Обреченные на грех - Мусатов Анатолий Васильевич

Анатолий МусатовОбреченные на грех

Глава 1

Игорь

Цокот каблучков приближался. Игорь вжался в тень стены. С замиранием сердца он ожидал появления девушки. Он давно заметил белое пятно ее платья. От предвкушения у него сводило судорогой ноги. «Черт, только бы никто не появился!».

Игорь успел разглядеть это воздушно-прелестное существо. Личико девушки поражало белизной и сиянием ореола волос вокруг удивительно хорошенькой головки. Игорь поначалу даже засомневался, откуда здесь, в разгар ночи, в районе, где и редкая собака пробежит в эту пору, взялось это создание. Но мысли его быстро испарились при воображении предстоящего наслаждения.

До его обоняния донеслись тонкий запах духов. «Все вот сейчас она покажется». Тень изящного абриса фигурки девушки скользнула из-за угла по тротуару. Игорь, напрягшись всем телом, изготовился для броска. Инстинкт подсказал ему, когда нужно сделать бросок. Он прыгнул

Вздрогнув всем телом, весь в горячей, липкой испарине, Игорь вскочил на кровати. Жена недовольно проворчала что-то спросонья, повернулась на другой бок и засопела. Игорь глянул на ее дебелую, напоминающую обтесанную колоду фигуру и скрипнул зубами.

Переждав, пока сердце придет в норму, он несколько раз глубоко вздохнул. Опустившись на подушку, Игорь даже и не пытался заснуть. В последние дни ему вообще не удавалось нормально выспаться. Красные веки и заторможенность вызывали у его сослуживцев иронические насмешки: «Что, Игорек, небось сниться, как муж любовницы по ночам тебе голову сворачивает?!». А то и откровенно хихикали: «Ты бы хоть сделал перерыв в любовных бдениях. Иногда, дорогой, надо высыпаться! Не то, чего доброго, полшестого тебе будет обеспечено наверняка!».

Добрые сослуживцы и его сострадательный, все понимающий дружок не знали, какие страхи измочалили нервы их всегда ровного и корректного в общении сослуживца. Случайное убийство, которым ему пришлось расплатиться за жажду запретного удовольствия, жгло сердце и рвало в клочья душу. Иногда он забывался, отвлекаясь на работе, в компании или за просматриванием расхожей видеопродукции. Но подлое наваждение, этот животный, затаившийся страх разоблачения начинал сверлить мозг, едва стоило ему остаться одному.

Усилием воли преодолевая атавистический инстинкт, он, крадучись за чьей-нибудь спиной, проходил мимо стенда, расположенного на территории какого-нибудь отделения ОВД. На нем, вперемешку с розыском пропавших, были изображены рисунки, сделанные роботом и фотографии разыскиваемых преступниковубийц, махровых рецидивистов и прочих разномастных нарушителей закона.

Игорь не мог себя заставить остановиться и просмотреть подробнее эти жуткие личины. Он иногда шмыгал по нескольку раз мимо, используя попутчиков, чтобы не очень обращать на себя внимание. Но все равно, бдительные стражи закона замечали некоего субъекта, беспокойно рыскающего вдоль стенда. Подходя, интересовались его документами и целью нахождения на территории отделения полиции.

Покрытый потом от постоянного напряжения, с бледным лицом, Игорь производил впечатление больного человека. Пользуясь своей физической слабостью, показывая паспорт, он говорил, что ждет жену, или брата, или друга. Но внезапно он почувствовал себя плохо, а потому сейчас же, не дожидаясь их появления, уходит домой. Отговорка срабатывала. Ему возвращали документ, желали поправиться и отпускали.

Игорь претерпевал такие муки для того, чтобы в очередной раз убедиться, что на стендах нет ни его фотографии, ни фоторобота. Хотя тот, кто мог описать приметы его внешности, никак не смог бы этого сделать, ибо мертвые не говорят. Изматывающее нервы и силы состояние раз от разу обрушивалось на него внезапными приступами идиосинкразии. Игорь знал об их происхождении. Давний случай из детства прорывался иногда бешеным желанием выплеснуть из себя остатки воспоминаний об ужасе надругательства над собой взрослых мужиков.

