Легион - Моргун Леонид Иванович страница 3.

Столб гудящего пламени ярко осветил площадь перед опустевшим алтарем.

Самрат опустился на колени и запел гимн, призывающий богиню появиться. Его подхватили сначала двое жрецов, затем иеродулы, и вот уже тысячи глоток с тоской, надеждой, упоением выводят фразы древнего гимна.

Взойди, взойди, о среброликая!

Приди, прекрасная и добрая!

Явись к нам, пышная, округлая!

Верни, нам, грешным доброту свою.

Даруй нам свет во мгле безрадостной!

Даруй младенцев крепких женщинам!

Даруй покой и ласку любящим!

Надежду и опору ищущим!

О, Ма! Твой лик, нетленный, трепетный

Не замутить, не скрыть за тучами!

Ты, умирая, возрождаешься!

И вечно даришь счастье верящим!

И чудо свершилось! Не успели смолкнуть последние слова гимна, как грозной черноте неба появилась тонкая серебристая полоска. Она быстро пресытилась в месяц, встреченный народом ликующими криками. Не прошло и пяти минут, как полная луна вновь засияла на небе, серебристой дорожкой пробежала по морю. Однако, когда взоры собравшихся устремились к алтарю, вздох разочарования вырвался из тысяч глотокжертва исчезла.

И несмотря на то, что вскоре был выведен другой иеродул, и после благодарственной молитвы надлежащим образом пожертвован богине, однако прежний, праздничный настрой толпе вернуть не удалось. Паломники расходились в глубоком молчании, не глядя друг на друга. Никто не жертвовал храму ни себя, ни детей своих, ни золота, никто не остался плясать до утра, пустовали кельи молоденьких жриц богини, тщетно ложа их ожидали благочестивых паломников.

 Горе, горе  тряс головою старый жрец.  Великое горе ожидает нас Богиня не приняла жертвы. Она скрылась и отринула страдальца, а значит страдания народа Албании будут безмерными,

 Что бы ты посоветовал принести богине, чтобы отвести беду?  осведомился Зармайр.

Они сидели внутри храма, за главным алтарем, освещаемым газовыми факелами, бьющими из щелей в полу.

 Богине нужны жертвы!  изрек Амзасп.  Обильные жертвы!

Самраат согласно кивает головой и воздевает в высь длинный высохший палец.

 Но не думай, что сможешь легко откупиться от богини!  ворчливо вещает он.  Жертвы, конечно, нужны, но еще более, чем жертвы, нужна вера, праведная жизнь, смирение и самоотречение перед лицом грядущих испытаний.

 Разве грешен я? Разве провинился в чем-либо перед богиней?  спросил царь, испытующе глядя на жреца.

 Или ты считаешь себя праведником?  возмутился Самраат.  В руки свои взял ты великую власть над всеми племенами и народами, однако подобно нерадивому пастырю уснул и отдал своих овец не растерзание волкам. И волки этисуть нечестивые маги, которые льстивыми речами своими склонили тебя ко сну, опоили сладкими ядами, и открыто проповедуют в стране твоей поклонение огню и бестелесным духам.

Но маги поклоняются также и пресветлому Михру и Ма, которую они называют Ардвисурой  возразил было царь.

 Ложь!  в неистовстве воскликнул старый жрец.  Их истинный бог есть огонь, светлейший же Михр лишь у него в прислужниках! Не гнуснейшая ли это ересь, которая подобно лишаю расползается по нашей стране? Ты же, вместо того, чтобы жечь ее огнем, избивать мечем, обучил ей ещё и сына, который открыто богохульствует не стесняясь слуг твоих

При этих словах царь бросил быстрый взгляд на Амзаспа. Тот отвел глаза.

 Ма сулит нам ужасные события!..  кряхтел Самраат, вглядываясь в голубоватое пламя жертвенника, будто силясь разглядеть в нем какие-то картины.  Я вижу трупы много трупов. Горе, великое горе ожидает народ наш

Зармайр резко поднялся.

 Завтра же я пошлю в храм Михра и спрошу пифию, действительно ли нашим богам неугодны чужие? И нужно ли мне запрещать людям веровать в добро и труд, в любовь и истину, которые проповедуют маги?! И если Михр так уж желает кровавых жертвон их получит!  сказал царь, свирепо взглянув на жрецов и вышел, тяжело ставя ноги в красных сафьяновых сапогах и отшвыривая им кобр и гадюк, что с шипением ползали по полу святилища.

