Поскольку робот в основном предназначен для исправления грамматических и стилистических ошибок, а английский язык – это моя специальность, то было логично поручить проверку работы машины именно мне.
– Очень хорошо. Так вот, среди всех образчиков было ли хоть одно задание, с которым бы робот справился не вполне удовлетворительно? Вот эти образчики, они фигурируют в деле в качестве вещественных доказательств. Можете ли вы указать среди них хотя бы один неудовлетворительный пример?
– Видите ли…
– Я задал вам простой вопрос. Вы проверяли эти материалы. Можете ли вы указать хотя бы одну ошибку робота?
Профессор нахмурился.
– Нет.
– Перед вами образчики заданий, выполненных роботом за четырнадцать месяцев его деятельности в Северо-восточном университете. Не будете ли вы так добры ознакомиться с ними и указать хотя бы одну-единственную ошибку?
– Когда он в конце концов ошибся, то это была всем ошибкам ошибка! – ответил профессор.
– Отвечайте на мой вопрос, – загремел защитник, – и только на него! Можете ли вы отыскать хоть одну ошибку в этих материалах?
Декан Харт внимательно просмотрел каждый лист.
– Здесь все в порядке.
– Если исключить тот случай, который сейчас рассматривает суд, знаете ли вы хотя бы об одной ошибке, допущенной роботом И-Зет Двадцать Семь?
– Если исключить случай, рассматриваемый судом, то не знаю.
Защитник откашлялся, словно отмечая конец абзаца, и задал новый вопрос:
– Вернемся теперь к голосованию. Вы сказали, что большинство голосовало за аренду. Как распределились голоса?
– Насколько я помню, тринадцать против одного.
– Тринадцать против одного! Не кажется ли вам, что это нечто большее, чем просто большинство?
– Нет, сэр, не кажется. – Весь профессорский педантизм свидетеля вырвался при этом вопросе наружу. – Слово «большинство» означает «больше, чем половина». Тринадцать из четырнадцати – это большинство, и ничего больше.
– Практически единогласно.
– И тем не менее всего лишь большинство.
Защитник изменил направление атаки.
– И кто же был единственным несогласным?
Декан Харт заметно смутился.
– Профессор Саймон Нинхаймер.
Защитник разыграл изумление.
– Профессор Нинхаймер? Заведующий кафедрой социологических наук.
– Да, сэр.
– То есть истец?
– Да, сэр.
Защитник поджал губы.
– Иными словами, вдруг обнаружилось, что человек, требующий у моего клиента, «Юнайтед Стейтс Роботс энд Мекэникл Мен Корпорейшн», возмещение ущерба в размере семисот пятидесяти тысяч долларов, и был тем единственным, кто с самого начала возражал против аренды робота, вопреки единодушному мнению всех остальных членов совета.
– Он голосовал против – это его право.
– Кстати, когда вы рассказывали о том заседании, вы не упомянули ни об одном замечании профессора Нинхаймера. Он что-нибудь говорил?
– Кажется, да.
– Только кажется?
– Он высказал свое мнение.
– Против аренды робота?
– Да.
– В резкой форме?
– Он был просто вне себя, – ответил декан Харт после небольшой паузы.
В голосе защитника появились вкрадчивые нотки.
– Профессор Харт, скажите, вы давно знакомы с профессором Нинхаймером?
– Лет двадцать.
– И хорошо его знаете?
– Думаю, что да.
– Не кажется ли вам, что это было в его характере – затаить злобу против робота, тем более что результаты голосования…
Конец фразы нельзя было расслышать из-за негодующего возражения обвинителя. Защитник заявил, что у него больше нет вопросов к свидетелям, и судья Шейн объявил перерыв на обед.
Робертсон угрюмо жевал бутерброд. Конечно, три четверти миллиона корпорацию не разорят, но и эти деньги лишними не назовешь. К тому же, неблагоприятная реакция общественного мнения в случае проигрыша процесса обойдется в конечном итоге еще дороже.