Кодекс боевой подруги - Иван Викторович Быков

Иван БыковКодекс боевой подруги

(Со-со-со, или Ко-ко-ко)

Универсальное пособие для женщин по эксплуатации мужчин любой комплектации.

Триммер 1. Не ревнуй

1.

Яша не ревновала мужчин к их женам. Она была в свои двадцать четыре достаточно мудра, чтобы понимать: любое «доверяй» обязательно влечет за собой «доверяйся». Любая ревность может вызвать отдачу, многократно превышающую по силе изначальный порыв.

Не то, чтобы Яша не умела или не хотела доверить себя в чьи-либо уверенные мужские руки, но сам факт такого доверия Требовалась готовность стать одним целым с предметом отношений, с избранным. Другими словами, выбор избранника был процессом крайне неоднозначным и весьма запутанным. Яша не желала выбирать. Выбирали ее. Она лишь подтверждала или (что происходило намного чаще) не подтверждала выбор.

И потому Яша не ревновала мужчин к их женам.

Да и само наличие жены воспринималось Яшей исключительно как данное, непременное обстоятельство, как утренняя свежесть, как розовый цвет лепестков у цветка, как шум реки, бегущей по камням рядом с берегом. Яша была одним из берегов, женадругим. Нет тут никаких сложностей, требующих психоанализа. В свое времяЯша знала об этом и не переживала из-за этогоона окажется на правом берегу, а кто-либо создаст для реки левый берег. Очень просто.

Поэтому Яша оставляла все эти мысли ни о чем для женщин глупых, любящих заморачиваться. Сама Яша заморачиваться не любила. Во всяком случае, не на такие темы. Внутренний покой дороже. Когда в очередной раз речи сии начинали литься в ее, Яшины, изящные ушки, она просто мысленно повторяла про себя «Ко-ко-ко» и начинала видеть напомаженный клюв очередной курицы, но переставала смотреть в ее очи, подернутые поволокой куриной слепоты.

Собственно, о себе Яша говорила тоже «Ко-ко-ко», только в другой, сакральной, трактовке, в иной транскрипции, составленной ею лично (так ей казалось). Писать полагалось латиницей, а читать так, будто бы выражение записано кириллицей. Выходило «Со-со-со», что, с одной стороны, вызывало неприкрытые эротические аллюзии, а с другой,  являлось слоговой аббревиатурой трех иноземных слов: «Codex Combat Companion». Яша переводила эти слова как «Кодекс Боевой Подруги». А сама «иноземность» выражения наделяла Яшу чувством собственной важности.

Именно боевой подругой считала себя Яша в отношениях с «допущенными» к таким отношениям мужчинами, имела свой, продуманный за полдесятилетия кодекс и старалась по-своему этот кодекс чтить. Но на сей раз не получилось.

2.

В какой момент ее угораздило «сломаться», Яша и сама толком объяснить не могла. Ни цветы, ни суммы, ни слова, ни поднесенные подарки, ни проявляемое внимание такой эффект произвести уж точно не могли. Даже этот мужской полумиф«я отличный любовник»  будь он не только полумифом, не смог бы сломать девушку.

Нет, нельзя сказать, что Яша привыкла ко всему этому мужскому арсеналу, имеющему цели завоевать и заполучить (а главное доказать самому мужчине и окружающим, что он-таки может заиметь и заполучить). Нельзя сказать, что была абсолютно равнодушна к словам и действиям своих «боевых друзей», но, как стало очевидным лишь в свете последних перемен, все эти радости могли подарить счастье исключительно в некой нужной пропорции. Счастье оказалось совокупностью радостей, подобранных по индивидуальному рецепту. Даже самые сложные вещи сотканы из самых простых вещей.

И ему удалось этот рецепт подобрать, причем не преднамеренно. Скорее всегоинтуитивно-случайно. Яша просто не могла представить человека с нехитрым и чистым именем Степан в таком антураже: вот он стоит над зловещим колдовским керидвеном и бросает в котел все новые и новые ингредиенты, дабы изварить приворотное зелье для неедля Яши.

Собственно, Яшей девушка стала лет пять назад.

После очередного выброса молодого задора на каком-то шумном, но невеселом танцхолле, они стояли (вернее, онстоял, онаприсела по понятным причинам) в кустах парковой аллеи. Можно было, конечно, произвести ритуал облегчения и в уборной клуба, но в женский, как всегда, была очередь, а в мужской Яша не пошла бы из соображений морали да этики. Теперь, когда у нее собственный кодекс,  легко, тогданет. Да и пора было исчезатьстановилось скучно.