 О, как ты велик, Самраат, любимец богов!  льстиво зашептал Амзасп.  Мудростью своей ты сравним лишь с Великим Змием, Ни рыба в воде, ни птица в небе не утаятся от твоего пронзительного взора! Верно ведаешь ты и то, что пифия возвестит царю?..  пробормотал он полуутвердительно.

 Она скажет то, что я ей повелю,  сказал старик и слабая улыбке искривила его тонкие бескровные губы,

 Как смог ты так вовремя вызвать дракона!  восхищался Амзасп.  Вся мудрость Магриба, Египта, Ассирии, Индиипрах в сравнении с твоими чарами.

 Имеющий очи да видит,  самодовольно заметил Самраат.  Разумеющий грамотуда прочтет. Когда ты пройдёшь Посвящение, я обучу тебя нашей грамоте, И ты сможешь прочесть тайные письмена, запечатленные на стенах наших храмов. Ты научишься вычитывать длительность дня и блуждание звезд в ночи. Ты узнаешь, когда приходят драконы, поглощающие луну и солнце, и сумеешь вовремя предрекать их приход Ты много сумеешь узнать, если будешь служить так же верно и сообщать нам о каждом шаге твоего царя. Пока он еще царь  прибавил старик со странной усмешкой глядя на столб огня, с шумом и свистом вырывающегося из расщелины жертвенника.

Глава II

Неожиданно сорвался ветер. Крепкий и порывистый, он обрушил на море дыхание далеких скифских степей, обдал пожелтевшие сады морозным дыханием. И море упруго вздохнуло под его тяжёлым натиском, взволновалось, швырнуло на берег громады тяжелых пенистых валов, которые с шумом расшиблись о прибрежные скалы. Волны с шипением налетали ж стлались по песчаным пляжам, угрожая с каждым новым приливом смыть устало бредущую тощую женскую фигурку. Она безостановочно шла, защищаясь от брызг насквозь промокшим черным покрывалом, до боли в глазах вглядываясь в серую сумрачную морскую даль, в которой хищно скалились пенные шапки высоких валовю Шла и кричала:

 Элиша-а-а!..

Ветер отвечал ей разбойничьим посвистом, и волны гулко взрывались, ударяясь о скалы. А она все шла и шла, и кричала, и рыдала в голос, будто только теперь получила возможность выплакаться за долгие годы горя и бесчестья.

И когда тяжелый и громадный вал обрушился на нее и повалил, покатил по песку, затопил и влился в горло ей тошнотворной соленой влагой, так что уже ждала она погибели своей, луна вдруг вынырнула из-за туч и осветила белесое человеческое тело, без признаков жизни распростертое на песке.

 Сынок!  взвизгнула мать и бросилась к нему.

Откуда столько сил у матерей наших? Не только на то, чтобы родить, вынянчить, выкормить, взрастить и воспитать родимое чадо, но и ласкать, лелеять его чуть ли не до седых волос, отрывать от себя последний кусок, лишь бы было сыто оно, большое и неразумное. Где? Из каких тайников тощего и слабого тела извлекают они столько воли и энергии, чтобы тащить нас по жизни, поддергивать и подталкивать, беречь и охранять нас, вслушиваться с трепетом в шумное неспокойное дыхание, легонько, чтобы не потревожить, гладить немытые, свалявшиеся волосы

 Элиша,  шепчет она чуть слышно, улыбается, и слезы градом текут по её изможденному лицу. И одна из них, терпкая и горючая падает на его лоб.

Элиша мигом встрепенулся, вскочил и поглядел на мать безумным взором.

 Я сплю?  растерянно пробормотал он.  Или умер уже? Или готовлюсь к смерти? А ты дьявол, явившийся по мою душу?.. Но для чего тебе это обличье? Не хватит ли тебе искушать меня?!..  с этими словами он крестится и бормочет несколько слов на языке ей непонятном,

 Ятвоя мать,  прошептала женщина.  Иди ты совсем уже забыл меня, Элиша!  и с плачем бросилась ему на шею.

 Ма-ма  тихо сказал он, осторожно гладя ее тонкие сотрясающиеся от рыданий плечи.  Ма-а-ма  и с силой прижал ее к себе, так что хрустнули старые косточки. И долго они сидели так, обнявшись и плача. А потом она отстранилась, с улыбкой поглядела на нею и, слегка покраснев, протянула ему шаль.

 На, платок хоть возьми, прикройся

Тогда и он устыдился, что сидит нагишом перед родной матери Смущенный, взял ткань, обмотал вокруг бедер, поежился и икнул.

 Ты может, ты кушать хочешь?

Он кивнул.

 Три дня крошки не видел. Хотели, чтобы я чист был душой и телом У, пиявки ненасытные!..