— Я бы показал королю доброе дело, — послышался голос из толпы, — в самое уязвимое место.
Чиновница бросила на насмешника сердитый взгляд, но промолчала.
— Какова минимальная сумма? — Неужели это мой голос, удивленно подумала матушка Мастиф.
— Всего лишь пятьдесят кредитов, мадам, удовлетворят департамент обязательств, и мальчик ваш. Чтобы заботиться о нем и воспитывать. — Она немного поколебалась и добавила: — Если вы считаете, что справитесь с таким живым ребенком.
— Я в свое время со многими справлялась, — коротко ответила матушка Мастиф. Забавлявшаяся аудитория ответила одобрительными возгласами. Матушка Мастиф изучала мальчика, который теперь смотрел на нее. Неприятное ощущение в животе, возникшее, когда их взгляды впервые встретились, не повторялось. Жир, подумала она, придется уменьшить количество жира.
— Пусть будет пятьдесят кредитов, — сказала она.
— Шестьдесят. — Низкий голос, прозвучавший откуда-то из задних рядов толпы, неожиданно прервал ее мысли.
— Семьдесят, — автоматически ответила матушка Мастиф. Чиновница на платформе быстро взглянула на толпу.
— Восемьдесят, — сказал неизвестный конкурент.
На конкуренцию она не рассчитывала. Одно дело — помочь ребенку за сравнительно небольшую плату, совсем другое — затратить неразумно большую сумму.
— Девяносто, будь ты проклят! — сказала она. Повернулась и постаралась разглядеть соперника, но не видела его за головами толпы. Голос мужской, властный, гулкий. Какого дьявола владельцу такого голоса нужен ребенок?
— Девяносто пять, — послышался голос.
— Спасибо, спасибо! Вас обоих благодарит правительство. — Чиновница говорила довольным голосом, лицо ее прояснилось. Оживленная и совершенно неожиданная торговля из-за рыжего мальчишки разогнала ее скуку и озабоченность. Она сможет показать боссу счет лучше обычного. — Что скажете в ответ, мадам?
— Черт бы его побрал! — пробормотала матушка Мастиф. Она хотела повернуться и уйти, но что-то удержало ее. Она разбиралась в людях не хуже, чем в товарах, и было в этом мальчике что-то особенное, что-то необычное, хотя она не могла бы сказать, что именно. А в необычном всегда скрывается выгода. К тому же этот печальный взгляд был беззастенчиво устремлен прямо в такое место в ее душе, которое она обычно скрывала.
— Дьявол, сто, и будь ты проклят! — Она едва выговорила эту сумму. Мысли ее метались. Что она делает здесь, забыв свои обычные дела, почему мокнет под дождем и торгуется из-за этого сироты? В девяносто лет у нее не может быть материнского инстинкта. И слава Богу, она никогда в жизни не испытывала материнского инстинкта.
Она ожидала неизбежного «Сто пять», но в толпе началось какое-то движение. Матушка Мастиф сгибала шею, пытаясь разглядеть что-нибудь, сердясь на гены, которые сделали ее такой низкорослой. Слышались крики, гневные проклятия из десятка глоток. Слева, за дамой в пернатой шляпе, она увидела яркие мундиры жандармов, их плащи блестели в тусклом свете. Группа людей передвигалась гораздо энергичнее, чем обычно.
Матушка Мастиф повернулась и прошла вправо, к ступенькам, ведущим на платформу. Поднимаясь по лестнице, она на полпути оглянулась на толпу. Пурпурные мундиры скрывались за первой группой административных и торговых помещений. Перед ними подпрыгивала массивная фигура: кто-то убегал от полиции.
Матушка Мастиф понимающе кивнула. Кое-кому мальчик нужен совсем не в гуманных целях. У многих в этой толпе криминальное прошлое. Вероятно, кто-то из собравшихся, возможно, платный осведомитель, узнал того, кто хотел купить ребенка, и известил полицию, а та отреагировала необычайно быстро.
— Значит, сто кредитов, — разочарованно объявила чиновница на платформе.