И что это даст? огрызаюсь я.
За последние недели мы много раз беседовали с Имоджен. Говорили, что так выражаться нельзя, особенно в присутствии Тейта; что надо возвращаться домой не слишком поздно; и много чего еще. Хотя, скорее, это были не разговоры, а нотации. Имоджен просто молча стояла, пока Уилл или я говорили. Не исключаю, что она даже слушала. Она вообще редко что-то отвечает, не воспринимая наши слова всерьез. А потом просто уходит.
Мы не знаем точно, она это или нет. То, на что намекает Уилл лучше не думать об этом. Может, кто-то написал это для Отто?
Ты всерьез думаешь, что нашлись желающие угрожать убийством нашему четырнадцатилетнему сыну на стекле моего автомобиля? уточняю я на тот случай, если Уилл позабыл значение слова «умри».
Но и такое возможно, правда?
Нет. Я стараюсь звучать как можно убедительнее. Мне не хочется в это верить. Только не снова. Все это осталось в прошлом после нашего переезда.
Осталось ли? Не исключено, что кто-то травит Отто, задирает его Такое уже случалось, может и повториться.
Наверное, надо обратиться в полицию.
Уилл качает головой.
Нет. По крайней мере, пока не станет ясно, кто это написал. Если Имоджен, то зачем полиция? Сэйди, она просто рассерженная девочка. Она горюет из-за утраты и огрызается на всех. Она никогда не сделает больно никому из нас.
Ой ли? Я в этом не уверена. Имодженодна из причин наших семейных разладов. Они с Уиллом родственники, между ними есть непонятная мне связь. Муж молчит, и я продолжаю спорить: Неважно, кому это предназначеновсе равно это угроза смертью. Это очень серьезно.
Знаю-знаю. Он озирается через плечоне появился ли Оттои быстро продолжает: Но если мы вызовем полицию, это привлечет к Отто внимание. Нежелательное внимание. Другие дети станут относиться к нему совсем иначе, если еще не начали. У него не останется шанса на нормальную жизнь. Давай я сначала поговорю с его учителем и директором, удостоверюсь, что у него нет проблем в школе. Знаю, ты волнуешься Его голос смягчается, он успокаивающе кладет ладонь на мою руку. Я тоже волнуюсь. Но давай не будем торопиться с полицией. Ты не против, если я сначала хотя бы поговорю с Имоджен, прежде чем делать выводы?
В этом весь Уилл. Он всегда был голосом разума в наших отношениях.
Ладно, уступаю я, признавая его возможную правоту.
Так не хочется думать, что Отто может оказаться изгоем и в новой школе, что его задирают Однако я также не могу смириться с враждебностью Имоджен. Мы должны докопаться до сути, не усугубив ситуацию.
Но если что-то подобное повторится, я вытаскиваю руку из сумки, то мы обратимся в полицию.
Хорошо, соглашается Уилл и целует меня в лоб. Мы разберемся с этой проблемой прежде, чем все зайдет слишком далеко.
Обещаешь?
Жаль, он не может сделать желаемое действительным простым щелчком пальцев.
Обещаю.
Я смотрю, как муж поднимается на крыльцо, заходит в дом и исчезает за дверью. Затем провожу ладонью по надписи и вытираю руки о штаны, прежде чем сесть в машину. Включаю зажигание и наблюдаю, как слово окончательно тает. Вот только оно уже накрепко впечаталось в мою память.
Если верить часам на приборной панели, проходит минута. Потом две. Три. Я смотрю на дом в ожидании, что входная дверь откроется и появится Отто. Он всегда плетется к машине с непроницаемым выражением лицасовершенно непонятно, что у него в голове. В последнее время он всегда такой. Считается, что родители обязаны знать, о чем думают их дети, но мы не знаем. Точнее, не всегда. Нельзя знать наверняка, о чем думает другой человек.
И все же, когда дети совершают какой-нибудь проступок, винят в первую очередь родителей. «Как они могли не знать? часто вопрошают критики. Как они могли не заметить предупреждающие знаки? Почему они не обращали внимания на то, что делали их дети?..»
Последняя фраза мне особенно «нравится». Она подразумевает, что мы не обращаем на детей внимания.
Вот только я обращала.
