешься.
Какого черта ты таскала тяжелые ящики?
Геройский орденоносец недолюбливал зубных врачей. Использовать его патриотизм и мужество против стоматологов было нелепо и анекдотично. Однако Анна Аркадьевна решила попробовать.
Однажды вечером на кухне она поставила локти на стол, сцепила пальцы в замок, положила на них подбородок и уставилась на жующего котлеты Илью Ильича. Она старалась придать своему взгляду вопросительную печальную грусть, тайный страх задать вопрос и получить ужасный ответ.
Что ты так на меня смотришь?
Все это глупо, нелепо, неправда, Анна Аркадьевна встала, подошла к окну, прижалась к стеклу лбом. Я не могу избавиться от мысли она замолчала.
Какой мысли?
Что ты способен Прости! Родину предать.
Чего-чего?
Анна Аркадьевна вернулась за стол. До этого выдерживала многозначительные паузы, но тут заговорила быстро:
У меня все время перед глазами картина. Застенки гестапо. Ты связанный, избитый, окровавленный. Ты держишься мужественно. Но тут входит фашистский палач в белом халате, в одной руке у него зубные клещи, он ими клацает, в другой жужжит бормашина. И ты выдашь все секреты.
Бред какой-то!
Форменный бред, с готовностью согласилась Анна Аркадьевна. И тихо добавила: От абсурдных мыслей избавиться труднее, чем зуб вставить.
Илья Ильич нервно рассмеялся и сказал: пусть Анна Аркадьевна запишет его к врачу на четверг после семнадцати.
Утром он был не в духе, потому что уже сожалел о своем обещании.
Если думаешь, что я повелся на твое представление, то ты очень ошибаешься!
Анна Аркадьевна беспечно пожала плечами:
Ты дал слово, ты честный человек и никогда не нарушаешь обещаний. К стоматологу ты пойдешь, не потому что Родину любишь, а например, давече к тебе подошел беззубый первоклашка и сказал: «Дядя, давай, кто громче свистнет?»
Переименование стоматологической поликлиники в «застенки гестапо» прижилось в их семье.
Мама, папа звонил, сказал, что задерживается в застенках гестапо Я не могу в пятницу идти в театр, мне вечером в застенки гестапо Разбуди меня пораньше, я записался на восемь в застенки гестапо
Благословление жены на поездку в Кисловодск для Ильи Ильича было подвигом еще и потому, что он наступал на горло своей ревности. Теоретически известно, что на курортах мораль в алкогольном забытьи, нравственность в постоянном похмелье, там все неженатые и незамужние, там чудеса, там леший бродит и бросает в объятия, затем в койки прежде, казалось, верных супругов.
Анна Аркадьевна проиграла служебную битву. Несколько месяцев добивалась, чтобы ее проект включили в образовательную госпрограмму. Не вышло. Если бы получилось, накопленная усталость газовой струей взмыла бы в небо, прихватив все недуги. Не повезло, и усталость придавила к земле свинцовой блямбой. Стал болеть желудок, позвоночник свою костную основу точно поменял на желейно-дряблую, вечно ноющую, и периодически в спине-киселе стреляло молниями. Ей нужно отвлечься, отдохнуть, забыть про работу, выспаться, не вникать в дела близких, подруг и знакомых. Словом, пуститься во все эгоистические тяжкие.
Илья Ильич был ревнив, а она слишком часто давала поводы для ревности. Не потому что изменяла ему, а потому что всегда пользовалась успехом у мужчин. Илья не устраивал сцен, не допытывался, не изводил ее вопросами и подозрениями. Иногда Анне Аркадьевне казалось, что лучше бы бесновался. Но не так, конечно, как муж Вали Казанцевой.
Лейтенатско-капитанская молодость это частые застолья, выпивка, танцы, флирт, хмельное женское кокетство и пьяная мужская похоть. Казанцев, провожая гостей, размахивал руками: «Хорошо посидели!» Закрывал дверь, поворачивался к жене, менялся в лице: «Ну что, сука? Поговорим?» Бил ее сразу или после того, как прорычит самые грязные оскорбления.