И потому находчивый и предприимчивый (за эти качества она его тогда и ценила) Ильдар воззвал: «Айда в парк!». А потом, выказывая недюжинную эрудицию, даже продекламировал: «Там под каждым ей кустом был готов и стол, и дом».

 Нам,  поправила она за две минуты до обретения нового имени.

 Прости?  уточнил Ильдар.

 Нам был накрыт  пояснила девушка, а подом добавила, чуть подумав:

 Да и не дом мы там ищем. И уж точноне стол.

Ильдар рассмеялся, и они рванули.

3.

Он стоял, она присела. В таком занятном ракурсе Ильдар, что был всего на пару лет старше спутницы и всего на несколько сантиметров выше, казался почти великим. Ну, пусть не великим, но уж точнозначительным. Он лил струю так долго, что как бы свидетельствовал тем самым не только о плебейском переборе пива, но и об аристократическом здоровье.

 Понимаешь, Яшка,  и это было в первый раз, когда это имя увидело свет,  понимаешь, так много песен, так много стихов, так много анекдотов сложено о браке, что вывод один: мужики женятся лишь для того, чтобы потом до конца дней ненавидеть своих жен. Оно те надо?

Так, с последней каплей Ильдаровой мочи, излитой в корни парковых кустов, Ясмин стала Яшей, а мечтающая о свадьбе простушка превратилась в боевую подругу. Начинающую, но уже боевую. Ко-Ко-Ко превратилась в Со-Со-Со. И стала составлять собственный кодекс. Поняла, что не стоит лезть на чужой трон, а потому стала рисовать собственное королевство. И у Яши выходило весьма неплохо, весьма основательно. Пока не появился Степан.

Яша иногда называла Степана Стефаномодна буква, один измененный звук в имени, и рубаха-парень Степа превращался в венценосного Стефаноса. Тот же, например, Ильдар, «предводитель», всегда был для Ясмин «обладателем престола», но легко и быстро спрыгнул с трона, как только Ясмин стала Яшей. Превращение осуществилось единожды и имело регрессивный характер.

Степан же превращался в Стефана при всякой встрече, после чего вновь становился Степаном: такая игра сначала забавляла Яшу, а потом стала для нее незаменимой. Яша наслаждалась этой игрой, как, наверное, Йоко Оно, присылавшая Леннону записки с посланиями «Дыши и помни», «Яоблако», «Смотри на огни до рассвета».

После Ильдара были другиемного, разные, те, что радовали, и те, что огорчали, но беда была в том, что вот это самое «после» сам Ильдар прочувствовать не мог. Он все еще мыслил категорией «во время»  в его, Ильдарово, время. И это самое нечувствование стало для Яшитогда уже Яшинастоящей бедой. Она увидела ревность во всей неприглядной агрессивной отвратительной красе.

Он приходилприходил ежедневно и выдергивал Яшу из ее жизни в свою, Ильдарову, жизнь. Выдергивал жестко, безапелляционно, даже не подразумевая, не задумывая, в мыслях не имея взаимного желания. И жизнь Яши стала существованием.

Она тогда жила уже сама. Ей было девятнадцать. Высшее образование прошло стороной, но не потому, что так захотело само высшее образование, а потому, что так решила сама несостоявшаяся абитуриентка. Ясмин всегда желала стать стилистом-парикмахером и пронесла свое желание сквозь слезы матери и угрюмое сопротивление далекого отца.

Отецвидимо, от удивлениядаже обнаружился однажды на пороге женской обители, ворвался в квартиру с бесцеремонностью потомственного силовика, презрительно обозвал Ясминовы мечтания «куаферством». Потом покричал часа полтора на кухне с бывшей женой, Яшиной мамой, громко накидал в лицо Ясмин десяток специальностей с названиями институтов и университетов и даже с ориентировочными экзаменами, необходимыми для поступления,  в общем, подготовился к встрече. Впрочем, на этом воспитательные функции он посчитал выполненными в полном объеме и вновь скрылся в своем неизведанном, тогда еще таинственном для Яши мужском мире, не забыв бросить через плечо: «Моя дочьволосяная чесала! Позор».