Здесь надо было садиться на паром. На нем Сторм — она пожаловала ему разрешение называть ее по имени; это было словно посвящение в рыцари — повела его в ресторан.
— Самое время позавтракать, — сказала она, — тем более что напитки в интернациональных водах не облагаются налогом.
— Ты хочешь сказать, что этот пролив — интернациональный?
— Да, где-то около девятисотого года Британия, Франция и Германия созвали конференцию и с трогательным единодушием решили, что проливы, пролегающие через середину Дании, являются частью открытого моря.
Они заказали алкоголь и пиво.
— Ты до черта знаешь об этой стране, — сказал Локридж. — Ты что, датчанка?
— Нет. У меня американский паспорт.
— Может, по происхождению? Ты на американку не похожа.
— А на кого же я похожа?
— Бог его знает. Вроде всего понемногу, а вышло лучше, чем любая из составляющих.
— Что? Южанин одобряет расовое смешение?
— Брось, Сторм! Я не верю в эту чушь насчет того, хочешь ли ты, чтобы твоя сестра вышла замуж за черного или желтого. У моей сестры достаточно мозгов, чтоб самой выбрать подходящего парня, — неважно, какой он расы.
— Однако раса существует. — Она подняла голову. — Нет, не в извращенном понимании двадцатого века. Нет. Но в генетических линиях. Есть хороший материал, есть и дрянь.
— Ммм… Теоретически. Только как их разделить, покуда они не проявят себя?
— Это возможно. Начало уже положено исследованиями в области генетического кода. Когда-нибудь смогут определять, на что человек годится, еще до его рождения.
— Мне это не нравится, — покачал головой Локридж. — Я за то, чтобы все рождались свободными.
— А что это значит? — Она рассмеялась. — Свободными делать что? Девяносто процентов этого биологического вида по природе своей — домашние животные. Свобода может иметь значение только для остальных десяти из ста. Но сегодня вы и их хотите превратить в домашних животных. — Она поглядела в окно, за которым на воде играли солнечные блики и кружились чайки. — Ты говорил о стремлении цивилизации к самоубийству. Только жеребец может вести за собой стадо кобылиц, но никак не мерин.
— Возможно. Но уже был эксперимент с наследственной аристократией, и посмотри, что получилось.
— Ты полагаешь, ваша soi-disant демократия может дать что-то лучше?
— Не толкуй меня превратно, — ответил Локридж. — Я бы не отказался быть выродившимся аристократом. Просто нет такой возможности.
Сторм сбросила маску надменности и рассмеялась.
— Спасибо. Мы ведь чуть не начали говорить серьезно, а? А вот и устрицы.
Она так умно направляла разговор, непринужденно болтая за столом, а потом и на покачивающейся палубе, что он едва заметил, с какой ловкостью она увела разговор от себя.
Они снова сели в машину в Нюборге, проехали по Фюну через Оденсе — родной город Ганса Христиана Андерсена.
— Это название означает «Озеро Одина», — сообщила Сторм, — и когда-то здесь приносили людей ему в жертву.
Наконец, переехав по мосту, они оказались в Ютландии. Локридж предложил сменить ее за рулем, но Сторм отказалась.
По мере того как они продвигались на север, рельеф местности менялся, она становилась менее населенной; под ослепительно высоким куполом неба виднелись гряды холмов, заросших лесом или цветущим вереском. Время от времени Локридж замечал Kaempehoje, дольмены, покрытые грубо вытесанными каменными плитами, контрастно подсвеченные заходящим солнцем. Он что-то сказал по их поводу.