Но, подобно своему дому, Стив был эксцентричен лишь с виду. По существу, он оставался таким же консервативным, солидным и даже скучноватым, особенно когда погружался в свои сверхзапутанные законодательные дела. Его вряд ли можно было назвать красавцем. Серые глаза и редеющие рыжеватые волосы придавали ему тусклый библиотекарский вид. Но он был — как бы это сказать? — успокоительно-надежным. Она была уверена, что все еще любит его даже после двадцати шести лет замужества. Впрочем, что такое любовь? Чувство зависимости, страх перед одиночеством, привычка делиться повседневными неприятностями, рутина? А может быть, нечто более глубокое и непостижимое?
Сусанна Грир вздохнула, бросила последний взгляд на дом и поднялась по ступеням. Она не успела повернуть ключ в замке, как умиротворенность ее сменилась приятным предчувствием, впрочем, уже с оттенком сожаления, потому что она знала, что и это, как всякое настроение, тоже пройдет.
В темном холле она сбросила туфли, прошла в спальню на верхний этаж и сняла пояс с чулками. Она всегда с облегчением освобождалась от этой сбруи, прежде чем раздеться. Она сняла платье, расстегнула лифчик и некоторое время стояла так, впитывая всем телом прохладу и разглядывая одежду на вешалке. Сегодня она выбрала темно-зеленые шелковые брюки и такую же блузу. Шелковая ткань приятно холодила тело.
За три года, с тех пор, как Гретхен уехала из дому, Гриры постепенно создали для вечеров по четвергам свой ритуал. Прислуга по четвергам была выходная. Они оставались одни. И эти вечера начинались для Сусанны с легкой чувственной дрожи в ванной и заканчивались много часов спустя, когда они со Стивеном валялись на низкой, по-королевски широкой постели и шутливо спорили, кому вставать, чтобы накрыться простыней.
Когда Стив после короткой партии в гольф в «Неопалимой купине» возвращался около половины восьмого домой, он с одобрением оглядывал жену и льстил ей, радостно восклицая: «Ох, Львишка, эта штука на тебе просто восхитительна!» Затем они готовили себе коктейли в уютной библиотеке со старым кирпичным камином и книжными полками от пола до потолка. Мартини зимой, дайкири летом. Они обменивались услышанными за день сплетнями. Стив, конечно, мог порассказать больше интересного, чем Сусанна, благодаря своему знакомству с президентом Роудбушем и другими политическими деятелями, зато Сью знала почти всех дам из высшего вашингтонского общества и умудрялась порой огорошить мужа какой-нибудь сногсшибательной новостью.
Он часто вставал с кресла, подходил и целовал ее. Они всегда говорили, что не станут пить больше двух коктейлей, но обычно выпивали по третьему, а то и по четвертому. Иногда Стив извинялся перед ней за то, что вернулся так поздно предыдущей ночью с закрытого заседания Потомакского проблемного клуба для высших правительственных чиновников. Если четвертый коктейль пробуждал ее всегдашнюю неприязнь к этим полночным бдениям по средам, она могла обрушиться на него с обвинением, что он все выдумывает с начала до конца — и клуб и проблемы, — лишь бы иметь повод задержаться на ночь в городе. Иногда ее упреки звучали достаточно язвительно. И не столько из-за его ночных отлучек по средам, сколько из-за того, что Стив решительно отказывался говорить об этих собраниях. Ни слова о том, где это происходит, кто присутствует и что они там обсуждают.
Затем следовал обед, рюмка коньяку в библиотеке и снова разговоры о всякой всячине, а потом Стив уводил жену наверх, добродушно подталкивая и похлопывая ее сзади. Все это выглядело немножко нелепо.