Пребывая в мутно-безнадежном сплине, он припомнил, с какими усилиями пытался избавиться от жуткого, навязчивого желания разорвать, уничтожить мужскую ипостась плоти. Стоило Игорю только почувствовать запах распаленной прели мужской пота, как он превращался в мизантропическое существо. В каждой клеточке тела пульсировала ненависть к окружавшему его легиону яйценосной рвани. Это иссушало душу и изматывало донельзя!

Игорь сопротивлялся этому наваждению как мог. Долгие года отрочества и юности пребывания в этой атмосфере ненависти сделали его нелюдимым и странным. Друзей у него не было. Мальчишки были его врагами. Только один из них смог расположить к себе Игоря. Он не навязывал свою дружбу. Он просто был рядом. И это сделало свое дело. Игорь подпустил его к себе. Через дружбу с Витьком Игорь смог приспособиться к мучительной необходимости общаться с мужской частью населения. Но загнанная в глубины червоточина ненависти скрытно подтачивала его душевное равновесие. И пока в Игоре повседневные дела, заботы и проблемы довлели над инстинктом, он вполне успешно добивался своих жизненных целей. Но иногда это чувство прорывалось до неуправляемого волей состояния. Эти выплески могли стать его роковым шагом в пропасть. А потому должен был быть выход, избавление от постоянной мысли уничтожения ненавистной плоти! И таким выходом, единственным средством, щитом и спасением от погибели, стало постоянное, нестерпимое желание женского тела. Познав в свое время женщину, Игорь безраздельно принял этот способ существования своего «Я». Ощущение, доводящее до сладострастной одури, зверское желание излиться в бесконечном оргазме, поглощало без остатка все существо Игоря.

И что было страшнее,жгучие, непреодолимые позывы обладания женщиной, или уничтожение ее противоположности,мерзкой мужской плоти, прикоснуться к которой для него было величайшим осквернением собственного «Я», он не знал! Вожделение женского рая стало для него своего рода платой за избавление от истребления мужских особей. Постепенно он превратился в голое олицетворение пароксизма желания. В нем постоянно бурлила чудовищная жажда совокупления. Она неумолимо понуждала его практически каждую ночь уходить на просторы городских улиц, чтобы любым способом добиться обладания первой попавшейся на пути женщиной.

Он ясно помнил, когда в нем пробудились самые первые его проблески зарождающейся мужской силы. Игорь мог часами смотреть на женщин. Воспоминания, ощущения, жажда женского тела преследовали его всю сознательную жизнь. Самым первым его ощущением разливающейся по телу сладкой волны был оставшийся в памяти след. Он, шестилетний, смотрит, как его дружок, чуть меньше его днями, лежит на своей четырехлетней сестре. Его стручок, не более мизинца взрослого человека, мерно входит в складки сестрички. Ошарашенный мальчонка ощутил вдруг в себе нечто другое, другого себя. Этот «Я» был совсем взрослым. Он восстал в нем снизу, напрягшись всеми мышцами тела. Это было пугающе, и одновременно настолько влекущим, что Игорек, сам того не желая, как завороженный, просил своего дружка: «Дай и мне Дай и мне Я хочу». И вместе с тем Игорь боялся женщин. Он стеснялся и боролся с необузданным желанием их близости весь затянувшийся пубертатный возраст. И когда это случилось, Игорь принял этот дар природы, как подарок судьбы!

Игорь по инерции жил жизнью простого обывателя. Ходил на работу, проводил время в каких-то компаниях, тем самым снимая стресс безвременья в отсутствии жертв своей похоти. Доводя жену, третью по счету в его жизни, до состояния невменяемости постоянным принуждением к половому акту, он все время был начеку! Его воспаленное воображение рисовало картины совершенно фантастические: будто вот эта женщина, идущая ему навстречу, либо та, рассматривающая товар на прилавке, а, может, эта, выходящая из автобуса, подойдут и без слов, проведя рукой по воспаленному, жаркому торчищу, немедленно отдадутся, не обращая внимания ни на какие обстоятельства вокруг.

Игорю было странно осознавать, что те, с кем он общался в жизни, никак не хотели видеть чудовищные пертурбации в его поведении. Коллеги по работе, друзья и знакомые вели себя с ним так, будто обыденность и отстраненность от любых страстей, обуревающих в определенный период каждого мужчину либо женщину, для него существовали постольку-поскольку! Будто эмоциональная броня, как оболочка, хранила бушующее пламя страсти его истинной натуры.