Раньше Отто был тихим и замкнутым. Он любил рисовать, в основном мультяшек. Особенно любил аниме-персонажейс их растрепанными волосами и странно-большими глазами. В своем альбоме он давал им имена и мечтал когда-нибудь создать собственный комикс о приключениях Асы и Кена.
Раньше у Отто была всего пара друзейда, только двое. Правда, они неизменно называли меня мэм, сами относили тарелки на кухню, когда приходили на ужин, и оставляли обувь у порога. Они были добрыми и вежливыми.
Отто хорошо учился. Не на одни А, но в среднем его оценки радовали. В основном он получал B и C. Вовремя делал и сдавал домашние задания. Никогда не спал на уроках. Учителя хорошо к нему относились, сетуя только на то, что он не проявляет особой активности.
Я не «упустила из виду предупреждающие знаки». Их просто не было.
Сейчас я смотрю на дверь в ожидании сына. Через четыре минуты сдаюсь и отвожу взгляд. Как раз в этот момент мое внимание привлекает что-то за окном машины: мистер Нильссон везет по улице миссис Нильссон. Спуск довольно крутой, удерживать резиновые ручки инвалидной коляски нелегко. Он шагает медленно, надавливая всем весом на пятки, как будто онитормоза, а он едет в автомобиле.
Еще и семи двадцати утра нет, а они уже гуляют. Онв саржевых брюках и свитере, онав вязаном комплекте светло-розового цвета. Волосы старушки завиты и уложены с помощью лака. Представляю, как старичок скрупулезно завивает каждую прядь и закрепляет шпильками. Кажется, ее зовут Поппи, а егоЧарльз. Или Джордж.
Прямо перед нашим домом мистер Нильссон пересекает улицу наискосок, переходя на противоположную сторону. При этом он не сводит глаз с глушителя моей машины, откуда выходят клубы выхлопных газов.
Вспоминаю вой сирены прошлой ночью, затихший где-то на нашей улице.
Живот отзывается тупой болью. Не знаю почему.
Сэйди
Дорога от паромного причала до клиники короткая, всего несколько кварталов. Я высаживаю Отто и меньше чем через пять минут уже подъезжаю к неприметному низкому голубому зданию, которое когда-то было жилым; его владелец давным-давно завещал постройку клинике.
С фасада оно все еще напоминает дом, хотя двери в задней части гораздо шире. Оно примыкает к недорогому дому престарелых, чтобы медпомощь была легко доступна пожилым людям.
Только после переезда сюда я узнала, что в штате Мэн насчитывается около четырех тысяч островов. В глушивроде нашего островкане хватает врачей. Причем многие готовятся уйти на пенсию, а заменить их практически некому.
Изолированность острова нравится далеко не всем. Как-то неприятно осознавать, что после ухода последнего вечернего парома ты оказываешься взаперти. Даже при дневном свете скалистый, поросший высокими соснами кусок земли выглядит крохотнымдо клаустрофобии. С наступлением зимыа она скоро наступитжизнь на большей части острова замрет из-за суровой погоды. Вдобавок залив может замерзнуть, и тогда мы окажемся в ловушке.
Дом достался нам с Уиллом бесплатно. Еще я получила налоговые льготы, потому что устроилась работать в клинику. Мне не хотелось, потому что у нас нет срочной нужды в деньгах, но Уилл настоял. Моя специальностьнеотложная помощь. У меня нет сертификата на общую медицинскую практику, только временная лицензия, но я планирую получить полноценную лицензию в Мэне.
Внутри здание клиники уже не похоже на жилое: чтобы появились приемная, кабинеты и вестибюль, пришлось многое перестроить. Тяжелый запах сырости преследует меня даже после работы. Вдобавок ко всему сидящая в приемной секретарша Эмма выкуривает по пачке сигарет в день. Она делает это на улице, но вешает свою куртку рядом с моей, и одежда впитывает запах.
Несколько ночей подряд Уилл с любопытством приглядывался ко мне. Наконец спросил:
Ты что, начала курить?
Действительно, такой вывод можно сделать по запаху никотина, преследующему меня даже дома.
Конечно, нет. Ты же знаешь, я не курю.
И рассказала про Эмму.
Оставь куртку снаружи, я постираю, не раз говорил Уилл. Я слушалась, он стирал, однако толку ноль. Каждый следующий день история повторяется.
Сегодня, войдя в клинику, я вижу, что Джойс, старшая медсестра, и Эмма уже ждут меня.