- Железо, - говорит он, - хром...
- Да, - подтверждает Ветров, - вот сурьма... Несколько минут Санкин перебирает содержимое чемодана.
- Павел Никанорович, - неожиданно говори г он,-скольких трудов стоило вам достать эти образцы?
За словами инженера скрывается другой смысл.
Санкин никогда не был в пещерах. Услышав о двадцатикилометровой длине, он призадумался. Одно дело двадцать километров на поверхности, другое - во тьме подземелий. Это, говоря осторожно, может смутить любого. Ветров понимает, в чем дело, отвечает, стараясь не усилить тревогу Санкина:
- Требуется, конечно, навык. Физическая закалка. Ну и осторожность, понятно. - И чтобы окончательно рассеять тревогу Санкина, говорит: - Пойдемте в тройке со мной.
У меня тоже особых навыков не было. Прогулки в Кунгурской пещере на Урале, в Кристальной в Подо лии почти не в счет. На Кавказ меня привело знакомство с Ветровым. В Одесской филармонии случайно мы оказались в двери при выходе из вестибюля одновременно. "Я вас узнал, - сказал Ветров, - играете на органе". "Да, - ответил я, - а вы музыкант?" "Спелеолог". В завязавшемся разговоре я признался, что бывал в уральских пещерах, в Подолии. "Имеете интерес? спросил Ветров. Предложил мне поехать на Кавказ: - Познакомлю с интересным человеком. Он умеет слушать музыку Земли". - "Музыку Земли?.."
Так я оказался в палатке с Гараем.
Мне рассказали о его замкнутости, резкости суждений, о любви к одиночным походам. Глядя на его плечи в сажень, квадратное туловище, на туго сжатые губы, можно лишь утвердиться в его замкнутости, суровости. Слова о том, что спелеологи народ неразговорчивый и под землей надо больше слушать, чем говорить, тоже штрих, подчеркивающий характер Гарая. Он и здесь намеревался идти один. Как только не навязывал меня Ветров-ему в напарники:
- Тренированный, молчаливый. Музыкант...
При этом Гарай перевел взгляд с моего лица на руки. А я испугался: руки у меня ничего не знают, кроме органных клавишей.
- Бывал в двух пещерах, - продолжал Ветров.
Гарай все еще смотрел на мои руки. "Не возьмет, уверился я. - А музыка Земли?.."
Но тут я сам решил постоять за себя:
- Ничего, Генрих Артемьевич, что руки такие, сказал я. - Испытайте их в деле.
- Испытаю, - пообещал Гарай и этим дал согласие взять меня с собой в пару.
Что, собственно, мне надо в кавказском походе"-* Убить отпуск? Сделать экскурсию? "Много ездите, Гальский, - упрекнул меня дирижер оркестра. - Не растеряйте талант". А я не могу усидеть на месте. Меня интересуют Урал и Байкал, на БАМе я был с концертом. Люди меня интересуют. Тайны. Гарай. Может быть, это от молодости?
Может, от молодости не спится?..
Поднимаюсь, выхожу из палатки. Луны еще нет, она взойдет перед утром. Долина внизу темна, как омут.
И еще она похожа на чашу, окаймленную выщербленным контуром гор. С уступа, на котором расположен бивак, реки не видно. Ее немного слышно, совсем чутьчуть: тягучий спокойный шум. Взлаял шакал. Подхватил другой - то ли плач, то ли смех, неожиданно музыкальный. Звезды зеленые, синие. Близкие. Можно достать любую. Можно переставить местами. Но лучше глядеть на них. Наверно, это мне и нужно в походе.
И еще музыка. Я готов видеть ее в мерцании неба.
За хребтами на юге идет гроза. Но грома не слышно. Зарницы пробегают по горизонту, чуть приглушая звезды. Это похоже на переливчатое стаккато. Неново, конечно, связывать свет и музыку. Музыки и так много. Ухнула выпь. Отозвались шакалы. И, сменяя тональность, как звучание струн под ударами молоточков, мерцают звезды.
Утро началось суетой. Проверяется снаряжение, на костре готовится завтрак. В палатках и возле них:
- Надя, резервные батарейки!..
- Немного в подъеме жмет, но, думаю, обойдется...
На земле, на кроватях шерстяные свитеры, шлемы.