Гравилет «Цесаревич» - Рыбаков Вячеслав Михайлович

Отец не почувствовал запаха ада и

выпустил Дьявола в мир.

Альфред Гаусгоффер, Моабит, 1944

Сагурамо

1

Упругая громада теплого ветра неторопливо катилась нам навстречу. Все

сверкало, словно ликуя: синее небо, лесистые гряды холмов, разлетающиеся в

дымчатую даль, светло-зеленые ленты двух рек далеко внизу, игрушечная,

угловато-парящая островерхая глыба царственного Светицховели. И - тишина.

Живая тишина. Только посвистывает в ушах напоенный сладким дурманом дрока

простор, да порывисто всплескивает, волнуясь от порывов ветра, длинное

белое платье Стаси.

- Какая красота,- потрясенно сказала Стася,- Боже, какая красота! Здесь

можно стоять часами...

Ираклий удовлетворенно хмыкнул себе в бороду. Стася обернулась, бережно

провела кончиками пальцев по грубой, желтовато-охристой стене храма.

- Теплая...

- Солнце,- сказал я.

- Солнце... А в Петербурге сейчас дождь, ветер,- снова приласкала стену.-

Полторы тысячи лет стоит и греется тут.

- Несколько раз он был сильно порушен,- сказал Ираклий честно. - Персы,

арабы... Но мы отстраивали,- и в голосе его прозвучала та же гордость, что

и в сдержанном хмыке минуту назад, словно он сам, со своими ближайшими

сподвижниками, отстраивал эти красоты, намечал витиеватые росчерки рек,

расставлял гористый частокол по?Р левому берегу Куры.

- Ираклий Георгиевич, а правда, что высота храма Джвари,- и она опять,

привечая крупно каменную шершавую стену уже как старого друга, провела по

ней ладонью,- относится к высоте горы, на которой он стоит, как голова

человека к его туловищу? Я где-то читала, что именно поэтому он смотрится

так гармонично с любой точки долины.

- Не измерял, Станислава Соломоновна,- с достоинством ответил Ираклий.-

Искусствоведы утверждают, что так.

Она чуть кивнула, снова уже глядя вдаль, и шагнула вперед, рывком потянув

за собою почти черное на залитой солнцем брусчатке пятно своей кургузой

тени. "Осто!..." - вырвалось у меня, но я вовремя осекся. Если бы я успел

сказать "Осторожнее!", или, тем более, "Осторожнее, Стася!", она вполне

могла подойти к самому краю?Р обрыва и поболтать ножкой над трехсотметровой

бездной. Быть может, даже прыгнула бы, кто знает.

- Ираклий Георгиевич,- не оборачиваясь к нам, она показала рукой вправо,

вверх по течению реки Арагви,- а во-он там, за излучиной... какие-то руины,

да?

- Развалины крепости Бебрисцихе. Там очень красиво, Станислава Соломоновна.

И просто половодье столь любимого вами дрока, воздух медовый. Туда мы тоже

обязательно съездим, но в другой раз. После обеда, или даже завтра.

- Вряд ли после обеда,- подал голос я,- Стася все-таки с дороги.

К Джвари мы заехали по пути с аэродрома.

Стася обернулась и чуть исподлобья взглянула на меня широко открытыми,

удивленными глазами.

- Я ничуть не устала.

Отвернувшись, добавила небрежно:

- Разве что на вторую половину дня у тебя иные виды...

И снова, как все чаще и чаще в последние недели, я почувствовал себя словно

в тысяче верст от нее.

Она неторопливо шла вдоль края площадки; мы, волей-неволей, за нею.

- И совсем они не шумят, сливаясь.- проговорила она, глядя вниз.- И не

обнимаются. Обнимаются вот так,- она мимолетно показала. Угловатыми змеями

взлетели руки, сама изогнулась, запрокинулась пружинисто - и у меня сердце

захолонуло, тело помнило.